Судья Басманного суда удовлетворил ходатайство Генеральной прокуратуры о продлении Ивану Миронову срока содержания под стражей до одного года, тем самым сознательно соучаствуя в беззаконии прокуроров и следователей. Покушение на преступление, таким образом, стало собственно преступлением, творимым прокурорской и судебной системами государства.
Далее - речь Ивана Миронова на заседании Басманного суда 28 августа 2007 г.
Уважаемый суд!
Мы собираемся в этом зале уже в четвертый раз. У меня за спиной осталось девять месяцев тюрьмы, у следствия - два с половиной года непрерывной работы по расследованию так называемого «покушения на Чубайса». И вот сегодня прокуратура выходит с очередным ходатайством о продлении срока содержания меня под стражей согласно пункту 4 ст. 169 УПК РФ.
Давайте проанализируем законность этих требований и результаты работы следственной группы, которые должны были подтвердить справедливость применения в отношении меня самой суровой меры пресечения.
Не буду голословным и даже не буду апеллировать к логике, здравому смыслу и совести, которые, как я смог убедиться, понятия, чуждые прокурорской этике и долгу. Я буду основываться только на букве закона УПК, Федерального Закона «О прокуратуре Российской Федерации», Конституции Российской Федерации, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В судебном заседании 13 декабря прошлого года, когда рассматривался вопрос об избрании мне меры пресечения, прокурор А. А. Тронин в рамках заявленного ходатайства сослался на тот факт, что я находился в федеральном розыске и на то, что я – «экстремист». Объявление меня 8 апреля 2005 года в розыск было фиктивным, поскольку следствие за 9 месяцев не смогло представить ни одного рапорта, ни одного корешка повестки, свидетельствующих о проведении каких-либо розыскных действий.
Фиктивность розыска подтверждают также мое постоянное место жительства, прохождение обучения и практики в очной аспирантуре МПГУ, исполнение своих служебных обязанностей в качестве помощника депутата Государственной Думы, использование мною паспорта, водительских прав и удостоверение моей личности сотрудниками правоохранительных органов. Я регулярно проходил в здание Государственной Думы через электронный пропускной контроль Федеральной службы охраны. Однако вопросов со стороны сотрудников ФСО ко мне не возникало. Таким образом, довод следствия о нахождении меня в федеральном розыске является полностью несостоятельным.
Обвинение меня в экстремизме прокурор А. А. Тронин мотивировал обнаружением в моей машине книги моего отца Бориса Миронова «Чубайс – враг народа». Если на минуту представить, что у меня была изъята литература, признанная судебным решением экстремистской, то даже в этом случае господин Тронин ставил бы под сомнение пункт 4 ст. 29 Конституции Российской Федерации, где написано, что «каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом». Исчерпывающий федеральный список экстремистских материалов по состоянию на 9 апреля 2007 года опубликован в официальном правительственном издании «Российской газете» от 14 июля 2007 года, и состоит он из 14 наименований. Имени Миронова Б.С., естественно, там не значится. Таким образом, заявление господина А. А. Тронина должно квалифицироваться как клевета и заведомо ложный донос, что подпадает под ст.ст. 129 и 306 УК РФ. Согласно п. 2 ст. 306, данное деяние, «соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления…наказывается лишением свободы до трех лет».
На этом фоне меркнут нарушения следствием ст. 182 УПК РФ, когда к обыску квартиры по месту моего жительства и автомобиля 11 декабря 2006 года не был допущен мой адвокат, а также нарушение ст.184 УПК РФ, поскольку мой личный обыск проводился без присутствия понятых.
В итоге я был лишен свободы и отправлен за решетку на основании уголовно наказуемого преступления, совершенного господином А. А. Трониным.
Что ж, можно понять декабрьское, 2006-го года, решение суда о моем аресте. С одной стороны, суд был введен в заблуждение следователем И. В. Красновым и прокурором А. А. Трониным. С другой, суд дал возможность следствию за два месяца разобраться в ситуации: освободить меня из-под стражи или предоставить достаточные основания для продления срока моего содержания под стражей, согласно ч. 1 ст. 97 и ч. 1 ст. 108 УПК РФ. 31 января мы снова встретились в этом зале, где прокурор Бухтояров ходатайствовал продлить срок содержания меня под стражей еще на три месяца. Каковы же на этот раз были доводы прокуратуры? Прокурор убеждал суд, что обвинения слишком серьезны, чтобы меня выпускать на свободу, где я намерен скрыться от следствия.
Статья 49 Конституции Российской Федерации, статья 14 УПК РФ и статья 6 ч. 2 Конвенции по правам человека устанавливают признанный во всех странах мира принцип презумпции невиновности: любой человек считается невиновным, пока его вина не будет доказана вступившим в законную силу приговором суда. Основываясь на этом фундаментальном принципе права законом, а именно Уголовно-процессуальным Кодексом, устанавливается порядок избрания меры пресечения до суда для лица, не признанного виновным. Сначала, гласит УПК (ст. 97), необходимо наличие достаточных оснований полагать, что лицо скроется, продолжит заниматься преступной деятельностью, уничтожит доказательства, будет угрожать свидетелю. Если такие основания имеются, то только в этом случае, согласно ст. 99 УПК РФ, должны учитываться тяжесть преступления и характеристика личности. Так и написано в ст. 99 УПК РФ: «При наличии оснований учитываются…». Иная последовательность недопустима и невозможна. Нельзя заявить: «Мы обвиняем Миронова в том-то и том-то, и поэтому он должен сидеть до суда». Это будет противоречить принципу презумпции невиновности.
Часть 1 ст.108 УПК РФ гласит: «При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение». То есть, УПК не допускает возможности избрать самую суровую меру пресечения, исходя из голословного перечисления оснований, без подкрепления фактическими обстоятельствами. Но единственное, что, по мнению следствия, должно было подтвердить мое намерение скрыться от него – это информационное письмо старшего оперуполномоченного по ОВД ОРБ № 2 МВД России М. А. Раджабова о якобы имеющемся у меня намерении скрыться, которое, это намерение (!), было выявлено в ходе оперативно-розыскной работы М. А. Раджабова. То, что это наглая заказная ложь, это одно дело. Другое дело, что подобное свидетельство запрещено к использованию в процессе доказывания, запрещено согласно ч. 2 п. 2 ст. 75 и ст. 89 УПК как недопустимое доказательство и результат оперативно-розыскной деятельности.
Таким образом, в ходатайстве Генеральной прокуратуры, удовлетворенном судом 31 января, не было приведено соответствующих закону оснований для избрания меры пресечения, как результат – ссылка в ходатайстве на тяжесть инкриминируемого мне преступления была противозаконна, нарушала ст. 99 УПК РФ, так как на тяжесть преступления можно ссылаться только при наличии оснований для избрания меры пресечения, а их не было.
Кроме того, уже к концу января у следствия в порядке п. 1, ч. 1 ст. 27 имелись все основания для прекращения моего уголовного преследования, а именно наличие алиби, подтвержденного свидетельскими показаниями от 19 января 2007 года (т. 7, л.д. 208 - 218). Однако следствие скрывало и продолжает скрывать от суда это важнейшее обстоятельство. Мне оно стало известно лишь 10 августа при ознакомлении с материалами судебной психолого-психиатрической экспертизы.
В ходатайстве следователя И. В. Краснова от 31 января 2007 года есть такие слова: «Для завершения расследования по делу необходимо завершить производство назначенной амбулаторной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, ознакомить обвиняемого и его защитников с полученным заключением экспертов, получить ответы на ранее направленные запросы в МВД России, с учетом собранных доказательств предъявить Миронову И. Б. обвинение в окончательной редакции». Эти намерения следствия ни в коей мере не могут служить поводом для продления мне срока содержания под стражей, поскольку это противоречит нормам ст.ст. 2, 18, 22 и 45 Конституции Российской Федерации.
Спустя еще три месяца, 3 мая 2007 года, мы снова собрались в этом зале. И прокурор Бухтояров предоставил ходатайство о продлении срока содержания меня под стражей еще на четыре месяца на основаниях, ни буквой, ни духом не отвечающие действующему законодательству, слово в слово повторяющие представленное прокуратурой еще 31 января. Но на этот раз уже не просто нарушены ст. 49 Конституции Российской Федерации, ст. ст. 14, 27, 75, 89, 99, 108 УПК РФ. Сообщая суду в ходатайстве о своих намерениях, которые также ничем не отличались от датированных 31 января, следствие, во-первых, расписалось в своей бездеятельности, нарушая тем самым пункт 3 ст.5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, который гласит: «Каждый задержанный или заключенный под стражу… имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда».
В заявлении о том, что для завершения расследования по делу «необходимо завершить производство назначенной амбулаторной психолого-психиатрической экспертизы, ознакомить обвиняемого и его защитников с полученным заключением экспертов», следствие опустилось до откровенной лжи и подлога в стремлении получить нужное решение суда, потому что к 3 мая производство означенных экспертиз было уже завершено, Заключение судебно-почерковедческой экспертизы (№3791/06) датировано 20 февраля 2007 года, заключение амбулаторной и судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы (№242/а) датировано 5 апреля 2007 года. Результаты этих экспертиз, подтверждающие мою невиновность, а также подтвержденное алиби следствие предпочло скрыть от суда и моих защитников. Я же был ознакомлен с результатами этих двух экспертиз лишь 10 августа 2007 года. Кроме того, следователь И. В. Краснов до сих пор не удосужился довести до меня результаты биологической экспертизы, проведенной еще в конце прошлого года, призванной определить, могли ли окурки принадлежать мне, некурящему человеку. Все это свидетельствует о злонамеренности и неправомочности затягивания сроков следствия и безосновательном содержании меня под стражей.
Следователь И. В. Краснов даже не утруждает себя элементарным уважением суда, грубо нарушая процессуальные формальности, четко и жестко прописанные в Уголовно-процессуальном Кодексе. Так, согласно ч. 2 ст. 109 УПК РФ, продление срока содержания под стражей свыше шести месяцев и до двенадцати месяцев допускается с согласия прокурора субъекта Российской Федерации. 3 мая, а также сегодня в своих ходатайствах следователь И. В. Краснов просит суд продлить срок содержания меня под стражей до восьми месяцев 28 суток и до двенадцати месяцев соответственно, согласовав эти ходатайства не с прокурором Московской области, как того требует УПК, а почему-то с заместителем Генерального прокурора В. Я. Гринем. Законно ли это? УПК РФ содержит однозначное и недвусмысленное указание: «прокурор субъекта РФ», не выше и не ниже.
Федеральный Закон «О прокуратуре Российской Федерации» (№2201-1) допускает возможность участия вышестоящего прокурора в следующих случаях:
- в заседаниях законодательной и исполнительной власти нижестоящего уровня (ст.7);
- в организационно-распорядительных вопросах нижестоящих прокуратур (ст.18, 19, 20);
- в вопросах предварительного следствия и дознания, не требующих законодательного регулирования (ч.2, ст.30);
- в вопросах внесения протеста на решения судов по делам об административных правонарушениях (ч.3, ст.36).
Таким образом, закон «О прокуратуре» не предусматривает права вышестоящего прокурора вносить в суд ходатайства, либо согласовывать их за нижестоящего прокурора. Не предусматривает такого права и УПК.
Закона, предоставляющего право вышестоящему прокурору над прокурором субъекта Российской Федерации согласовывать ходатайства по срокам свыше шести и до двенадцати месяцев, не существует. А часть 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации гласит: «Неопубликованные законы не применяются». Таким образом, ходатайства от 3 мая 2007 года и от сегодняшнего числа согласованы ненадлежащим прокурором, что противоречит ч. 2 ст. 109 УПК РФ, Федеральному Закону «О прокуратуре РФ» и ч. 3 ст. 15 Конституции РФ. Это значит, что данные ходатайства юридически ничтожны.
Три раза суд выручал И. В. Краснова, взваливая на себя ответственность за заключение невиновного человека под стражу, видимо, полагая, что следствие, наконец, предоставит суду аргумент, который сможет обосновать предыдущие решения, но следствие не только не предоставляет, но и скрывает от суда существенные факты, предоставляет недостоверные сведения в непроцессуальной форме, позволяет умышленно нарушать Конституцию, УПК, закон «О прокуратуре» и Конвенцию о защите прав человека и основных свобод.
Ваша честь!
Все вышеперечисленные нарушения законодательных норм в полной мере относятся к ходатайству, представленному сегодня на рассмотрение суда. Но даже если быть благосклонным к прокуратуре и отнести два, три и четыре месяца моего заточения к ошибкам, перегибам и произволу, то сегодняшнее ходатайство, как мы выяснили, незаконное по форме и по содержанию, иначе как покушением на преступление не назовешь. Преступление гнусное и подлое против правосудия, законности и справедливости. Преступление, всю полноту ответственности за которое люди в погонах бессовестно перекладывают на человека в мантии.
В связи с вышеизложенным я прошу отказать в удовлетворении ходатайства следователя И. В. Краснова, поскольку последнее нарушает ст.14, 27, 75, 89, 99, 108, 109 УПК Российской Федерации, Федеральный Закон «О прокуратуре Российской Федерации», п. 3 ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также ст. 2, 18, 22, 45 и 49 Конституции Российской Федерации. Прошу изменить мне меру пресечения на любую не связанную с лишением свободы: под личное поручительство депутатов Государственной Думы Российской Федерации или денежный залог.
Далее - речь Ивана Миронова на заседании Басманного суда 28 августа 2007 г.
Уважаемый суд!
Мы собираемся в этом зале уже в четвертый раз. У меня за спиной осталось девять месяцев тюрьмы, у следствия - два с половиной года непрерывной работы по расследованию так называемого «покушения на Чубайса». И вот сегодня прокуратура выходит с очередным ходатайством о продлении срока содержания меня под стражей согласно пункту 4 ст. 169 УПК РФ.
Давайте проанализируем законность этих требований и результаты работы следственной группы, которые должны были подтвердить справедливость применения в отношении меня самой суровой меры пресечения.
Не буду голословным и даже не буду апеллировать к логике, здравому смыслу и совести, которые, как я смог убедиться, понятия, чуждые прокурорской этике и долгу. Я буду основываться только на букве закона УПК, Федерального Закона «О прокуратуре Российской Федерации», Конституции Российской Федерации, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В судебном заседании 13 декабря прошлого года, когда рассматривался вопрос об избрании мне меры пресечения, прокурор А. А. Тронин в рамках заявленного ходатайства сослался на тот факт, что я находился в федеральном розыске и на то, что я – «экстремист». Объявление меня 8 апреля 2005 года в розыск было фиктивным, поскольку следствие за 9 месяцев не смогло представить ни одного рапорта, ни одного корешка повестки, свидетельствующих о проведении каких-либо розыскных действий.
Фиктивность розыска подтверждают также мое постоянное место жительства, прохождение обучения и практики в очной аспирантуре МПГУ, исполнение своих служебных обязанностей в качестве помощника депутата Государственной Думы, использование мною паспорта, водительских прав и удостоверение моей личности сотрудниками правоохранительных органов. Я регулярно проходил в здание Государственной Думы через электронный пропускной контроль Федеральной службы охраны. Однако вопросов со стороны сотрудников ФСО ко мне не возникало. Таким образом, довод следствия о нахождении меня в федеральном розыске является полностью несостоятельным.
Обвинение меня в экстремизме прокурор А. А. Тронин мотивировал обнаружением в моей машине книги моего отца Бориса Миронова «Чубайс – враг народа». Если на минуту представить, что у меня была изъята литература, признанная судебным решением экстремистской, то даже в этом случае господин Тронин ставил бы под сомнение пункт 4 ст. 29 Конституции Российской Федерации, где написано, что «каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом». Исчерпывающий федеральный список экстремистских материалов по состоянию на 9 апреля 2007 года опубликован в официальном правительственном издании «Российской газете» от 14 июля 2007 года, и состоит он из 14 наименований. Имени Миронова Б.С., естественно, там не значится. Таким образом, заявление господина А. А. Тронина должно квалифицироваться как клевета и заведомо ложный донос, что подпадает под ст.ст. 129 и 306 УК РФ. Согласно п. 2 ст. 306, данное деяние, «соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления…наказывается лишением свободы до трех лет».
На этом фоне меркнут нарушения следствием ст. 182 УПК РФ, когда к обыску квартиры по месту моего жительства и автомобиля 11 декабря 2006 года не был допущен мой адвокат, а также нарушение ст.184 УПК РФ, поскольку мой личный обыск проводился без присутствия понятых.
В итоге я был лишен свободы и отправлен за решетку на основании уголовно наказуемого преступления, совершенного господином А. А. Трониным.
Что ж, можно понять декабрьское, 2006-го года, решение суда о моем аресте. С одной стороны, суд был введен в заблуждение следователем И. В. Красновым и прокурором А. А. Трониным. С другой, суд дал возможность следствию за два месяца разобраться в ситуации: освободить меня из-под стражи или предоставить достаточные основания для продления срока моего содержания под стражей, согласно ч. 1 ст. 97 и ч. 1 ст. 108 УПК РФ. 31 января мы снова встретились в этом зале, где прокурор Бухтояров ходатайствовал продлить срок содержания меня под стражей еще на три месяца. Каковы же на этот раз были доводы прокуратуры? Прокурор убеждал суд, что обвинения слишком серьезны, чтобы меня выпускать на свободу, где я намерен скрыться от следствия.
Статья 49 Конституции Российской Федерации, статья 14 УПК РФ и статья 6 ч. 2 Конвенции по правам человека устанавливают признанный во всех странах мира принцип презумпции невиновности: любой человек считается невиновным, пока его вина не будет доказана вступившим в законную силу приговором суда. Основываясь на этом фундаментальном принципе права законом, а именно Уголовно-процессуальным Кодексом, устанавливается порядок избрания меры пресечения до суда для лица, не признанного виновным. Сначала, гласит УПК (ст. 97), необходимо наличие достаточных оснований полагать, что лицо скроется, продолжит заниматься преступной деятельностью, уничтожит доказательства, будет угрожать свидетелю. Если такие основания имеются, то только в этом случае, согласно ст. 99 УПК РФ, должны учитываться тяжесть преступления и характеристика личности. Так и написано в ст. 99 УПК РФ: «При наличии оснований учитываются…». Иная последовательность недопустима и невозможна. Нельзя заявить: «Мы обвиняем Миронова в том-то и том-то, и поэтому он должен сидеть до суда». Это будет противоречить принципу презумпции невиновности.
Часть 1 ст.108 УПК РФ гласит: «При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение». То есть, УПК не допускает возможности избрать самую суровую меру пресечения, исходя из голословного перечисления оснований, без подкрепления фактическими обстоятельствами. Но единственное, что, по мнению следствия, должно было подтвердить мое намерение скрыться от него – это информационное письмо старшего оперуполномоченного по ОВД ОРБ № 2 МВД России М. А. Раджабова о якобы имеющемся у меня намерении скрыться, которое, это намерение (!), было выявлено в ходе оперативно-розыскной работы М. А. Раджабова. То, что это наглая заказная ложь, это одно дело. Другое дело, что подобное свидетельство запрещено к использованию в процессе доказывания, запрещено согласно ч. 2 п. 2 ст. 75 и ст. 89 УПК как недопустимое доказательство и результат оперативно-розыскной деятельности.
Таким образом, в ходатайстве Генеральной прокуратуры, удовлетворенном судом 31 января, не было приведено соответствующих закону оснований для избрания меры пресечения, как результат – ссылка в ходатайстве на тяжесть инкриминируемого мне преступления была противозаконна, нарушала ст. 99 УПК РФ, так как на тяжесть преступления можно ссылаться только при наличии оснований для избрания меры пресечения, а их не было.
Кроме того, уже к концу января у следствия в порядке п. 1, ч. 1 ст. 27 имелись все основания для прекращения моего уголовного преследования, а именно наличие алиби, подтвержденного свидетельскими показаниями от 19 января 2007 года (т. 7, л.д. 208 - 218). Однако следствие скрывало и продолжает скрывать от суда это важнейшее обстоятельство. Мне оно стало известно лишь 10 августа при ознакомлении с материалами судебной психолого-психиатрической экспертизы.
В ходатайстве следователя И. В. Краснова от 31 января 2007 года есть такие слова: «Для завершения расследования по делу необходимо завершить производство назначенной амбулаторной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, ознакомить обвиняемого и его защитников с полученным заключением экспертов, получить ответы на ранее направленные запросы в МВД России, с учетом собранных доказательств предъявить Миронову И. Б. обвинение в окончательной редакции». Эти намерения следствия ни в коей мере не могут служить поводом для продления мне срока содержания под стражей, поскольку это противоречит нормам ст.ст. 2, 18, 22 и 45 Конституции Российской Федерации.
Спустя еще три месяца, 3 мая 2007 года, мы снова собрались в этом зале. И прокурор Бухтояров предоставил ходатайство о продлении срока содержания меня под стражей еще на четыре месяца на основаниях, ни буквой, ни духом не отвечающие действующему законодательству, слово в слово повторяющие представленное прокуратурой еще 31 января. Но на этот раз уже не просто нарушены ст. 49 Конституции Российской Федерации, ст. ст. 14, 27, 75, 89, 99, 108 УПК РФ. Сообщая суду в ходатайстве о своих намерениях, которые также ничем не отличались от датированных 31 января, следствие, во-первых, расписалось в своей бездеятельности, нарушая тем самым пункт 3 ст.5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, который гласит: «Каждый задержанный или заключенный под стражу… имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда».
В заявлении о том, что для завершения расследования по делу «необходимо завершить производство назначенной амбулаторной психолого-психиатрической экспертизы, ознакомить обвиняемого и его защитников с полученным заключением экспертов», следствие опустилось до откровенной лжи и подлога в стремлении получить нужное решение суда, потому что к 3 мая производство означенных экспертиз было уже завершено, Заключение судебно-почерковедческой экспертизы (№3791/06) датировано 20 февраля 2007 года, заключение амбулаторной и судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы (№242/а) датировано 5 апреля 2007 года. Результаты этих экспертиз, подтверждающие мою невиновность, а также подтвержденное алиби следствие предпочло скрыть от суда и моих защитников. Я же был ознакомлен с результатами этих двух экспертиз лишь 10 августа 2007 года. Кроме того, следователь И. В. Краснов до сих пор не удосужился довести до меня результаты биологической экспертизы, проведенной еще в конце прошлого года, призванной определить, могли ли окурки принадлежать мне, некурящему человеку. Все это свидетельствует о злонамеренности и неправомочности затягивания сроков следствия и безосновательном содержании меня под стражей.
Следователь И. В. Краснов даже не утруждает себя элементарным уважением суда, грубо нарушая процессуальные формальности, четко и жестко прописанные в Уголовно-процессуальном Кодексе. Так, согласно ч. 2 ст. 109 УПК РФ, продление срока содержания под стражей свыше шести месяцев и до двенадцати месяцев допускается с согласия прокурора субъекта Российской Федерации. 3 мая, а также сегодня в своих ходатайствах следователь И. В. Краснов просит суд продлить срок содержания меня под стражей до восьми месяцев 28 суток и до двенадцати месяцев соответственно, согласовав эти ходатайства не с прокурором Московской области, как того требует УПК, а почему-то с заместителем Генерального прокурора В. Я. Гринем. Законно ли это? УПК РФ содержит однозначное и недвусмысленное указание: «прокурор субъекта РФ», не выше и не ниже.
Федеральный Закон «О прокуратуре Российской Федерации» (№2201-1) допускает возможность участия вышестоящего прокурора в следующих случаях:
- в заседаниях законодательной и исполнительной власти нижестоящего уровня (ст.7);
- в организационно-распорядительных вопросах нижестоящих прокуратур (ст.18, 19, 20);
- в вопросах предварительного следствия и дознания, не требующих законодательного регулирования (ч.2, ст.30);
- в вопросах внесения протеста на решения судов по делам об административных правонарушениях (ч.3, ст.36).
Таким образом, закон «О прокуратуре» не предусматривает права вышестоящего прокурора вносить в суд ходатайства, либо согласовывать их за нижестоящего прокурора. Не предусматривает такого права и УПК.
Закона, предоставляющего право вышестоящему прокурору над прокурором субъекта Российской Федерации согласовывать ходатайства по срокам свыше шести и до двенадцати месяцев, не существует. А часть 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации гласит: «Неопубликованные законы не применяются». Таким образом, ходатайства от 3 мая 2007 года и от сегодняшнего числа согласованы ненадлежащим прокурором, что противоречит ч. 2 ст. 109 УПК РФ, Федеральному Закону «О прокуратуре РФ» и ч. 3 ст. 15 Конституции РФ. Это значит, что данные ходатайства юридически ничтожны.
Три раза суд выручал И. В. Краснова, взваливая на себя ответственность за заключение невиновного человека под стражу, видимо, полагая, что следствие, наконец, предоставит суду аргумент, который сможет обосновать предыдущие решения, но следствие не только не предоставляет, но и скрывает от суда существенные факты, предоставляет недостоверные сведения в непроцессуальной форме, позволяет умышленно нарушать Конституцию, УПК, закон «О прокуратуре» и Конвенцию о защите прав человека и основных свобод.
Ваша честь!
Все вышеперечисленные нарушения законодательных норм в полной мере относятся к ходатайству, представленному сегодня на рассмотрение суда. Но даже если быть благосклонным к прокуратуре и отнести два, три и четыре месяца моего заточения к ошибкам, перегибам и произволу, то сегодняшнее ходатайство, как мы выяснили, незаконное по форме и по содержанию, иначе как покушением на преступление не назовешь. Преступление гнусное и подлое против правосудия, законности и справедливости. Преступление, всю полноту ответственности за которое люди в погонах бессовестно перекладывают на человека в мантии.
В связи с вышеизложенным я прошу отказать в удовлетворении ходатайства следователя И. В. Краснова, поскольку последнее нарушает ст.14, 27, 75, 89, 99, 108, 109 УПК Российской Федерации, Федеральный Закон «О прокуратуре Российской Федерации», п. 3 ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также ст. 2, 18, 22, 45 и 49 Конституции Российской Федерации. Прошу изменить мне меру пресечения на любую не связанную с лишением свободы: под личное поручительство депутатов Государственной Думы Российской Федерации или денежный залог.
хорошо
