23 февраля Россия в очередной раз отметит День защитника Отечества.
Раньше этот праздник назывался Днем Красной/Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Он был установлен в память о вымышленном событии - "первой победе молодой рабоче-крестьянской армии над кайзеровскими интервентами под Нарвой и Псковом" 90 лет назад.
Сегодня доподлинно известно: никаких побед 23 февраля 1918 года не было.
В начале марта создание Красной Армии поручат Троцкому. 22 апреля отменят выборность командиров, начнутся массовый призыв и мобилизация царских офицеров, станет вводиться суровая дисциплина.
Но все это случится позже. В феврале 1918 года расхристанные остатки русской армии, по выражению историка Андрея Буровского, "были опаснее для собственных командиров, чем для противника".
Ударная часть - отряд балтийских матросов под командой Павла Дыбенко - при первом столкновении с немцами захватил эшелон и бежал до Самары. Ленин на следующий день опубликовал в "Правде" статью о "тяжелом, но необходимом уроке", в которой призвал "учиться военному делу настоящим образом".
Нарву и Псков немцы заняли без боя, вошли бы и в Петроград, если бы захотели.
Тем не менее, уже через год 23 февраля отметили как праздник. Кто из большевистских вождей это придумал, и зачем - неизвестно.
Существовала полуофициальная легенда, будто 23 февраля Троцкий впервые выехал на фронт. Но этого не было.
В середине 1920-х годов Климент Ворошилов публично выразил недоумение по поводу странного праздника. Ему указали, что нечего зря смущать умы. Сказано отмечать 23 февраля - значит, так тому и быть.
Но жизнь порой выкидывает фокусы, до которых не додумается ни один писатель. По удивительному совпадению, 23 февраля 1918 года все-таки произошло событие, достойное места в анналах российской военной истории. Начался "ледяной поход" Добровольческой армии.
Сами того не подозревая, советские люди 70 с лишним лет праздновали день рождения белого движения.
Русская Вандея
26 октября 1917 года донской атаман генерал Каледин в ответ на телеграмму из Петрограда с требованием признать власть Совнаркома заявил о верности Временному правительству, разогнал советы в Области Войска Донского и призвал членов Временного правительства и Предпарламента, а также "всех верных чести и присяге" к себе на Дон.
В Ростов и Новочеркасск устремились офицеры, люди из петербургского и московского "общества", политики, включая Родзянко, Милюкова и Гучкова.
Через несколько дней подоспели генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Лукомский, бежавшие из тюрьмы под Могилевом, куда их посадил Керенский за участие в попытке государственного переворота.
15 ноября генерал Алексеев, бывший во время мировой войны начальником штаба верховного главнокомандующего, то есть высшим военачальником русской армии (главковерхом являлся Николай II) объявил о создании Добровольческой армии для борьбы с большевиками.
27 декабря Алексеев передал командование Лавру Корнилову. Он был штабист, а Корнилов - популярный боевой генерал.
Корнилов и Алексеев рассчитывали на массовый патриотический порыв. По их собственному признанию, они надеялись за считанные дни сформировать по меньшей мере 30-тысячную армию. Но к концу ноября на призыв "ко всем, кто готов спасти Отечество" откликнулись 300 человек, к январю - около трех тысяч. Денег было собрано 400 рублей. Не хватало оружия, патронов, шинелей и сапог.
Каледин чем мог помогал добровольцам, но он был не диктатором, а избранным атаманом. Казаки же не хотели воевать ни с кем, мечтали о самостийности и относились к "золотопогонникам" равнодушно, а то и враждебно.
Совнарком тем временем направил на Дон около 10 тысяч красногвардейцев и солдат Петроградского гарнизона под командой Рудольфа Сиверса. Те охотно отправились устанавливать советскую власть на сытом юге.
29 января Каледин в последний раз собрал заседание войскового правительства, сообщил, что Новочеркасск защищают 147 офицеров, юнкеров и гимназистов, и сложил с себя полномочия. Его принялись уговаривать.
"Кончайте болтать! От болтовни Россия погибла!" - крикнул Каледин, вышел в соседнюю комнату и застрелился.
В ночь на 23 февраля Добровольческая армия двинулась из Ростова на Кубань - по слухам, влияние большевиков там было меньше.
"Мы уходим в степи. Можем вернуться, только если будет милость Божия", - написал брату генерал Алексеев.
Политический план
Самое известное описание тех событий дал Алексей Толстой в романе "18-й год".
"Строго стратегического плана здесь усмотреть нельзя. Добровольческая армия была выпихнута из Ростова, который защищать не могла. В кубанские степи ее гнала буря революции. Но был план политический, оправдавшийся двумя месяцами позднее", - писал он.
На Кубани на 1,4 миллиона казаков приходилось 1,6 миллиона "иногородних", не имевших права владеть землей, на которых делали ставку большевики. Вспышка гражданской войны представлялась неминуемой.
"Стать головой казачества, сев в Екатеринодаре, мобилизовать регулярное казачье войско, отрезать от большевистской России Кавказ, грозненскую и бакинскую нефть, подтвердить верность союзникам - вот каков был на первое время план командования Добровольческой армии", - указывал Толстой.
На Екатеринодар
Есть легенда: как-то белые переходили реку вброд под огнем неприятеля. Когда выходили из воды, одежда схватывалась ледяной коркой. Отсюда и название: Ледяной поход.
Поразительно, но не было умерших от болезней.
Сзади наседали отряды Сиверса. Навстречу катились эшелоны и шли пешие колонны возвращавшихся домой солдат бывшего Кавказского фронта, многие из которых были разагитированы большевиками.
"На что могла рассчитывать Добровольческая армия? - писал Толстой. - На то ли, чтобы кубанские казаки - выходцы с Украины, или черкесы, вспоминавшие древнюю вражду к русским, или застрявшие на богатой Кубани эшелоны кавказской армии вдруг запели вместе с безусыми юнкерами и золотопогонным офицерством: "Так за Корнилова, за Родину, за веру мы грянем дружное "ура"?".
За войсковыми колоннами тащились тяжелые обозы с женщинами и далеко не юными общественными деятелями.
"Оборванная, затравленная, окруженная - как символ гонимой России и русской государственности. На всем необъятном пространстве оставалось только одно место, где открыто развевался национальный трехцветный флаг - это ставка Корнилова", - писал впоследствии Антон Деникин.
Добровольцев спасала только неорганизованность противника.
Широко известно данное Толстым определение "ледяного похода" как "боя армии с ее командным составом".
"Почти всегда силы красных были значительнее, - повествует писатель. - Но они могли драться, могли и отступить без большой беды: в этот первый период войны победа для них не была обязательна. Позиция ли неудачна, или слишком огрызались "кадеты", - ладно, наложим в другой раз, и пропускали Корнилова".
Белые в плен не сдавались и не брали.
"Скоро вы будете посланы в бой. В этих боях вам придется быть беспощадными. Мы не можем брать пленных, и я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я беру на себя!" - заявил Корнилов еще в декабре 1917 года.
Всех раненых везли с собой. "Армия должна до последнего человека умереть, защищия своих раненых, - говорил Корнилов. - Иначе это не армия, а жалкий сброд".
10 апреля произошло радостное для белых событие. К ним присоединился трехтысячный отряд добровольцев из верхушки кубанских казаков и интеллигенции под командой генерала Покровского.
Вместе с хорошей новостью пришла плохая: цель похода, Екатеринодар, несколькими днями раньше был занят красными.
В истории войн редко случалось, чтобы шесть тысяч человек бросались на город, в котором обороняются 20 тысяч. У некоторых военачальников родилась мысль пробиваться через астраханские степи в Сибирь. Но Корнилов настоял на штурме.
"Нет другого выхода. Если не возьмем Екатеринодар, мне останется пустить себе пулю в лоб", - сказал он.
Три дня белые ходили на приступ. Последний штурм был назначен на 14 апреля. За сутки до этого в наблюдательный пункт Корнилова попал снаряд.
Принявший командование Деникин снова увел остатки армии в степь.
Одним из первых его распоряжений стала отмена приказа Корнилова о расстреле пленных. Правда, соблюдалось оно далеко не всегда.
"Подвиги" Сиверса
Спасение к белым пришло оттуда, откуда они и ждать-то его не могли.
Оставшись хозяином на Дону, Сиверс первым делом расстрелял две тысячи казачьих офицеров - ветеранов первой мировой войны. Перебили семьи добровольцев, не ушедшие в поход с мужьями, и даже невест юнкеров - за время пребывания на Дону некоторые из них присмотрели себе местных девушек.
Начались реквизиции хлеба. По станицам прокатилась волна грабежей, изнасилований и убийств священников. Потом вышел приказ сдать оружие - это на Дону-то!
10 апреля, за три дня до гибели Корнилова, казаки восстали.
Немцы к этому времени заняли Донбасс, отрезав красным самый удобный путь на Дон и Кубань.
В результате добровольцы вернулись уже на другой Дон.
14 мая в станицу Мечетинскую вошли пять тысяч белых. Они привезли с собой 1,5 тысячи раненых. В боях с начала "ледового похода" погибли около 400 человек.
По воспоминаниям одного из участников похода, "из Ростова вышли партизанские отряды, вернулось на Дон крепкое ядро армии".
"Корниловский поход не удался. Казалось - будущему историку понадобится всего несколько слов, чтобы упомянуть о нем, - подвел итог Толстой. - На самом деле "ледяной поход" имел чрезвычайное значение. Белые нашли в нем впервые свой язык, свою легенду - все, вплоть до новоучрежденного ордена, изображающего на георгиевской ленте меч и терновый венец".