Чем различаются два государства – США и Афганистан?
Одно – дикое, варварское государство,
управляемое шайкой террористов, населенное кровожадными ублюдками
с полным отсутствием морали, готовое убивать своих
противников в любой точке земного шара за то,
что их мнение незначительно отличается...
А другое – небольшая горная страна в Центральной Азии...

Анекдот, осень 2001 г.

СИТУАЦИЯ НАКАЛЯЕТСЯ

Ситуация в Афганистане после вторжения США всегда освещалась средствами массовой информации весьма скудно. Момент начала антитеррористической операции осенью 2001 г. был отмечен некоторым всплеском интереса и мрачными прогнозами грядущего поражения Штатов в борьбе с афганскими партизанами. Но Кабул был очень быстро взят войсками Северного Альянса, талибы не оказывали сопротивления, потери американцев были ничтожно малы. Начал работу созданный в ноябре 2001 г. Временный кабинет Х. Карзая, а антитеррористическая коалиция начала неспешные поиски Усамы бин Ладена, присутствие которого в Афганистане и стало поводом для вторжения и свержения режима талибов. Жесткого сопротивления и партизанской войны аналитики так и не дождались, а потом война в Ираке полностью затмила для мирового сообщества события в Афганистане.

Но в последние месяцы обстановка начала меняться. В новостных лентах постоянно появляются сообщения о взятии заложников с требованием вывода войск какой-либо конкретной страны, о подрывах террористов-смертников, ответственность за которые берут на себя либо талибы, либо «Аль-Каида»; участились сообщения о новых потерях контингента ISAF (Международных сил по поддержанию безопасности). Есть новости и о структурных переменах, новых назначениях в рядах афганских исламистов. Это свидетельствует, по мнению экспертов, о «смене тактики» талибов. Сейчас они применяют методы, апробированные в Палестине и Ираке, нацеленные на изменение общественного мнения и увеличение военных расходов стран коалиции, что должно привести к выводу войск.

Все эти перемены имеют серьезные причины, которые связаны и с современным международным статусом Афганистана, и с внутренними проблемами, и со стратегией и тактикой соседей Афганистана и надрегиональных сил. В российской прессе поиск этих причин не выходит за пределы коварных планов международной террористической сети «Аль-Каиды»; те же мотивы доминируют в западных СМИ. Но вот арабские аналитики предлагают объяснение более глубокое и оригинальное, которое может в ближайшем будущем взято на вооружение влиятельными силами мировой политики. Они дали жизнь термину «дуга изгоев», в которую объединили Афганистан, Иран, Ирак, Турцию, Сирию и Ливан, а также шиитов КСА и стран Залива, в первую очередь, Бахрейна. Реально речь идет о территориях, по тем или иным причинам геополитически тяготеющих к Ирану как к региональному лидеру. В СМИ стран с суннитским большинством нередко появляются статьи, демонизирующие Исламскую республику, вплоть до утверждений об американской интервенции в Афганистан и Ирак и нынешних выступлений исламистов как следствий хитрой иранской многоходовой комбинации. Насколько обоснованы эти конспирологические гипотезы и что реально происходит в Афганистане?

ВСЕМИРНЫЙ ЦЕНТР ПРОИЗВОДСТВА ОПИАТОВ

Политические перестановки, проекты восстановления хозяйства, борьба этнических группировок за власть и даже развитие террористической сети – это второстепенные процессы. Главным итогом исторического развития Афганистана после 2001 г. стало превращение этой небольшой горной страны в мировой центр производства опийных наркотиков. И уже этот бесспорный факт является основанием для некоторых выводов.

Основные данные о месте современного Афганистана в мировом наркобизнесе уже приводились на RPMonitor. Но надо акцентировать внимание на некоторых моментах. Приведенные там графики из отчета Департамента ООН по борьбе с наркотиками и преступностью за 2007 г. ясно показывают, что выражение «золотой полумесяц», которое появилось более тридцати лет назад и до сих пор используется западными и российскими СМИ по отношению к Афганистану, Ирану и Пакистану, сейчас мало соответствует действительности. Аналогия с «золотым треугольником» (Бирма – Мьянма, Лаос, Таиланд), обеспечивавшим весь мир опиатами большую часть второй половины ХХ века, здесь совершенно неуместна. До исламской революции 1979 г. Иран «специализировался» на транзите афганских наркотиков в Европу и на Ближний Восток, а также имел свои опийные поля. Но в настоящее время абсолютным мировым лидером производства наркотиков является Афганистан, а ИРИ и Пакистан тратят огромные ресурсы на то, чтобы остановить потоки смертоносного груза из соседней страны (в горных районах Пакистана выращивается опийный мак, но в сотни раз меньше, чем в Афганистане). Иранская же граница с Афганистаном сейчас оборудована так, что ее незаконное пересечение практически невозможно, а торговцев наркотиками здесь ждет смертная казнь.

Популярное утверждение о главной роли «несостоявшегося государства» талибов в расцвете производства опийного мака не совсем верно. По данным ООН, в 1990 г. посевные площади в Афганистане были значительно меньше, чем в Бирме, однако продукции производилось примерно равное количество. Далее последовал медленный рост посевных площадей в Афганистане, сопоставимый с динамикой предыдущих лет.

В 2001 г. наблюдался объяснимый спад, связанный с вторжением США. А потом год от года производство наркотиков увеличивалось очень быстрыми темпами, сопровождаясь увеличением посевов. И в 2006 г. под опийный мак было занято в 2 раза больше земель, чем в 1999 г. и в 4 раза больше, чем в 1990 г. Это происходит на фоне резкого сокращения производства опия в Мьянме, причем Афганистан не только занимает освободившуюся нишу, но и увеличивает объемы мирового производства опия, составляя в нем 82%.

Самую большую нагрузку принимают на себя соседние страны. Больше всего конфискаций происходит в Иране (68% всех конфискаций опиатов в 2005 г.), Пакистане (2%), Китае (менее 2%).

Скромные цифры Таджикистана и России (около 0,5% вместе) не должны удивлять – они свидетельствуют скорее о неразработанности системы противодействия контрабанде. По оценке ООН, в транзитной зоне Афганистан–Россия не изъятым остается более 91% героина. Следствием такого невнимания к проблеме в Российской Федерации стала очень высокая доля наркоманов, зависимых от опиатов: 2% от всего населения 15-64 лет, в отличие от 0,2% в Китае и 0,7% в Пакистане. Свежих официальных данных по Ирану нет, но еще в 1999 г. этот показатель равнялся 2,8%.

Борьба с наркотрафиком отнимает у Ирана огромное количество средств и сил. На границе с Афганистаном сосредоточены внушительные подразделения иранских вооруженных сил, с лета 2002 г. были сформированы специальные пограничные бригады, появились дополнительные заставы. В столкновениях с вооруженной охраной опиумных караванов постоянно гибнут представители сил охраны порядка и армии ИРИ. Кроме того, Иран пытается бороться с наркотрафиком на афганской территории – путем мер по замещению посевов опийного мака другими сельскохозяйственными культурами. Но доходность от выращивания этого растения на порядок выше, чем любой другой сельскохозяйственной культуры, а на территории Афганистана производителям мака практически ничего не угрожает. Поэтому результат этой акции Ирана оказался прямо противоположным ожиданиям – если в 2003 г. в западных провинциях опийный мак практически не культивировался, то в 2006 г. производство этой культуры существует во всех пограничных с Ираном районах, а в Нимрузе его уровень уже оценивается экспертами ООН как высокий.

КОМУ ЭТОГО ВЫГОДНО?

Возникает закономерный вопрос: qui bene? Ясно, что Иран из списка приобретателей выгоды исключается.

Если совершить небольшой экскурс в историю героинового бизнеса в Азии, то можно обнаружить некоторые аналогии ситуации в Афганистане. Крестьяне Бирмы, Лаоса и Таиланда начали выращивать опий еще в конце XVIII в., а организаторами производства была британская Ост-Индская компания, которая с помощью контрабанды наркотика «открывала» для британской торговли Китай, проводивший тогда политику жесткого изоляционизма. Наркомания захлестнула Поднебесную; опиекурильщиком был даже император Ичжу (1851–1861). Попытки правительства слабеющей Цинской империи остановить контрабанду привели к знаменитым опиумным войнам, которые вкупе с экономическим кризисом и крестьянскими восстаниями привели Китай в состояние полной разрухи.

Следующий взлет наркобизнес «Золотого треугольника» переживал в 1950–1970-е гг., когда обосновавшиеся в Таиланде и Бирме китайские эмигранты – гоминьдановцы и бирманские сепаратисты под покровительством ЦРУ наладили широкомасштабное производство и торговлю опиатами. С помощью этих мер США надеялись дестабилизировать положение в коммунистическом Китае и усилить свое влияние в этом стратегически важном регионе. Лишь в последнее время, при поддержке Китая и Индии, правительству Мьянмы (Бирмы) удалось практически ликвидировать очаги производства наркотиков. После этого Мьянма попала в «черные списки» американских СМИ, а мировое лидерство в этой сфере перешло к Афганистану. И это действительно связано с Исламской республикой Иран, но совершенно с другой стороны, нежели полагают аналитики несостоявшегося «суннитского блока» по разделу Ирака.

В течение всех двух с половиной веков афганской государственности влияние Ирана на политику, экономику и культуру этой страны было очень большим. Это обусловлено геополитическим фактором. Элита Афганистана всегда считала себя частью персидской имперской культуры, язык дари преобладал в делопроизводстве. Но в Иране и на политическом, и на бытовом уровне преобладает снисходительное отношение к афганцам как к малокультурным «бедным родственникам из глухой деревни». Это всегда давало афганской верхушке основания опасаться имперских амбиций «старшего брата» и стараться лавировать между интересами Ирана и другого влиятельного соседа – Пакистана.

В шахские времена Иран не стремился вмешиваться в афганские дела. Ситуация изменилась после 1979 г., когда Тегеран начал рассматривать соседнее государство как благодатную почву для экспорта идеалов исламской революции. Во время операции Советского Союза в Афганистане Иран вместе с США и Пакистаном поддерживал моджахедов. Но после прихода к власти движения «Талибан», которое финансировалось и направлялось из Пакистана, Иран стал помогать антиталибским силам, которые были представлены ираноязычными таджиками и хазарейцами. Особенно существенная материальная и военная помощь оказывалась Северному Альянсу, который эффективно сопротивлялся Талибану.

Враждебные отношения с США были причиной того, что ИРИ не стала поддерживать «антитеррористическую коалицию» в интервенции на афганскую территорию. Конечно, Иран только выигрывал от действий Штатов и их союзников: американцам не на кого было опереться в Афганистане, кроме проиранских сил.

Ради освобождения соседней страны от власти талибов Иран, по некоторым данным, во время военной операции активно делился разведывательной информацией с США, а потом поддержал создание Временной администрации во главе с Х. Карзаем. Тогда иранское правительство в полной мере постаралось использовать образовавшийся вакуум власти для расширения своего влияния в Афганистане. В перспективе же Тегеран видел соседнее государство под властью хазарейцев и панджширцев и потому поддерживал лидеров, оппозиционных Карзаю, в первую очередь, губернатора Герата Исмаил Хана (сейчас этот политический деятель является министром энергетики и водных ресурсов Афганистана). Экономическая помощь, которую Иран оказывает Афганистану, направлялась (и направляется ныне) в западные районы страны: Герат, Фарах и Нимруз. С этими же районами развивается и сотрудничество в рамках бизнес-проектов.

Но о том, что Иран руководит процессами или хотя бы сумел направить ситуацию в Афганистане в выгодное для себя русло, говорить не приходится. Экономическая интеграция далеко не продвинулась: ИРИ не входит в число основных партнеров Афганистана по экспорту и импорту. Ведущие роли играют там ее стратегические противники – США и Пакистан.

Союзник Ирана, стремившийся к автономии от Кабула, Исмаил Хан путем титанических усилий, которые включали и заманчивые карьерные предложения, и теракты против бывшего полевого командира и его родственников, был отстранен от управления Гератом и согласился на министерский пост в правительстве Карзая.

Помощь в сфере образования и культуры воспринимается западными советниками афганского правительства как идеологическая диверсия и пресекается порой самым варварским способом. Так, несколько лет назад в пограничной с Ираном провинции Нимруз школьные учебники, присланные в качестве гуманитарной помощи, были изъяты и заменены пакистанскими учебниками на урду – официальном языке Пакистана, который в западном Афганистане не распространен.

Но все это сущие пустяки по сравнению с главной проблемой – из «возрожденного» Афганистана на ИРИ с новой силой хлынул поток наркотиков.

США ПЕРЕД ЛИЦОМ «АФГАНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ»

Очевидно, что одной из целей американского вторжения в Афганистан, а потом в Ирак было решение «иранской проблемы» – путем создания постоянной военной угрозы по меньшей мере с трех сторон (Ирак, Афганистан, Персидский залив), а также обеспечения международной изоляции Ирана (здесь главным козырем должна была стать ядерная программа Тегерана). Предполагалось, что все это расшатает режим изнутри, и вместо рахбара аятоллы Хаменеи во главе страны вновь встанет дружественный Штатам шах. Об этой опасности иранские аналитики говорили еще в 2002 г., когда вторжение в Ирак было лишь в проекте, а центры иранской эмиграции заметно оживились в своей критике режима, к которой подключился и сын покойного Мохаммада Реза-шаха Пехлеви.

Важной частью этой программы было содействие в превращении Афганистана в мировой центр производства наркотиков. Тем более что США уже располагали подобным опытом в отношении стран «золотого треугольника» и знали, что в стране, где выращивание подобных культур стало традиционным, уровень общественного развития балансирует между первобытностью и средневековьем, а 75% рациона граждан составляют хлебные лепешки, достаточно будет просто не мешать. Видимо, расчет был на то, что и раньше, особенно до исламской революции, на территории Ирана существовали незаконные плантации опийного мака и производились опиаты, сырье для которых поставлялось из Афганистана. Возникновение крупных преступных центров, эпидемия наркомании должны были способствовать падению нынешней правящей верхушки Ирана.

Но вот прошло почти шесть лет, а во главе Ирана по-прежнему аятолла Хаменеи, исполнительную власть возглавляет уже не «либеральный» Хатами, а пламенный Ахмадинеджад, вместе с президентом Венесуэлы Уго Чавесом возродивший Движение неприсоединения и формально возглавивший новый антиамериканский блок. Ежегодный рост иранской экономики в 4,3% (2006 г.) свидетельствует, что экономическая изоляция тоже не состоялась.

Зато Афганистан превратился в крупнейшую наркодержаву современности, стал первым в мировой истории чудовищным квазигосударством, где доходы от экспорта наркотиков в соседние страны составляют 46% ВВП, а с производством опиатов связано, по разным оценкам, от 65% до 85% экономики страны, где банки кредитуют население под будущие урожаи мака, а высшие чиновники рассказывают об экономическом росте, включая в статистику данные по опийным плантациям. И страдает от этого не только Иран, но и стратегический партнер Штатов в регионе – Пакистан, а также Китай, Европейский Союз, РФ и страны СНГ (судя по динамике распространения наркомании, именно Россию ожидают самые страшные последствия). Для самих Штатов опасности нет. Структура мирового рынка наркотиков такова, что Америке в целом афганский опиум и его производные не угрожают. В Северной Америке опиаты составляют около 6% рынка (и их количество снижается), основная масса приходится на наркотики кокаинового типа, амфетамины и каннабис, занимающие примерно равные доли. На опиатах «сидит» Евразия (58% потребляемых наркотиков в Европе и 62% в Азии).

Сохранение этой ситуации грозит США потерей союзников в регионе и трансформацией антитеррористической коалиции, в которой Штаты уже не будут играть доминирующей роли, скорее – наоборот. Это в интересах практически всех остальных участников коалиции. (О выводе иностранного контингента не может быть речи: решить афганскую проблему сейчас можно только силой.) Однако вряд ли амбиции руководства несостоявшегося «империума» позволят этому случиться.

С другой стороны, для сохранения даже нынешнего статуса в Афганистане руководству Штатов потребуется решить проблему «наркозависимости» экономики этой страны. Это требует огромных расходов, которые в нынешней ситуации не получат одобрения в Конгрессе, и человеческих жертв ради эфемерного благополучия маленькой горной страны на краю света, что не найдет понимания в американском обществе

ПАКИСТАН И ПУШТУНСКИЙ ВОПРОС

Второй сложный вопрос для американской администрации – это «проблема Пуштунистана», уходящая корнями в колониальную эпоху конца XIX в., когда британские власти провели границу между Афганистаном и Британской Индией по «линии Дюранда», разделившей пуштунские племена на две равные части. И когда в 1947 г. стоял вопрос о принятии нового независимого государства – Пакистана в ООН, Афганистан единственный голосовал против, в связи с пуштунской проблемой, и не признал границы с Пакистаном.

Впоследствии официальный Кабул всегда поддерживал сепаратизм пуштунский племен и идею независимого Пуштунистана, а Исламабад отвечал помощью афганской оппозиции. Именно с этим фактором связана такая активная поддержка Пакистаном моджахедов против правительства Бабрака Кармаля. Поскольку эта линия совпадала с курсом США, западными странами с 1979 г. Исламабаду давалась «зеленая улица» во всех стратегических вопросах. По объему получаемых субсидий США Пакистан стал четвертым в мире, после Израиля, Египта и Турции. Военная и экономическая помощь, щедрые ссуды и выгодные кредиты посыпались на Пакистан не только из США, но и от нефтяных монархий Залива, отношения с которыми значительно увеличили вес страны в исламском мире. Вполне логично, что новый статус, финансовые и военно-технические возможности в итоге позволили Пакистану в конце 1990-х гг. стать первой мусульманской страной – обладательницей ядерного оружия.

Но в 1990 г. стало совершенно очевидно, что невозможно создание какого-либо стабильного правительства, которое будет контролировать всю территорию страны и решит пуштунскую проблему. США прекратили военную и ощутимо снизили экономическую помощь Пакистану, а через «линию Дюранда» текли потоки беженцев, требовавших содержания, и наркотиков. Все это заставило пакистанские власти срочно принимать меры. Так появилось новое движение, основу которого составили афганские беженцы – ученики религиозных школ Пакистана (талибы), среди которых было немало пакистанских военных и сотрудников спецслужб. Естественно, Пакистан в 1997 г. официально признал правительство талибов, но, кроме Саудовской Аравии и ОАЭ, никто за ним не последовал: слишком радикальный фундаментализм и экстремизм не делали этот режим привлекательным для мирового сообщества и его единоличного «халифа на час» – Соединенных Штатов. Однако успехи талибов в Афганистане и фактически открытая граница между странами привели к усилению исламистов в самом Пакистане и к военному перевороту 1999 г., в результате которого к власти пришел нынешний лидер П. Мушарраф.

Талибы тем временем становились все более самостоятельными. К рубежу тысячелетий на них большее влияние оказывал не официальный Пакистан, а силы международного исламизма. В ходе перманентного афганского джихада последних десятилетий в Афганистане сформировалась и развивается сила, которую сейчас принято называть «международным терроризмом». Она возникла на основе «арабских афганцев» – добровольцев из арабских стран, приехавших в свое время воевать против Советского Союза. По подсчетам экспертов, за годы афганской операции СССР в этой горной стране побывали сотни тысяч добровольцев, которые стали там профессиональными боевиками. В середине 1990-х гг., уже после победы талибов, в Афганистане оставалось около 14 тысяч иностранных боевиков, которым тогда в среднем было по 20 лет и которые проходили учебу лишь в военных лагерях и религиозных центрах. Именно «арабские афганцы» составляют ядро международной сети «Аль-Каида» во главе с неуловимым Усамой бин Ладеном.

Попытки Исламабада заставить талибов пресечь потоки боевиков и наркотиков через афгано-пакистанскую границу ни к чему не приводили. Многочисленные требования избавиться хотя бы от бин Ладена игнорировались. Но самое главное, талибы выступали как пуштунские националисты и совершенно не собирались признавать линию Дюранда в качестве государственной границы.

Талибы сами обрубили все нити поиска союзников в международном сообществе. Так и не начавшись, были окончательно испорчены отношения с Китаем, который обратился с просьбой не укрывать на территории Афганистана и не обучать в военных лагерях сепаратистов – уйгуров. Когда в декабре 2000 г. было введено военное эмбарго против Афганистана, талибы вообще отказались от любых контактов с ООН.

Все эти проблемы поставили правительство Пакистана в тупик: сотрудничество с талибами становилось крайне невыгодным и с экономической, и с политической точки зрения. Но совсем прекратить поддержку значило испортить отношения с воинственным 15-процентным пуштунским меньшинством внутри страны. Поэтому создание антитеррористической коалиции, которое последовало за событиями 11 сентября 2001 г., оказалось для Пакистана весьма кстати – в отличие от Ирана, опасаться Исламабаду со стороны «империума» было нечего. Штаты не планировали в дальнейшем портить отношения с ценным союзником, само существование которого не дает Индии сосредоточиться на «сверхдержавных» проектах.

В результате сложилась ситуация, когда большинство сил на мировой и региональной политической арене было заинтересовано в падении талибов, а оставшаяся часть серьезных игроков отнеслась к этому равнодушно.

ВМЕСТО ХАМЕНЕИ ЗАШАТАЛСЯ МУШАРРАФ

Но взгляды на дальнейшую судьбу Афганистана у США, Ирана и Пакистана был совершенно различны.

Для Ирана целью стало усиление влияния в западных провинциях, в комплексе с поддержкой этнически близких таджиков и хазарейцев, курсом на федерализацию Афганистана. Дальнейшая судьба пуштунских территорий для Ирана не принципиальна, главное – чтобы они не являлись источником нестабильности.

В пакистано-афганских отношениях основа иная. Добиться решения пограничного вопроса Исламабад может только с широким коалиционным правительством, влияние которого распространяется на всю территорию страны, прежде всего, на пуштунские земли.

Но и Пакистан, и Иран заинтересованы в восстановлении некриминальной экономики Афганистана и национальной, не компрадорской администрации, с которой можно вести диалог, не опасаясь, что ее решения могут быть внезапно пересмотрены в результате вмешательства «метрополии».

Соединенные Штаты изначально восстановление страны и создание работоспособных государственных структур интересовало ровно настолько, насколько это помогало обеспечить реализацию дальнейших планов по установлению контроля над Ираном и прямого закрепления в регионе. В рамках этого проекта объединение Афганистана под властью единого национального правительства не предусматривалось. Ведь в условиях, когда коалиционные силы практически ничего не контролируют, а существенное увеличение контингента невозможно, любой состав правительства, имеющего реальную власть, найдет ресурсы для выдавливания непрошенных гостей, а соседние государства окажут посильную помощь. Тем более что живой интерес к Афганистану проявляют Китай и Индия.

Но получилось несколько иначе. Проблема героинового квазигосударства, которое раздражает почти всех тяжеловесов мировой политики, – это лишь часть того практически безвыходного положения, к которому привела США внешняя политика республиканцев.

То, что Штаты планировали увидеть в Иране, сейчас начинает происходить в стане их стратегического партнера – Пакистана. Страна находится на грани системного кризиса, в который ее может ввергнуть афганская проблема. Невозможность установления контроля над пограничной территорией привела к тому, что сейчас в Пакистане проживает около 3 миллионов афганских беженцев.

Пакистан по всем показателям страна значительно более бедная, чем Иран. Но главное его отличие – это обладание ядерным оружием. Ситуация вокруг Афганистана привела к тому, что пакистанское правительство вынуждено нести огромные дополнительные расходы, хотя эти средства гораздо актуальнее были бы в решении внутренних социально-экономических проблем. В результате еще недавно незыблемая власть Мушаррафа изрядно покачнулась, поддержка населения переходит к оппозиции, в том числе и к исламистам. И даже если генералу удастся тактически урегулировать вопрос и удержаться у власти, например, путем коалиции с Б. Бхутто, это будет паллиатив. Перспектива гражданской войны в Пакистане оценивается сейчас как вполне реальная. Проблема в целом будет только усугубляться, пока существует Афганистан в его нынешнем состоянии. А смута в ядерной державе, к тому же страдающей от перенаселения (в Пакистане больше жителей, чем в РФ) и окруженной сильными государствами, может привести к весьма мрачным последствиям.

И если учесть положение в Ираке, тупик, в который себя загнали Соединенные Штаты на Ближнем и Среднем Востоке, приобретает мировые масштабы. Выхода из него может быть только два. Усилия американской дипломатии последних недель в Пакистане, двусторонние встречи представителей США и Ирана по иракской проблеме свидетельствуют о том, что пока Америка идет по пути переговоров.

Источник