В своем эксклюзивном интервью из австралийской тюрьмы сербской газете «Правда» Драган Василькович говорит: «Мне очень тяжко, но душа моя спокойна. Я знаю, что в том случае, если меня выдадут Хорватии, то живым из их тюрьмы я уже никогда не вернусь. Хорваты когда-то детей мной пугали, несомненно, я для них самый большой кошмар той войны, которую они называют «отечественной». Сейчас мне кажется, что хорваты больше хотят, чтобы я сел в тюрьму, чем Анте Готовина вышел оттуда. Это, как написал мне один из них «десятилетняя мечта каждого уважаемого хорвата».»

«Те кто знал, каким я был солдатом, наверняка побоятся сказать на суде правду, тогда как 40 свидетелей уже ждут момента, чтобы засвидетельствовать то, что я был монстром. За это они будут хорошо вознаграждены, так что я не сомневаюсь, двадцать лет заключения мне уже выписаны. Я уверен, никто не посмеет даже пискнуть в мою защиту, хотя многие хорваты знают, что я был хорошим солдатом, а не убийцей. Признай это, они подписали бы себе смертный приговор. К счастью, я сохранил письма их солдат и генералов… которые для меня единственная надежда на то… что однажды, кто знает когда, история докажет что я был солдатом и героем, а не преступником».

-Я настолько обижен на Сербию, что хочу высказать все, что у меня на душе. Кто-нибудь это однажды прочитает, история все-таки лучший судья. Моя судьба, во всяком случае, похожа на судьбу всех сербских героев, которые всегда заканчивали свою жизнь всеми преданные и только потом, в какой-нибудь народной песне, воспетые. После всего этого я спрашиваю, кто теперь пойдет воевать за Сербию? Мне все больше кажется, что по сравнению с тем, что меня ждет в Хорватии, Гаага была бы наградой. Я как полководец, который во всех битвах победил честно и по военному умело, а заканчивает свою жизнь в лапах врага, которого он не мог и не хотел добить, так как это не было его целью. Я как витязь боролся против монструозной политической идеи и политического наследия, при котором сербов резали и убивали, однако за это никого не осудили. Раньше я думал, что другие виноваты в этом, какие-то мрачные и мощные силы, однако теперь понимаю, что больше всего виноваты мы сами, сербы, хотя конечно и врагов у нас хватало. К примеру, до сих не известны имена и десятой части погибших в лагере Ясеновац, этого за 60 лет никто не захотел сделать. Тогда как в нацистских лагерях в других странах практически все жертвы переписаны и пересчитаны.

- Я никогда не мечтал стать воином и офицером. Я принадлежал к движению хиппи, играл на гитаре в группе, которая прославилась после моего ухода. С волосами до середины спины боролся против войны во Вьетнаме и женился на антивоенной активистке. Бросил ее… так как понял что это обычные глупости ненормальных людей. В военную академию меня приняли как одного из перспективнейших, в пехоту. Первым уроком, который я там получил, было то, что войну любят только идиоты, а вторым- то, что офицер никогда не приказывает солдату сделать то, чего он сам сделать не может. Это два святых правила, которые сербы не усвоили еще со времен битвы на Косовом поле и главная причина того, что мы прирожденные проигравшие даже в выигранных сражениях.

-Сколько всего иррационального накопилось в моем народе, сербы находятся на пороге биологического исчезновения. Со времени моей последней битвы в Краине… сербов стало еще на полмиллиона меньше! Я любил свой народ иррационально, еще когда ничего не понимал. Сейчас я понял, что сербы сами себя не понимают. А когда-то издалека весь этот «лес» казался мне прекраснейшим на свете, как вероятно кажется всем сербам.

Один из пяти лучших выпускников военной академии в австралийском Перте, Даниэль Снеден (так тогда звали Драгана Васильковича), как лейтенант пехоты прошел тяжелейшее обучение. Его сбрасывали с парашютом с самолета в джунгли, в сердце Гватемалы без оружия. В джунглях , простирающихся на полтысячи километров были все те звери, которых раньше Драган мог увидеть только по телевизору.

-Когда я выполнил все свои обязательства перед австралийской армией, я решил разорвать контракт. Уже получив чин капитана, я решил немного попутешествовать по миру. Большинство моих друзей из академии на тот момент уже получили большие должности в своих странах, многие из них стали командирами частей специального назначения. В середине восьмидесятых меня занесло в Танзанию, где я случайно встретил своего ученика - Малеле. В своей стране он уже был шефом национальной безопасности. Он отвел меня к президенту и сказал ему: «Вот человек, который сделает из танзанийцев настоящих солдат». С того дня я стал советником по национальной безопасности в Танзании.

Капетан Драган говорит, что даже танзанийцев он приучил не воровать, но для сербов ему понадобилось гораздо больше времени.

-Как-то я получил задание выяснить, кто ворует моторы с лодок. Я выстроил полицейских и спросил, знают ли они, кто ворует моторы. Получил ответ, что это делает «ситами» то есть дьявол. Малеле мне объяснил, что танзанийцы верят, что дьявол имеет облик рыжей женщины. Я сразу вспомнил свою подругу Ренату из немецкого посольства, которая как раз так и выглядела. Она, не зная моей задумки, заявила перед выстроенными полицейскими, что вор умрет в страшных муках. Через несколько секунд, один из полицейских уже валялся у нее в ногах, умоляя о пощаде. Тогда я еще не знал, что однажды из моей страны меня вышвырнут «сербские ситами», когда я скажу что они воры. Мне кажется теперь, что они даже хуже дьявола!

К идее приехать и помочь сербам на территории бывшей Югославии капитана Драгана подтолкнула его лучшая подруга, стоматолог еврейского происхождения Клара Мандич. Они познакомились на официальном приеме в Тель-Авиве, где каждый из них был по своим делам. Она восторженно рассказывала о Слободане Милошевиче, Радоване Караджиче, Краине, где живут сербы, самые сильные и прекрасные мужчины в мире. После бесед с ней, Драган заявил своей тогдашней девушке, американке Шарлоте, что отправляется на войну, которую, если будет нужно, он сам и профинансирует. Она ответила, что он сошел с ума и выставила его из своего дома. Правда она его предварительно спросила, а что же такое эта Краина? Капитан на это ответил, что напишет ей, когда увидит, так как сам там никогда не был. Девушка ответила, что он может ничего не писать. Это были последние слова, которые он от нее услышал. Драган сел в свой самолет и приземлился прямо среди хорватов в Риеке, где как раз проходила авиавыставка.

Проведя несколько дней в Риеке, через всю Краину, Драган отправился в Белград.

-Там Клара, через несколько дней организовала мне встречу с Милошевичем, который, должен признаться, сразу очаровал меня своим шармом и широкой образованностью. Помню, что он удивительно хорошо знал американцев, но после нашего долгого разговора, при котором присутствовали Йовица Станишич и Френки Симатович, я понял, что о войне он понятия не имеет. Он очень упорно пытался меня убедить в том, что правда все равно рано или поздно выйдет наружу, а я ему повторял, что нет правды без денег и хорошо помню, как сказал ему «Господин Милошевич, сделайте все, чтобы не дошло до войны, так как это наихудшее решение. Но если вас хорваты к этому подтолкнут, тогда займите Загреб». Он позвал кого-то (позже я узнал, что это был Милан Бабич) и сказал ему,- «Посылаю тебе парня, с которым вы возьмете Загреб».

Свои впечатления о Слободане Милошевиче, Драган Василькович первой рассказал Кларе Мандич. Рассказал, что война это серьезнейшая наука и не имеет ничего общего с эпической поэзией, о которой с таким восхищением говорил Милошевич. О том что Милошевич может быть хороший банкир, но нерешительный человек, который сам не знает точно чего хочет. От своего зарубежного друга капитан Драган узнал, что министр иностранных дел США Джеймс Бейкер был в Белграде с тайным визитом и передал предложение компании CNN за полмиллиарда долларов поддерживать сербскую сторону.

Я изложил Милошевичу свой план по организации учебного центра в Книне. Он меня поддержал, правда давал постоянно какие-то наивные советы, из которых я понял, что он в армии ни черта не разбирается. Я молчал, выжидая момент, чтобы все высказать. Когда я ему сказал, что у нас максимум шесть меяцев на то чтобы закончить войну, если она будет начата, так как мир, как и женщины, «любит тех, кто знает чего хочет и имеет чем». Но он только пускал дым и смотрел куда-то мимо меня. Вдруг зазвонил телефон и кто-то с другого конца провода сообщил Милошевичу хорошую новость, и я видел как он весь озарился. После чего Слободан мне тихо сказал : «хорваты отпустили Аркана, теперь мы им устроим».

Тогда я понятия не имел кто такой Аркан и всю ночь рассказывал о произошедшем Кларе, у которой я поселился. Хорошо помню, что тогда я ей сказал, что Милошевич человек острого ума, но, к сожалению историк, и из-за этого мы можем все потерять. Рассказал, что он в принципе не понимает, как делается мировая политика и совершенно запутался. Когда я ему сказал, что самоубийство вступать в войну без союзников, он начал мне рассказывать байки про русских… Милошевич ожидал помощь от русских, хотя о Ельцине говорил только плохо.

Я приехал с Запада, где важны не разговоры, а дела. В Сербии все только слушают ,что говорится, но никто не хочет видеть то, что происходит. К сожалению, подтверждение всех моих опасений пришло через шесть месяцев после разговора с Милошевичем. Среди крупнейших сербских побед в Краине, где-то в середине 1991, я начал понимать, что все идет не так. Взволнованный постоянными сообщениями иностранных СМИ о бомбардировках Вуковара, я договорился о срочной встрече с Арканом…

Это был наш первый и последний серьезный разговор.

Я ему открыто сказал, что бессмысленно рушить город, так как город, окруженный сербскими позициями, не может защищаться ни по одной военной доктрине и это учат во всех военных училищах мира, на первых занятиях по тактике. Город надо изолировать и двигаться дальше, как это было сделано с Илоком. Хорваты бы его, максимум через месяц, сами бы сдали… Ребенку было понятно, что коридор, шириной не больше километра, через который хорваты перемещались и снабжали город, без проблем можно было перекрыть.

Все это я сказал Аркану, который только молчал, как маленький ребенок, и предложил поменяться, - он пусть удерживает позиции в Краине, которые я уже занял, а я возьму город без единого выстрела и без жертв. В конце он ответил мне, что боится все потерять, так как не знает Краины, но спросит у начальства и сообщит мне результаты через Йовицу Станишича. Разумеется, ничего из этого не вышло и я все это рассказал одному умному парню, который пожалуй только один во всей Краине хорошо знал английский и феноменально общался с иностранными журналистами в Книнском корпусе. Его ответ мне был такой: «Э, капитан, не знаешь ты слов Крлеза - Сохрани меня Боже от сербского героизма и хорватской культуры. Вляпался ты в большое дерьмо». Я ему честно ответил, что и не слышал про Крлеза, хотя и прочитал гору книг и всех получивших нобелевскую награду… Если бы вовремя прочитал Крлеза может быть вообще никогда не стал бы воевать.

 «Цессна», на которой Драган прилетел в Югославию, вскоре была продана одному хорвату за полмиллиона марок, на которые он пробрел оружие и снаряжения для центра по подготовке специальных подразделений «Альфа», открытый в Книнской крепости 4 апреля 1991 года. Пожелали стать спецназовцами тысячи жителей Краины, но после тяжелейших психофизических тестов, которые капитан Драган выставил как условие для приема в подразделение спецназа САО Краина, известное под названием «Книнджи» осталось только 64 наиболее способных парня. Капитан стал создателем, как самого подразделения, так и его символики из четырех «С» повернутых друг к другу, в отличие от сербского герба, где они повернуты «спинами».

-Моя идея была в том, что сербы больше даже символически не должны быть разъединены и мои парни из подразделения и весь народ Краины это с восторгом приняли. Никогда не забуду, девяностолетнюю старушку, которая увидев нас, подтянутых, в обмундировании и с новой сербской символикой, подошла и поцеловала мне руку. Я тогда в первый раз заплакал и решил, что останусь здесь до конца, несмотря ни на что.

Не секрет, что Милошевич вооружал сербов в Краине и отвечали за это Йовица Станишич и Френки Симатович «Хрватко», который показал себя большим патриотом, чем многие сербы. Сербы имели на эту войну Божье право, но сербская пословица «не дай Бог, чтобы сербы объединились» и в этот раз оказалась сильнее. Действительно, сербы единственный народ, который свое проклятие взял на герб и которым в течение всей истории руководили в основном идиоты…

За историю боевых действий на территории Краины из 64 «книнджей» погиб только один. Капитан о нем говорил «Этому парню граната попала точно в голову. Если бы она прошла в десяти сантиметрах справа или слева, то взорвалась бы в километре от него».

Капитан Драган убежден, что сербская военная школа была в катастрофическом состоянии и сербы умудрялись выигрывать битвы только потому, что хорваты с мусульманами были на том же уровне. Говорит, что нигде кроме Сербии не видел такие таланты к военной службе и такую отвратительно подготовленную армию. По его словам, которые он никогда не скрывал и из-за которых вызвал зависть и ненависть сербских офицеров, все хорошее у сербских офицеров происходило или от таланта или от самообучения.

-Только позднее я понял что все сербское обучение и гроша не стоит, так как все сводится только к теории, и никакой практики, вместо того чтоб быть наоборот. На Западе соотношение теории и практики такое же как и таланта к труду - один к девяти, а здесь все наоборот. Поэтому и ситуация с офицерами не могла быть другой.

Могут говорить кто что хочет, но Легия ( Милорад Улемек "Легия" осужден за убийство Зорана Джинджича прим. ред.) был единственным хорошо обученным воином, которого я видел на югославской войне. Милорад Улемек в начале 1992 года спас мне жизнь, когда я с несколькими бойцами был отрезан и окружен хорватской бригадой под Госпичем. Конечно, хорваты не знали кто у них в руках, иначе бы на Госпич двинулась бы вся Хорватия. Легия и я тогда еще не были знакомы, но конечно слышали друг о друге… Он на тот момент потрясающе выполнил свою работу. Со своими «беретками» он как по учебнику выполнил то, чему бесчисленное количество раз учился в Иностранном Легионе,- оттянул хорватов в другую сторону, соорудив со своими тридцатью людьми «клин», так что я со своими двадцатью парнями смог безопасно выйти. Значит мы, пятьдесят обученных парней, нанесли тяжелые потери хорватской армии, которая имела здесь под тысячу человек, и ушли без потерь и раненых. Так я и Легия стали «братьями по крови». Что он потом делал, этого никто точно не знает, но если он стал преступником, то в этом виновата Сербия, а не он сам. Таким воинам как он любое серьезное государство платит чистым золотом и обеспечивает их на всю жизнь. Таким образом их и контролирует, не позволяя им использовать свои знания в криминальной области. Но Сербия не государство, а уж тем более не серьезное.

Сербские офицеры говорили о какой-то четвертой армии в Европе, какой, по их мнению, была ЮНА. Я спросил генерала Панича: «Как же это у вас из 38 бригад 34 за несколько месяцев развалились?» Но он не нашел что сказать мне в ответ.

Сербской военной тактикой было - лупить танками с 15 километров по всему что шевелится. Конечно, мир не мог смотреть на это. Никогда не забуду, как под Бруской, на Скабрни, стрельба на позициях никогда не прекращалась, а 500 бойцов Бенковацкой бригады каждую ночь разбегались по домам, мы их снова собирали по Бенковцу и возвращали на позиции. Когда мне все это надоело, мы с двадцатью «книнджами» ночью покрыли всю линию брезентом и тряпками, собранными по всем бенковацким домам, так что утром хорваты обалдели. Два дня они стреляли наугад по позициям длинной в несколько километров, пока не получили приказ беречь патроны, так как эмиграция не будет им слать деньги на бесконечную стрельбу по полотенцам. Когда стрельба прекратилась, вся Бенковацкая бригада, в тишине, вырыла по моей схеме систему траншей и ходов, так что теперь позицию без проблем могли оборонять только двадцать человек. Когда я закончил, их командир, какой-то полковник, мне сказал: «Я им месяцами говорил, чтобы копали, а они не хотели». Я спросил его, а почему же он не показал им пример, он ответил обиженно «Чтобы я им копал?». Эх, а я после первого тренинга «Книнджей» сказал: «Парни, давайте соберем окурки, и первым начал собирать. Никто не стал возражать».

Как только началось обучение «Книнджей» в центре специальных подразделений «Альфа» в книнской крепости, Драган ощутил невероятную суету сербских офицеров. Из-за секретности операции и того что в ЮНА было весьма много хорватов, Кэп строго запретил кому бы то ни было посещать центр с 4 апреля 1991 года, когда начался первый день обучения. По городу пошли фантастические слухи о загадочном иностранце. Стыдливо об этом писала и сербская пресса, что первое время было даже полезным из-за ореола мистики. Между тем хорватская пресса заявила, что все это обычнейшая ложь и хорватская полиция легко «прикончит четников». Будучи уверен, что найдутся те, кто все выболтает Загребу, Кэп планомерно и дозировано посещал некоторые казармы и обучал солдат военному искусству.

-Я быстро понял, что военное искусство и военные знания тогдашней ЮНА по сравнению с мировыми стандартами были совсем скудными, а порой и катастрофическими. Но с другой стороны было удивительно большим количество феноменальных стрелков и парней рожденных для того чтобы стать солдатами, их было гораздо больше среднемирового уровня. Чистым золотом бы им платили многие иностранные инструкторы, так как на основных тестах эти парни были потрясающи.

Драган Василькович говорил офицерам тогдашней ЮНА, что современная военная стратегия в планировании наступления предполагает запланированный ноль раненых и убитых, на что офицеры ЮНА только хохотали. Из всех правил, принятых по мировым стандартам, они помнили только то что раненого товарища не бросают, даже ценой нескольких погибших при его спасении. Драган говорил им, что это величайшая ошибка, так как если спасатели погибнут, до это станет катастрофой для морального состояния подразделения, которое тогда обязательно проиграет сражение или понесет огромные потери. Сколько раз он видел, как на сараевском фронте иностранные военные инструкторы использовали эту сербскую глупость из «Неретвы», «Сутьески» и подобных фильмов, намеренно снайперским огнем раня солдат и мирных жителей, а потом убивая их спасителей, что было предтечей сербского поражения.

 «Когда я только начал обучение «книнджей», сразу поссорился с Шешелем, который словесно напал на меня, когда я встретил два автобуса полных его добровольцев из Белграда. 80% его парней я вернул назад, не позволив им въехать в Краину. Я их быстро построил, провел отбор по основным тестам и приказал срочно стричься и бриться. Многие из них выглядели так, будто поехали на рок концерт, а не на войну. Шешель тут же напал на меня в прессе, но быстро замолчал, что было очень корректно, так как шла война. Я ему ответил, что он со своей «руганью», приносящей сербам больше вреда, чем пользы. Мне кажется, что однажды я его даже обозвал «Хорватом», в чем сейчас хотел бы извиниться».

Между тем когда я приехал в эту сербскую гробницу - Гаагу, я снял перед ним шляпу и признал, что он герой, потому что как настоящий человек стоит за свою идею, говоря «Я стою за каждое свое слово, и я стою здесь, а вы судите меня, вас же будет судить история».

В отличие от большинства сербов, капитан Драган не верит в теорию заговора, а верит в теорию интересов. Отношения в мировой политике по его мнению, сходны с отношениями между мужчиной и женщиной. Побеждает всегда тот, кто добивается своей цели, но обходными маневрами. Драган Василькович, еще обучаясь в академии обожал читать исторические мемуары.

-Я однажды нашел переписку Бисмарка и министра иностранных дел России Ивана Горчакова, когда они обсуждали так называемый «сербский вопрос». Я был просто поражен тем количеством оскорблений в адрес сербов, которых немцы и русские награждали.

Мы здесь всегда показывали себя миру с худшей стороны. Теперь разные идиоты… стараются доказать миру что мы совершили геноцид. Просто упрашивают чтобы нас осудили, мазохистски наслаждаясь тем, что их наследники следующие два века будут жить на зарплату в 100 евро.

Я помню разговор с Милошевичем, в котором он убеждал меня, что истина сама выйдет наружу. Упорно говорил ему, что истину можно купить только до тех пор, пока Буш старший говорит о Югославии, а он это продолжал делать до декабря 199.., хотя и знал что в Хорватии уже идет война. Дипломатическим языком он говорил, -«Сербы, заканчивайте работу»… Я сказал тогда: «Слобо, дай полмиллиарда CNN, позже заплатишь сто». А заплатил в итоге, как мне кажется несколько раз по сто. Тот же человек, который вел переговоры при тогдашнем главе МИД США Джеймсе Бейкере после неудачных переговоров с Белградом уехал и договорился с Туджманом. CNN с начала октября открыто встал на хорватскую сторону, а уже в начале 1992 хорваты получили международное признание.

Ужаснувшись тому, что его никто не понимает, Драган Василькович сам начал кроме обычных боевых действий, вести еще и медиа-войну. Он создал группу, получившую задание снимать преступления усташей и кадры боев, чтобы однажды это стало серьезным документом, на основании которого будет видна настоящая правда, убежденный, что найдет тех, кто профинансирует их показ. К сожалению, в декабре 1991 года Йовица Станишич получил «шелковый шнурок», так как выставил свою кандидатуру на президентских выборах против Милошевича и без какой бы то ни было предвыборной кампании, получил несколько сотен тысяч голосов, все те фильмы остались в Книне и лишь некоторые из них Кэп смог сохранить.

-Лучший показателем моей правоты было, когда 3 июля 1991 был текст на первой странице известнейшей газеты «Дейли мирор» под заголовком: «Человек, любящий животных не может быть убийцей» и продолжением на целый разворот (подобное эта газета делала только в очень редких случаях, например когда погибла принцесса Диана) в котором «Книнджи» показаны с превосходной стороны и, конечно моя фотография с медведицей Книнджей, которая была талисманом нашего отряда. Это был лучший текст о сербах в западной прессе за весь двадцатый век, правда я сам его и проплатил.

-Где-то в начале июня пришел в мою канцелярию в Книнской крепости Зика Черногорец и говорит: «Капитан, там какая-то англичанка хочет поговорить с Вами. После небольшого удивления, так как я никак не мог понять, как она вообще добралась до моей канцелярии, сказал чтобы она подождала, хотя я ничем занят не был. Этим я хотел повысить себе цену, так как на войне и среди женщин всегда важен фактор неожиданности. Если это удастся, то уже рутинное дело довести дело до конца. Если нет, тогда сражение проиграно. Когда я, наконец, увидел эту симпатичную журналистку, то уже знал, что в итоге получится хороший текст о сербах. Сначала она, жестами пыталась спросить, как меня зовут. Была уверена, что я не знаю английский, а я тогда, в реальности, еще толком не выучил сербский. Когда я начал говорить на ее родном языке, а потом играть на гитаре и петь, половина текста уже было готово. Потом мы играли с медведицей, а потом, уже в постели, я ей рассказал, что сербы только защищают свою землю и не хотят повторения геноцида. Она снова спросила как меня зовут. Я ответил, что буду вынужден убить ее, если скажу. Она ответила,- ОК, ты мой Джеймс Бонд, а я ей объяснил, что и он был сербом. В ответ на ее недоверие, вытащил мемуары Флеминга (автора серии о Джеймсе Бонде ) где он рассказывает, как сценарий написал по рассказу английского разведчика Душана Попова (родился в Тителе, учился в Белграде)». Так вышел единственный позитивный фильм о сербских воинах девяностых.

С самого начала войны в Краине, Капитан сцепился с политическим и военным верхом. Больше всего противоречий было с Миланом Бабичем и Ратко Младичем, но о спорах с Бабичем капитан Драган не хочет говорить ни слова, так как он, по мнению капитана, искупил все свои грехи и вечная ему слава.

О спорах с Младичем Драган говорит:

-Когда я приехал в Краину, Ратко был еще полковником … Первый раз мы сцепились, когда я обучал его солдат искусству стрельбы. Младич с ума сошел, когда я рассказал его солдатам, что в наступлении они должны контролировать только 10% пространства, так как человеческий глаз, как научно доказано, может видеть и контролировать только такое пространство. Его солдату я сказал: «…ты не должен стрелять по усташу слево от тебя, это забота трех бойцов которые идут левее тебя, так как каждый из вас контролирует только 10% пространства». Младич ответил : «Пошли на… эти капитановкие охотничьи байки, стреляй, сынок, по усташу, где бы ты его не увидел». Тогда я сказал ему, что он не разбирается в этом и отстает на 100 лет.

Потом он помешал мне, когда я хотел занять Шибеник, который был настоящим усташеским гнездом. На это у меня было и международное и военное право, где говорится, что можно преследовать неприятеля и на чужой территории, если он тебе угрожает, а они угрожали Краине.

Шибеник бы без проблем пал, без жертв среди гражданских. Потом, когда мы уже осадили Шибеник, он пытался заставить моих «книнджей» снять эти «непристойные знаки», так как он признавал только пятиконечную звезду.

А все-таки он был героем. Сомневаюсь, что когда-нибудь встретимся Шешель, Младич и я, хотя мне бы этого очень хотелось. Но наверняка там на небе мы все помиримся, ведь все таки мы небесный народ….А здесь на земле мы, как сказал академик Рашковски - Сумасшедшие.

Сегодня, размышляя в австралийской тюрьме о падении Краины, Драган Василькович уверен, что Краина пала еще до того, как он приехал ее защищать, хотя тогда он этого еще и не понимал. Хорваты как минимум 20 лет готовились к нападению на Краину, так как бои здесь были не только во Вторую мировую, но и в 1971 году, когда под Бенковцем и Книном погибло не менее 40 человек. Правительство Тито это происшествие сумело скрыть, а у сербов как всегда память была короткой. Когда о Краинской войне 1971 года, Драгану рассказал один боец в 1993, во время наступления на Медачкий Джеп, капитану стало ясно, что все уже давно проиграно. Вспоминая те дни, Драган признается, что сожалеет, что сразу не отказался от подчинения Белграду, так как Милошевич был только винтиком в испорченной сербской военной машине.

Краина падала четыре года, но я точно не знаю, когда Милошевич решил ее сдать. Не знаю, действительно ли он хотел ее защищать, но падение Краины было его наиболее хорошо проведенной операцией. По правде говоря, нельзя кривить душой и осуждать только Слобу, так как Краину продавали все те, кто занимался контрабандой и торговал с хорватами, пока «голубые каски» обустраивали буферную зону безопасности.

-Я знал чем все это закончится еще с того момента, когда Туджман и Слобо рисовали границы на салфетках в Караджорджеве, хотя и надеялся, что Милошевичу что-нибудь помешает. Но когда пережил санкции, которые он ввел против сербов на Дрине, сказал Кларе Мандич, которая тогда укрывала меня в Белграде, так как была информация, что меня хотят убить, что все явно идет не туда и сербы - мертвый народ, которому еще только не сообщили дату похорон. И за свою злую судьбу сербы должны винить только себя.

Несомненно истину о падении Краины можно найти в стенограммах где-нибудь в Генеральном штабе, если все это еще не уничтожили, что меня не удивило бы, так как в Сербии возможно все. Мне об этом рассказывал тыловой генерал, по-моему Ристич, который присутствовал на заседании Генштаба в середине июня 1995, когда все было ясно сказано и когда сербским генералам было сообщено, что Краина не будет защищаться в случае нападения хорватов, несмотря на то, что были данные разведки о том что Туджман проводит мобилизацию. Мне этот уважаемый сербский генерал передал информацию через посредников, наивно веря, что я смогу что-то сделать. Я все сказал Маричу, он позже рассказал мне, что все пересказал Милошевичу, а тот ответил что все это обычнейшие глупости. Он понял что Слобо его обманул только когда в Книне загрохотали снаряды, но вероятно сам себе не поверил, так как когда я ему позвонил и спросил: "Послал ли ты войска?" он положил трубку. Поэтому думаю, что так как Слобо обманул нас всех, то обманул бы и Гаагу, если бы не подвело сердце.

Заявление что Краина пала за четыре дня Кэп не хочет комментировать, потому что это сказка для маленьких детей, а не для человека, прошедшего серьезную военную школу. Когда ему пытались это говорить, Драган сразу спрашивал собеседника,- «Были ли Вы когда-нибудь в Краине?» Если собеседник отвечал, что был, то прекращал разговор с ним. Говорит, что не хотел тратить слова на дебилов.

- Кто-то когда-нибудь спрашивал, как сдали тыл Книна хорватам, а именно Двор и Грахово? Кто-нибудь из сербов спрашивал, почему воспрепятствовали объединению Республики Сербской и Краины, хотя (чтобы принять решение об этом) собрались все депутаты? А спрашивал ли кто-нибудь, почему те кто знает ответ на все эти вопросы, не в Гааге? Эх… Книн бы отряд пенсионеров оборонял …как минимум три месяца как раз в направлении Граховов, так как Струмицу располагающуюся на этом направлении практически невозможно взять без колоссальных жертв. Конфигурация позиций была идеальна для обороны. Позже мои парни рассказывали, что некоторые командиры самостоятельно пытались обстрелять хорватские позиции и города, но ракеты оказались декодированы, что не могло произойти без участия сербской Госбезопасности. Сценарий с пакетами, которые приходили командирам с приказом отойти на резервные позиции, придумал кто-то, очень хорошо понимающий военную психологию, так как народ тоже двинулся вслед за войсками. Я пытался узнать, кто же слал эти пакеты, но не смог. Уверен, что это сделали американцы, конечно через своих людей в Сербии. Это так называемая тактика «панического переселения», которую американцы использовали в Камбодже и Вьетнаме, практически всегда, когда условия не позволяли им, как в «Буре в пустыне» «техническим превосходством достигнуть победы».

Сценарий, использованный в Краине, подходил и для Косово. Косово долго бомбили, а по данным разведки выходило, что поражаются только макеты. Кто должен был послать генералу Лазаревичу и другим героям «приказы об отступлении на резервные позиции» покажет история. Знаю только, что краишницы 4 августа дошли до середины Карловца, когда получили приказ отступить. Когда они пришли на резервные позиции, оказалось, что там никого нет. Представляю, как они себя ощущали, так как эту стратегию много раз проходил в австралийской академии. К сожалению, для сербских офицеров это было и остается «Tabula rasa».

По героям не плачут.

Пусть никто не плачет над моей судьбой, так как, какой бы я тогда был герой. Пусть и на моей могиле напишут : «ЗДЕСЬ НИКОГО НЕТ». Все что я сделал в жизни, я оставил в памяти людей, которая будет жить, пока живы сербы.

-Стыдись, Сербия. Все те, кого я привел к власти, не посчитали возможным приехать ко мне в австралийскую тюрьму и спросить: «Кэп, как ты?».

Министр иностранных дел Вук Драшкович приезжал ко мне на позиции под Жабаль и читал свои стихи, когда я был и без него чертовски загружен работой. Но теперь он даже не подумал приехать в австралийское посольство и узнать о своем гражданине Драгане Васильковиче.

Но Бог все видит и все знает. Сербам осталось немного времени на то, чтобы измениться, так как они исчезают вместе со своей территорией. Нет народа без территории. А сербы уже потеряли и Краину и Косово, что по площади сравнимо с Голландией.

Я нашел сербов, которые не воруют, не лгут, которые умеют работать. Нашел сербов, которые собрали миллионы долларов на мою защиту, так как знают, что я защищал святую идею и плакал над каждой слезой… что я сербский солдат, какое бы имя не носил и где бы ни был. И потому, пусть никто не плачет над моей судьбой, так как, какой бы я тогда был герой. Пусть и на моей могиле напишут: «ЗДЕСЬ НИКОГО НЕТ». Всем что я сделал в жизни, я оставил память, которая будет жить, пока живы сербы. После этого мне ничто не важно.