Международная правозащитная организация Human Rights Watch обнародовала доклад, посвященный нарушению прав женщин в Чечне. Правозащитники возмущены ростом безнаказанного насилия по отношению к женщинам и настойчивыми попытками чеченских властей заставить их носить платки. Конфликт между кавказской архаикой и российским правом пытался осмыслить обозреватель «МН».
Петербурженка Екатерина Сокирянская студенткой приехала на Кавказ и осталась там на шесть лет — в войну помогала беженцам, а как только в разрушенном Грозненском университете возобновились занятия, стала читать там социологию и политологию. В один прекрасный день на входе в учебный корпус ей предложили надеть платок. Ее доводы, что она не мусульманка и даже не чеченка, действия не возымели. На работу Екатерину не пустили. Ей пришлось уволиться.
Женщины в Чечне не имеют права появляться без платка в общественных местах. Для России, к сожалению, привычны многие формы дискриминации и насилия по отношению к женщине. Но женщин, не носящих платок, как правило, не обстреливают на улицах пейнтбольной краской, не убивают за любовные связи до брака и не выдают замуж без их согласия. В Чечне все это делается, причем с одобрения властей, уверены правозащитники.
Высоконравственный пейнтбол
В центре внимания правозащитников — прошлогодний эпизод с пейнтбольной стрельбой по жительницам Грозного, не соблюдавшим «исламский дресс-код». Исследователь Human Rights Watch по России Татьяна Локшина интервьюировала более 30 пострадавших. Общее их число она оценивает примерно в 60 человек.
Три самые храбрые барышни обратились с заявлениями в милицию, но в возбуждении уголовных дел им отказали. Осенью прошлого года прокуратура республики отменила отказы, потребовала дополнительной проверки и возбуждения уголовного дела по факту хулиганства. Но все пострадавшие в один голос утверждали, что стреляли по ним те, кого принято называть кадыровцами — формально российские милиционеры, а фактически бойцы личной гвардии главы республики Рамзана Кадырова. Ни одно дело до сих пор не возбуждено.
Скромность дороже жизни
Сам Кадыров не увидел проблемы в случившемся: он заявил, что власти республики к обстрелу отношения не имеют, но наградил бы стрелявших, если бы их нашли. «Многие женщины разгуливают по Грозному с непокрытой головой, — сказал он позднее в интервью Newsweek. — Если бы мы стали бить их или стрелять, они бы так не поступали». Глава республики постоянно подчеркивает, что «женщина должна знать свое место» и помнить о скромности. Примерно то же представители чеченской власти говорили и после предполагаемых «убийств чести» (когда смертью «наказывают» за внебрачные связи). Проблема, по их мнению, не в самих убийствах, а в «нескромном» поведении жертв.
По своим законам
«Законы республики строго соответствуют федеральным, все нормативные акты, которые принял и собирается принять чеченский парламент, проходят проверку на соответствие федеральному законодательству», — говорит один из депутатов республиканского законодательного собрания. Правозащитники считают, что российское право в Чечне если и действует, то избирательно: для того чтобы переодеть женщин в исламскую «форму», власти не требуется принимать законы.
«В 2006 году Рамзан Кадыров, еще не будучи президентом Чечни (тогда ему было 29 лет. — Ред.), сказал, что мобильные телефоны вредят моральному облику чеченских женщин, потому что дают возможность общаться с любовниками и назначать свидания, — рассказывает Татьяна Локшина. — Сразу же после этого на улицах у женщин стали силой отбирать мобильники. В 2007 году мгновенно был введен запрет появляться без платка в публичных учреждениях».
На грозненских улицах женщины с непокрытой головой встречаются, хотя и редко. Грозный — единственный в России город, где алкоголь можно купить только с восьми до десяти часов утра. Пить спиртное, скажем, в кафе, нельзя вообще. С одной стороны, вроде неплохо, если в Чечне борются с пьянством, а строгость предписаний не компенсируется необязательностью их исполнения. Но эти предписания часто не соответствуют российскому законодательству. Ограничение продажи алкоголя формально укладывается в пределы усмотрения региональных властей: в Москве, например, оно тоже действует с десяти вечера до десяти утра. Но в Москве считаются незаконными насильственные браки, многоженство и принуждение ходить в какой-либо определенной одежде.
Пиксели средневековья
Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров говорил автору этих строк, что традиционный ислам и ислам, «импортированный» из-за границы, который нередко становится знаменем для боевиков, — как два телевизора: свой — черно-белый, чужой — цветной. Чтобы привлечь молодежь, черно-белый телевизор приходится переделывать в цветной, и в Грозном скромно признают, что «несколько пикселей уже раскрасили». Правозащитники собрали свидетельства того, как теперь чеченский ислам «раскрашивает» привычную жизнь.
В августе 2010 года в центре Грозного 44-летняя Хеда увидела, как семь или восемь вооруженных бородачей в черной форме тащат молодую девушку к мусорному контейнеру. 19-летняя девушка была с длинными распущенными волосами и в длинном, но облегающем платье. Девушка истерически кричала и пыталась вырваться, но мужчины говорили ей, что она выглядит как проститутка и место ей на помойке. Превозмогая страх, Хеда вступилась за девушку, вцепилась в нее и стала кричать: «Что вы делаете? Отпустите ее!» Хеду пытались прогнать, но она не сдавалась, и в итоге мужчины отступили.
«Платок действительно часть чеченской традиции, — соглашается глава правозащитного комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. — Но до последнего времени в Чечне считалось вполне достаточным, если женщина носила «полоску» — свернутый платок, который не закрывает прическу. Чеченская традиция всегда была деликатна: посторонний мужчина ни в коем случае не имел права сделать женщине замечание — передать его можно было только через обращение к ее старшим родственникам. А сейчас в рабочий кабинет серьезного чиновника, женщины в возрасте, в любой момент заскакивает вооруженный детина, который годится ей если не во внуки, то точно в сыновья, и начинает проверять, как одета она сама и ее посетители. Это ежедневное унижение, Чечня загнана в средневековье».
Ганнушкина считает, что даже прошлогодний запрет Рамзана Кадырова на похищение невест ухудшил положение жителей республики: сразу же после введения запрета был искалечен жених, умыкнувший девушку с ее согласия. «Умыкание было частью традиции, — говорит правозащитница. — После этого семья жениха засылала сватов в дом невесты, и если там им говорили «нет», женщину безоговорочно возвращали. Сейчас, если кому-то из приближенных к власти приглянулась девушка, отказ невозможен. Люди боятся за себя и родственников, и это страх совсем иного рода, чем тот, что возникал, когда на них сыпались бомбы». Насильственные браки стали в Чечне такой же распространенной практикой, как многоженство, которое официально запрещается российским семейным законодательством, но поощряется властями Чечни.
Развод по шариату
«Де-факто многие вещи на Кавказе регулируются шариатом, — признает один из ведущих российских исламоведов, член совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко. — Многоженство не самая сложная коллизия между шариатом и российским законом. Есть, например, вопросы собственности и наследования, и очень вероятно, что для их решения придется рано или поздно согласиться с частичным введением шариата на Северном Кавказе».
Иностранные наблюдатели уже сейчас обеспокоены тем, что элементы шариата входят в практику чеченских судов, являющихся частью федеральной судебной системы. Докладчик Парламентской ассамблеи Совета Европы по Северному Кавказу Дик Марти назвал недопустимой ситуацию, когда после смерти мужа его родственники с согласия суда отбирают у вдовы всех детей старше 12 лет и все имущество. Примерно такими же последствиями для женщины грозит в Чечне развод.
Правозащитники считают, что федеральный центр совершенно напрасно оставляет без внимания эти происходящие на глазах радикальные изменения. «Не бывает, чтобы в одной части страны федеральный закон можно было безнаказанно нарушать, а в других частях он бы соблюдался, — говорит Рейчел Денбер, исполнительный директор отдела Европы и Центральной Азии Human Rights Watch. И уточняет свою позицию: — Мы не за платки и не против платков. Мы за то, чтобы женщина сама решала, носить его или нет».
Петербурженка Екатерина Сокирянская студенткой приехала на Кавказ и осталась там на шесть лет — в войну помогала беженцам, а как только в разрушенном Грозненском университете возобновились занятия, стала читать там социологию и политологию. В один прекрасный день на входе в учебный корпус ей предложили надеть платок. Ее доводы, что она не мусульманка и даже не чеченка, действия не возымели. На работу Екатерину не пустили. Ей пришлось уволиться.
Женщины в Чечне не имеют права появляться без платка в общественных местах. Для России, к сожалению, привычны многие формы дискриминации и насилия по отношению к женщине. Но женщин, не носящих платок, как правило, не обстреливают на улицах пейнтбольной краской, не убивают за любовные связи до брака и не выдают замуж без их согласия. В Чечне все это делается, причем с одобрения властей, уверены правозащитники.
Высоконравственный пейнтбол
В центре внимания правозащитников — прошлогодний эпизод с пейнтбольной стрельбой по жительницам Грозного, не соблюдавшим «исламский дресс-код». Исследователь Human Rights Watch по России Татьяна Локшина интервьюировала более 30 пострадавших. Общее их число она оценивает примерно в 60 человек.
Три самые храбрые барышни обратились с заявлениями в милицию, но в возбуждении уголовных дел им отказали. Осенью прошлого года прокуратура республики отменила отказы, потребовала дополнительной проверки и возбуждения уголовного дела по факту хулиганства. Но все пострадавшие в один голос утверждали, что стреляли по ним те, кого принято называть кадыровцами — формально российские милиционеры, а фактически бойцы личной гвардии главы республики Рамзана Кадырова. Ни одно дело до сих пор не возбуждено.
Скромность дороже жизни
Сам Кадыров не увидел проблемы в случившемся: он заявил, что власти республики к обстрелу отношения не имеют, но наградил бы стрелявших, если бы их нашли. «Многие женщины разгуливают по Грозному с непокрытой головой, — сказал он позднее в интервью Newsweek. — Если бы мы стали бить их или стрелять, они бы так не поступали». Глава республики постоянно подчеркивает, что «женщина должна знать свое место» и помнить о скромности. Примерно то же представители чеченской власти говорили и после предполагаемых «убийств чести» (когда смертью «наказывают» за внебрачные связи). Проблема, по их мнению, не в самих убийствах, а в «нескромном» поведении жертв.
По своим законам
«Законы республики строго соответствуют федеральным, все нормативные акты, которые принял и собирается принять чеченский парламент, проходят проверку на соответствие федеральному законодательству», — говорит один из депутатов республиканского законодательного собрания. Правозащитники считают, что российское право в Чечне если и действует, то избирательно: для того чтобы переодеть женщин в исламскую «форму», власти не требуется принимать законы.
«В 2006 году Рамзан Кадыров, еще не будучи президентом Чечни (тогда ему было 29 лет. — Ред.), сказал, что мобильные телефоны вредят моральному облику чеченских женщин, потому что дают возможность общаться с любовниками и назначать свидания, — рассказывает Татьяна Локшина. — Сразу же после этого на улицах у женщин стали силой отбирать мобильники. В 2007 году мгновенно был введен запрет появляться без платка в публичных учреждениях».
На грозненских улицах женщины с непокрытой головой встречаются, хотя и редко. Грозный — единственный в России город, где алкоголь можно купить только с восьми до десяти часов утра. Пить спиртное, скажем, в кафе, нельзя вообще. С одной стороны, вроде неплохо, если в Чечне борются с пьянством, а строгость предписаний не компенсируется необязательностью их исполнения. Но эти предписания часто не соответствуют российскому законодательству. Ограничение продажи алкоголя формально укладывается в пределы усмотрения региональных властей: в Москве, например, оно тоже действует с десяти вечера до десяти утра. Но в Москве считаются незаконными насильственные браки, многоженство и принуждение ходить в какой-либо определенной одежде.
Пиксели средневековья
Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров говорил автору этих строк, что традиционный ислам и ислам, «импортированный» из-за границы, который нередко становится знаменем для боевиков, — как два телевизора: свой — черно-белый, чужой — цветной. Чтобы привлечь молодежь, черно-белый телевизор приходится переделывать в цветной, и в Грозном скромно признают, что «несколько пикселей уже раскрасили». Правозащитники собрали свидетельства того, как теперь чеченский ислам «раскрашивает» привычную жизнь.
В августе 2010 года в центре Грозного 44-летняя Хеда увидела, как семь или восемь вооруженных бородачей в черной форме тащат молодую девушку к мусорному контейнеру. 19-летняя девушка была с длинными распущенными волосами и в длинном, но облегающем платье. Девушка истерически кричала и пыталась вырваться, но мужчины говорили ей, что она выглядит как проститутка и место ей на помойке. Превозмогая страх, Хеда вступилась за девушку, вцепилась в нее и стала кричать: «Что вы делаете? Отпустите ее!» Хеду пытались прогнать, но она не сдавалась, и в итоге мужчины отступили.
«Платок действительно часть чеченской традиции, — соглашается глава правозащитного комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. — Но до последнего времени в Чечне считалось вполне достаточным, если женщина носила «полоску» — свернутый платок, который не закрывает прическу. Чеченская традиция всегда была деликатна: посторонний мужчина ни в коем случае не имел права сделать женщине замечание — передать его можно было только через обращение к ее старшим родственникам. А сейчас в рабочий кабинет серьезного чиновника, женщины в возрасте, в любой момент заскакивает вооруженный детина, который годится ей если не во внуки, то точно в сыновья, и начинает проверять, как одета она сама и ее посетители. Это ежедневное унижение, Чечня загнана в средневековье».
Ганнушкина считает, что даже прошлогодний запрет Рамзана Кадырова на похищение невест ухудшил положение жителей республики: сразу же после введения запрета был искалечен жених, умыкнувший девушку с ее согласия. «Умыкание было частью традиции, — говорит правозащитница. — После этого семья жениха засылала сватов в дом невесты, и если там им говорили «нет», женщину безоговорочно возвращали. Сейчас, если кому-то из приближенных к власти приглянулась девушка, отказ невозможен. Люди боятся за себя и родственников, и это страх совсем иного рода, чем тот, что возникал, когда на них сыпались бомбы». Насильственные браки стали в Чечне такой же распространенной практикой, как многоженство, которое официально запрещается российским семейным законодательством, но поощряется властями Чечни.
Развод по шариату
«Де-факто многие вещи на Кавказе регулируются шариатом, — признает один из ведущих российских исламоведов, член совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко. — Многоженство не самая сложная коллизия между шариатом и российским законом. Есть, например, вопросы собственности и наследования, и очень вероятно, что для их решения придется рано или поздно согласиться с частичным введением шариата на Северном Кавказе».
Иностранные наблюдатели уже сейчас обеспокоены тем, что элементы шариата входят в практику чеченских судов, являющихся частью федеральной судебной системы. Докладчик Парламентской ассамблеи Совета Европы по Северному Кавказу Дик Марти назвал недопустимой ситуацию, когда после смерти мужа его родственники с согласия суда отбирают у вдовы всех детей старше 12 лет и все имущество. Примерно такими же последствиями для женщины грозит в Чечне развод.
Правозащитники считают, что федеральный центр совершенно напрасно оставляет без внимания эти происходящие на глазах радикальные изменения. «Не бывает, чтобы в одной части страны федеральный закон можно было безнаказанно нарушать, а в других частях он бы соблюдался, — говорит Рейчел Денбер, исполнительный директор отдела Европы и Центральной Азии Human Rights Watch. И уточняет свою позицию: — Мы не за платки и не против платков. Мы за то, чтобы женщина сама решала, носить его или нет».
хорошо
