Вот почему, когда в суде по делу о  покушении на Чубайса зачитывалась взрыво-техническая экспертиза, проведенная специалистами из института криминалистики ФСБ, прокурор пригласил и самих экспертов, проводивших исследование, чтобы присяжные заседатели услышали объективные выводы из первых уст. Экспертами оказались два молодых стройных человека. Один из них эксперт-взрывотехник Сапожников Алексей Юрьевич, назвался заместителем начальника отдела института криминалистики.

     Сначала прокурор зачитал саму экспертизу, - дело рук означенного специалиста. Выводы эксперта внушительно обличающие: «17 марта 2005 года действительно был осуществлен взрыв взрывного устройства. Использовался при этом электрический способ взрывания. В состав взрывчатых веществ входили тротил, аммиачная селитра и мелкодисперсный алюминий. Взрывное устройство было изготовлено самодельным способом. Люди при этом могли получить тяжелые баротравмы вплоть до летального исхода. Само взрывное устройство было похоже на штатный боеприпас или противопехотную мину».

      Взрывотехника Сапожникова стали расспрашивать о деталях исследования.

      Прокурор: «Исходя из каких данных эксперты пришли к выводу, что это был электрический способ взрывания?».

      Сапожников: «Были использованы телефонный провод и выключатель».

      Прокурор: «Эксперты решили, что аккумулятор  не участвовал во взрывном устройстве?».

      Сапожников  принялся повествовать подробно, обстоятельно, с такими деталями, будто сам участвовал в деле: «Вероятно, что аккумуляторная батарея была принесена неизвестными лицами в качестве резервного источника тока. Взрывное устройство было установлено накануне. Они подумали, что оно может разрядиться, и принесли дополнительный источник тока. Они проверили взрывное устройство, но оно не было разряжено».

      Прокурор: «Почему не найден источник тока, использовавшийся при подрыве?».

      Сапожников рапортует: «Фрагментов источника тока действительно обнаружено не было. Скорее всего, этот источник тока был разрушен на мельчайшие частицы, это могли быть батарейки пальчиковые, батарейки «Крона»…».

      Прокурор  осторожно подсказывает: «Могли использоваться аккумулятор или батарейка от мобильного телефона?».

      Сапожников  с готовностью: «Могли».

      Прокурор: «Был ли взрыв направленным и куда был разлет поражающих элементов?».

      Сапожников чеканит: «Разлет поражающих элементов направлен был в сторону дороги».

      Прокурор  набирается опыта диверсанта-подрывника: «Каким образом был сделан направленный разлет?».

      Сапожников охотно учительствует: «Поражающие элементы лежали с одной стороны. Само взрывное устройство находилось на проезжей части дороги, было закамуфлировано в сугроб. Все осколки пошли над дорогой».

      Прокурор: «Согласно экспертизе, масса взрывного устройства – от 3,5 до 11 килограммов тротила. Чем можете объяснить такое расхождение?».

      Сапожников  долго толчет теоретическую воду в научной ступе, пока, наконец, не признается: «Массу взрывного устройства по воронке можно рассчитать, но у нас заряд располагался в снегу, а снег разметало, а воронка была ничтожная, сделать же точное заключение по массе снега невозможно. Поэтому делали расчет по автомобилю ВАЗ, который находился на расстоянии от 5 до 10 метров от места взрыва. По легкому повреждению автотранспорта мы и судили, поэтому и получили такую «вилку». К сожалению, там не было жилых построек. Именно по жилым постройкам, по выбитым стеклам мы могли бы рассчитать точно. Здесь, к сожалению, такой возможности не было. Выброс грунта был незначителен, поэтому такой результат».

      Присутствующие в зале суда несколько озадачены сожалением эксперта об отсутствии жилья вблизи взрыва. Хорошо ещё, что это не жалость о людях, которых в тот момент не оказалось на дороге. По поражающим людей факторам, наверное, массу взрыва можно рассчитать еще точнее. Вот что называется – истинный ученый. Для него служение науке, эксперимент выше каких-то там мелочей жизни.

      Прокурор задает уже ставший ритуальным для него вопрос: «По Вашему мнению, это был настоящий подрыв или имитация?».

      Сапожников делает суровое лицо, докладывает: «Это абсолютно настоящий подрыв».

      Но  в суде никто и не сомневается, что взрыв настоящий, защита сомневается, настоящим ли было покушение на Чубайса. А то, что подрыв всамделишный, это точно. Другое дело – насколько он мощный, чтобы идти с ним на броневик.

      Прокурор: «Мы в судебном заседании исследовали детали от автомобиля ВАЗ, принадлежащего Вербицкому. Вы считаете, что эти повреждения нанесены поражающими элементами?».

      Сапожников  увильнул от прямого ответа: «Не исключено».

      Прокурор, видя нежелание эксперта вдаваться в подробности, перешел к философским понятиям: «Масса от 3,5 до 11 килограммов в тротиловом эквиваленте – это много или мало?».

      Сапожников обрадовался смене темы: «Это много! Если взять последние события – взрывы на «Лубянке» и «Парке культуры»: 1,5 килограмма и сорок человек убиты!».

      Прокурор продолжает философствовать: «А если для автомашины – это много или мало?».

      Сапожников  глубокомысленно, но уклончиво: «Наносят поражение осколки. Тротила было достаточно, чтобы разогнать их для поражения серьезных преград».

      Свои  пробелы во взрыво-техническом деле решил ликвидировать и адвокат Чубайса Шугаев: «Другие способы расчета массы взрывного устройства использовались?».

      Сапожников не хочет его учить: «Нет, мы использовали методику повреждения взрывной волной».

      Шугаев, напротив, жаждет просвещения: «Что такое баротравма?».

      Лицо  Сапожникова выразило вдохновенную скорбь: «Лопанье барабанных перепонок, повреждение легких с лопаньем альвеол на расстоянии 30 метров, гиперемия сосудов головного мозга…».

      Шугаев  вспоминает о пострадавшем Чубайсе  и тревожится о его перепонках, легких и сосудах мозга: «От нахождения в автомашине снижается эффект баротравмы?».

      Сапожников  успокаивает Шугаева: «Если стекла не разрушились, то снижается».

      Адвокат Квачкова Першин включается в допрос: «Как по расстоянию от автомобиля ВАЗ до места взрыва Вы рассчитывали массу взрывного устройства?».

      Сапожников многословно и торопливо: «Если бы автомашина находилась на расстоянии пяти метров от места взрыва, то достаточно было бы 3,5 килограмма для таких повреждений. При расстоянии в десять метров для таких повреждений, легких повреждений автомашины, достаточно будет 11 килограммов. Повторяю, в расчете использовались данные о расположении места взрыва по отношению к автомашине ВАЗ. Расположение БМВ роли не играет».

  Першин удивляется: «Чем в таком случае вызвано то, что ВАЗ не получил ни одного осколочного повреждения?».

      Прокурор  немедленно просит снять вопрос, так как протокол осмотра автомашины ВАЗ не исследовался в суде. Каков замечательный ход стороны обвинения!: экспертиза основана на расчетах расстояния от места взрыва до ВАЗа, но вопросы о ВАЗе задавать нельзя, так как этих материалов в уголовном деле как бы нет, вернее, они есть, вот только пользоваться ими запрещено!

      Першин пытается изменить характер вопроса: «Человек, обладающий элементарными познаниями во взрывном деле, должен понимать, что этим взрывным устройством, которое не способно разрушить ВАЗ, невозможно нанести существенных повреждений бронированному автомобилю?».

      На этот раз вопрос немедленно снимается по требованию адвоката Чубайса Шугаева, продолжавшего переживать, не повредились ли у его клиента сосуды головного мозга.

      Першин  подходит к проблеме с другой стороны: «Возможно ли поразить при помощи такого взрыва бронированный автомобиль со степенью защиты 6 или 7?».

      Сапожников  ловко увертывается: «Это не входит в мою компетенцию».

      Першин  наступает: «Может ли в бронированном  автомобиле человек испытать какие-либо повреждения?».

      Сапожников  выдает в ответ нечто наукообразное, но непонятное: «Бывает, что возможна генерация вторичной взрывной волны».

      Черед подсудимого Миронова задавать вопросы эксперту: «Какой самый компактный источник тока мог быть использован для взрывного устройства?».

      Сапожников  ускользает от ответа: «Это отдельное исследование».

      Миронов уточняет: «Этот источник энергии – это мог быть второй аккумулятор?».

      Сапожников спорит: «Нет, однозначно нет. В аккумуляторе очень много свинца. От него могли быть остатки».

      Миронов удовлетворен ответом, идет дальше: «А какой размер батарейки «Крона?».

      Сапожников  чувствует подвох в вопросе, огрызается: «Можете купить, измерить».

      Миронов вежливо: «Спасибо. Размер батарейки «Крона» больше 10 сантиметров?».

      Сапожников уже понял куда клонит подсудимый, потому и цедит неохотно: «Меньше».

      Миронов: «А вес батарейки «Крона» больше ста граммов?».

      Сапожников с трудом сдерживает раздражение: «Можете купить, взвесить. Меньше».

      Миронов невозмутимо: «Скажите, пожалуйста, какой размер у автомобильной аккумуляторной батареи?».

      Теперь  судья громко выражает неудовольствие и снимает вопрос.

      Но  Миронов уже подготовил площадку для ключевого вопроса: «Тогда скажите, пожалуйста, уважаемый эксперт, почему подрывники в качестве резервного источника питания не принесли вторую батарейку «Крона?».

      Сапожников растерялся было, но, молодец, тут же нашёл весомый аргумент: «Потому что аккумулятор хорошо держит на морозе», не уточняя при этом, почем упрятанная в карман «Крона» «держит» хуже.

      Миронов, не интересуясь, что держит аккумулятор на морозе, спрашивает: «Вы в своей практике когда-нибудь сталкивались с такой парадоксальной ситуацией?».

      Вопрос судьей, разумеется, снят.

      Миронов: «Вы перечисляли здесь тяжелейшие последствия баротравмы для здоровья человека, а почему у водителя ВАЗа, который находился, как Вы утверждаете, на расстоянии от 5 до 10 метров, всего лишь оказались заложены уши?».

      Сапожников заметно волнуется, от того слегка заикается и растягивает слова: «Потому что нижняя граница травм – это легкие повреждения автотранспорта. А площадь барабанной перепонки меньше, чем площадь поверхности автомобиля».

      Все, слушавшие в тот момент эксперта, замерли, соображая, что с чем сравнивается при травмах: автомобиль с барабанными перепонками или перепонки с автомобилем

          Миронов: «Простите, я просто историк, можно попроще изложить?».

      Судья грозно нависла над подсудимым, вольнодумно назвавшимся историком: «Миронов, все разговоры, не относящиеся к делу, не допускаются!».

      Миронов повторно просит эксперта: «Объясните, пожалуйста, простым русским языком».

      Сапожников огрызается зло: «Обратитесь за этим к судмедэкспертам».

      Миронов терпеливо допытывается: «Я спросил, почему у водителя всего лишь оказались заложены уши вместо тех страшных диагнозов, которые Вы называли?».

      Сапожников бормочет: «Страшные диагнозы я называл в принципе».

      Миронов улыбается: «С учетом того, что автомобиль ВАЗ не имеет видимых осколочных повреждений, в то время как по материалам дела на высоте 10 метров на противоположной стороне дороги поврежден электрический провод, можете ли Вы предположить, что взрыв был направлен на людей, которые могли сидеть на электрических столбах?».

      Сапожников  протестует: «Такого в предоставленных мне материалах дела нет!».

      Миронов: «Можно предположить, что взрыв был направлен против летающих на высоте 10 метров машин?».

      Улыбка  Миронова расслабила напряжение эксперта: «Если бы дорога являлась взлетно-посадочной полосой, тогда конечно. Если бы это был вертолет или летающая тарелка, то и они бы были поражены».

      Миронов возвращает эксперта из мечты в реальность: «Так почему же на автомобиле ВАЗ не было осколочных повреждений?».

      Сапожников вопросом на вопрос: «Откуда Вы знаете, что там не было осколков?».

      Миронов простодушно разводит руками: «Прочитал протокол осмотра ВАЗа».

      Судья пресекает новое вольнодумство: «Этот протокол снят как недопустимое доказательство!».

      Спасибо судье, благодаря ее бдительности все присутствующие в зале поняли, что единственный протокол, который мог бы подорвать взрыво-техническую экспертизу, снят из материалов дела, хотя все расчеты ведутся именно по этому автомобилю. А БМВ, по которому только и можно судить о мощности и направленности подрыва, во взрыво-технической экспертизе при расчете массы взрывного устройства вообще не участвовал.

      Вспомнив  про БМВ и его всемирно известное  фото со строчкой пробоин вдоль капота, Миронов задает свой последний вопрос: «Может ли осколок прыгать по капоту, как камушек – по параболе?».

      Сапожников, похоже, тоже вспомнил эту загадочную картинку, и снял с себя всякую за нее ответственность: «Не может. Он может только отрикошетить».

      Итак, публично, в суде, представленный обвинением эксперт убеждённо заявил, что на капоте машины Чубайса не от осколков след, а, значит, эту строчку следов оставить могли только пули. И на том спасибо!

      Очередь задавать вопросы эксперту перешла к Найдёнову: «Скажите, пожалуйста, правильно ли я Вас понял, что люди заранее принесли, установили взрывное устройство, замаскировали его в снегу. Так?».

      Сапожников  смутился: «Это не следует из материалов дела».

      Найденов продолжает: «Правильно ли я Вас понял, что аккумулятор принесли на следующий день, чтобы проверить взрывную цепь. Так?».

      Сапожников  уже не спорит, он действительно только что об этом говорил.

      Найденов подходит к главному: «Как Вы себе видите проверку электрической взрывной цепи уже снаряженного и замаскированного взрывного устройства?».

      Эксперт-теоретик важно и назидательно поучает: «Взрывное устройство может быть как замаскировано, так и отмаскировано. Взрывное устройство отсоединяется от выключателя, к нему присоединяется лампочка, она загорается, тогда все снова соединяется».

      Найденов  насмешливо слушает и подводит итог: «И это все происходит утром на обочине оживленной трассы?».

      Эксперт насупился, понимая, что спорол чушь: «Мне неизвестно, где это было».

      Найденов: «Чем отличается имитация от реального  подрыва на примере покушения  президента Ингушетии Евкурова?».

      Сапожников  надолго задумывается, чтобы и на этот раз не промахнуться: «Когда речь идет о бризантном взрывном веществе, какое тут количество взрывчатого вещества – роли не играет. Имитация подрыва тоже может повредить людям».

      Понятно, что эксперт не ответил на вопрос Найденова, но он признал другое, не менее важное: имитация подрыва – это тот же взрыв, только малой мощности, чтобы не повредить объекту имитации покушения.

      Найденов: «Вы рассчитывали массу заряда от места взрыва до автомашины ВАЗ?».

      Сапожников с готовностью: «Да. Это пять-десять метров».

      Найденов: «Мы можем Вам предъявить протокол описания места происшествия.  Укажите конкретно, где это написано, я шестой год не могу найти».

      Эксперт занервничал, запереминался у трибуны, стал заикаться сильнее: «В-в-все  эт-то есть в у-уголовном деле».

      Найденов  смотрит на него испытующе: «А может, все-таки это Ваше предположение?».

      Сапожников  нервно замотал головой: «Н-нет».

      Найденов: «Вербицкий говорил, что взрыв от его автомашины произошёл на расстоянии трех-пяти метров. На этом расстоянии какова была бы масса бризантного взрывчатого вещества?».

      Сапожников  вызывающе: «Можете подсчитать, формулы  простые».

      Найденов  не обижается, да у подсудимых и нет такого права – обижаться, он двигается дальше: «Говоря о летальном исходе и баротравмах с тяжелыми последствиями, Вы исходили из расчета, что было подорвано от 3,5 до 11 килограммов тротила?».

      Сапожников  сквозь зубы: «Да».

     Найденов: «Вы БМВ осматривали?».

      Эксперт от неожиданности замялся: «Нет».

      Найденов: «На месте происшествия были?».

      Эксперт бурчит: «Нет».

      Судья понимает, что допрос эксперта трещит по швам и торопливо перебивает Найдёнова: «Уважаемые присяжные заседатели, эксперт проводил экспертизу. Он отвечал только на те вопросы, которые были ему поставлены».

      Адвокат Чепурная, защитник Ивана Миронова, подводит черту под только что высказанным экспертом: «Уточните: в основу Вашей экспертизы были положены лишь материалы предварительного следствия?».

      Сапожников, весь бледный от напряжения, кивает: «Да».

      Чепурная: «Вам достаточно было этих материалов для полного и однозначного вывода?».

      Эксперт мнется, понимая, что речь идет об отсутствии в его экспертизе анализа важнейшего вещественного доказательства – автомашины БМВ Чубайса. Пытается вывернуться: «Эксперт пользуется только теми материалами, которые ему предоставлены. Мне хватало информации».

      Чепурная: «Тогда почему в Вашем заключении так много вероятностных и предположительных выводов?».

      Сапожников выкручивается как может, уже не обращая внимания на то, что противоречит сам себе: «Если не хватает информации для категорического вывода, тогда делается вероятностный вывод».

      Чепурная: «Тогда почему Вы говорите, что Вам хватало информации?».

      Судья спешит на выручку эксперту: «Уважаемые присяжные заседатели, прошу вас оставить без внимания высказывания адвоката Чепурной относительно компетентности эксперта. Данный вопрос подлежит исследованию без вашего участия. В некоторых ситуациях эксперты могут давать только вероятностные ответы».

      Вот тебе и наука, вот тебе и точность с объективностью в одном флаконе. «Вероятностные ответы» экспертизы они ведь из цикла: «может, было, а может, и нет». Наш эксперт Сапожников мало того, что провел виртуальную экспертизу виртуального происшествия – по бумажкам и описаниям следователей, а сам не удосужился ни место происшествия осмотреть, чтобы удостовериться, что, где и как взорвалось, ни автомашины БМВ и Мицубиси оглядеть, чтобы убедиться в направленности взрыва. Все расчеты им делались по машине ВАЗ, протокол описания которой потом был предусмотрительно изъят из материалов дела. Расчеты велись по тому, чего в деле нет! Когда взрываются шахидки в московском метро, эксперты-взрывотехники мчатся на место взрыва наперегонки со скорой помощью и пожарниками. Но почему-то в этот раз, в этом странном покушении на Чубайса, криминалисты сидели и ждали, когда им доставят те материалы, которые захотели доставить. У них даже фотографии броневика Чубайса, по словам самого Чубайса, не подлежащего восстановлению, не значатся в материалах, на которых основывалась взрыво-техническая экспертиза по делу о покушении на Чубайса! Впрочем, может быть, именно в этом и заключалась та помощь следствию, о которой в день покушения в своих интервью во всеуслышание говорил Чубайс, - в умелом и кропотливом направлении следствия и следователей, экспертов и дознавателей в нужное главному электрику русло. 

Любовь  Краснокутская.

(Информагентство  СЛАВИА)