В этот раз моя дорога на Русский марш оказалась самой длинной. Началось все 22 октября. Утром я попросил заехать за мной нашего соратника, - Дмитрия М. Он отзвонил, что у подъезда наблюдается группа крепких мужчин, пытающаяся набрать номер квартиры, в которой я находился. Выезд со двора перекрыт «Волгой» белого цвета с номерным знаком, относящимся к оперативным автомобилям МВД. Ввиду того, что в эту квартиру домофон проведен не был, им пришлось дождаться выходящего соседа по подъезду. Войдя в подъезд «товарищи» расположились на лестничной клетке между этажами и стали ждать. Я не торопился и сказал Дмитрию, чтобы он поднялся на лифте на мой этаж, подождал две минуты и тут же уехал. Через пол часа мне было ясно, что предполагаемый противник располагает четырьмя автомобилями. Скорее всего, это не просто «наружка», так как количество народа и характер их движения не соответствовал методам работы «топтунов».
Через два часа, убедившись в отсутствии подозрительных наблюдателей, я вышел из подъезда и направился по намеченному маршруту. Нотариус. Посольство Румынии. Офис на Мосфильмовской. Там я пробыл буквально 10 минут. Дождался Виктора Якушева (известного интеллектуала национал-социалиста). Он предложил оставить телефоны и отойти в ближайшее кафе, чтобы поделиться со мной инсайдерской информацией. Мысль про телефоны мне почему-то не понравилась, и я оставил их при себе. Заказав по чашечке кофе, мы начали обсуждать намеченную тему. В кафе кроме нас никого не было. Буквально через 15 минут там появились решительные товарищи, которые молча окружили наш столик и почему-то немного замялись, - образовалась пауза. Я увидел в глазах Виктора некоторую растерянность, улыбнулся и повернул голову в сторону нарисовавшихся посетителей кафе.
- Александр Анатольевич! Майор … УВД ЮАО г Москвы. У нас постановление о Вашем приводе.
Я попросил показать мне постановление и удостоверение. Действительно, майор Управления внутренних дел. Действительно, постановление о приводе, выписанное мировым судьей Чертановского района Игониной по административному делу о мелком хулиганстве, которое я якобы совершил в г. Петрозаводск.
- А почему привод поручили осуществить Вам, а не участковому милиционеру, как это положено? – удивился я.
Не знаю, - ответил майор, - нам поступило, - мы выполняем.
В тот момент я уже все понял. Будут действовать по отработанной схеме, как в Карелии. Тогда, чтобы я не попал в Кондопогу на годовщину убийства Слезова и Усина, меня закрыли на 5 суток. В этот раз накрутят 15, чтобы не попал на марш. Я попросил майора дать разрешение на звонок адвокату (благо телефоны я в офисе не оставил) Все, можно ехать, своих курсанул.
Меня поместили в «утреннюю» «Волгу» на заднее сиденье. За нами следовала «десятка». По дороге майор информировал реальных заказчиков моего привода об успешном захвате «особо опасного экстремиста». Минут через десять майора попросили отобрать у меня телефоны, так как на сайте DPNI.ORG уже были подробности моего задержания. Я пообещал, что не буду ими пользоваться.
Суд находился достаточно далеко от места моего задержания, поэтому к моему приезду там уже находилась группа соратников, а судья уже получила характеристику с места работы и службы (от депутата Андрея Савельева). Меня проинформировали о возможности «ухода», но это было нецелесообразно, так как в этом случае судья могла бы «по беспределу» определить меня в местный розыск или даже вынести решение в мое отсутствие.
Ждали адвоката. Количество соратников все увеличивалось. Сотрудники занервничали.
- Мы можем не справиться! Присылайте «цветных»!
Они имели в виду сотрудников в милицейской форме. Зал заполнялся и уже не мог вместить всех желающих, так как был очень маленьким. Приехал адвокат, начал изучать «дело». Прибыли наряды из ОВД и омоновцы. Стали незаконно выводить людей с открытого процесса на улицу.
Судья Игонина соответствовала моим худшим представлениям об этой должности. В огромной химической, медного цвета копне волос пряталось бледное маленькое озлобленное лицо в очках. В глазах читалась ненависть ко всему «мужскому» обильно сдобренная маленькой зарплатой, отсутствием жизненного опыта и слабой юридической подготовкой.
- Назовите свое имя!
- Я не помню Ваша честь! Я так напуган, что забыл документы. Наверное, я сейчас умру, мне нужна медицинская помощь.
Лицо Игониной еще больше исказилось. Ей то обещали, что все будет просто.
- Ваша честь! Я прошу пустить людей в зал.
- Это что Ваши родственники?
- Да, Ваша честь, это мои братья.
- Сколько их?
- Я думаю около 70, но скоро подъедут и дальние родственники.
…
Адвокат попросил перенести рассмотрение дела, чтобы вызвать гражданских свидетелей, так как на суд прибыл только один запуганный начальством лейтенант-лжесвидетель из Петрозаводска. Игонина отказала. Тогда я тоже попросил предоставить мне возможность изучить дело. Процессуально она обязана предоставить мне такую возможность. Однако мне дали всего 10 минут. Конечно, этого не хватило, однако я обнаружил, что решение о рассмотрении дела в данном мировом суде незаконно. Так как Петрозаводский суд удовлетворил ходатайство о рассмотрении дела по моему месту жительства, которого я не делал. В материалы дела был приложен листок, в котором я написал проект ходатайства по другому административному делу (даже указан номер), за которое я уже получил арест на 5 суток. К тому же оно не было подписано. Т. е. я его даже не успел заявить.
Приехала моя жена и сын. Я попросил их приехать, так как не был уверен, что увижу их в ближайшие 15 суток. К тому же жена могла выступить в качестве свидетеля, что я являюсь единственным кормильцем, а она домохозяйка. Мой 4-х летний Иван-Коловрат не очень понимал, что я тут делаю. Мама объяснила ему, что я попал в плен. Он был крайне удивлен:
- Разве у папы не было с собой ножа?
- Был.
- Почему же он не убил этих людей?
- Их много и они из милиции.
- Зачем же тогда ему нож? - удивился Ваня…
В зале было душно. Наконец-то приехала скорая. Врач измерил давление. 90 на 140 при обычном для меня 70 на 110. Решили сделать кардиограмму, но судья не дает возможности подключиться к электросети. Врач заявляет, что в этом случае придется везти меня в больницу. Опера забегали. Решили найти свободную розетку. Кардиограмма оказалась некритической, так как я уже принял какое-то успокоительное средство. Оперативники на прямую стали давить на врача в присутствие судьи. Он решил переложить ответственность с себя и позвонил своему начальнику. Тот попросил к телефону судью. Но она по совету «оборотней» не спешила подходить. Это была их ошибка. Медицинский начальник возмутился и дал добро… Госпитализация. Рассмотрение дела было перенесено на одну неделю до 29 октября.
Я был счастлив, видя вытянувшиеся от злобы лица акабов и сверкающие глаза моих братьев.
26 терапевтическое отделение 4-й Градской больницы, в которую меня доставили, находилось на 4-ом этаже. И хотя уже на следующий день я чувствовал себя превосходно, но все же решил пройти все положенные обследования. В палате в основном присутствовали пожилые пенсионеры. Также были вычислены лица склонные к негласному сотрудничеству с заинтересованными организациями. Однако сотрудничать с ними на мою беду стали и мои врачи. Заведующая отделением была крайне напугана визитом молодого опера, предположительно из Центра «Т» МВД. Выдала ему, не смотря на незаконность такой просьбы справку о состоянии моего здоровья. Испуг передался и лечащему врачу, которая при разговорах со мной вела себя, как будто я Шамиль Басаев. Молодой сотрудник прокололся сразу, когда вошел на этаж в медицинской повязке, но без халата. Я решил его подождать. У лифта мне удалось поймать его взгляд. Он снял маску. Это был тот самый товарищ, который сопровождал меня в суд на другой машине.
- Ну, как дела, Саша, как здоровье?
Из вопроса я понял, что я для него уже очень хорошо знакомый объект. Объект, которым занимаются давно и основательно.
- Нормально, выздоравливаю. Скажи-ка, а что вообще надо от меня!
- Ничего, просто работаем…
Приехал лифт.
В среду 24 октября я вычислил, что в кардиологическом отделении (3-й этаж) находится один «правый», а в соседней палате вообще наш соратник, закончивший, кстати, в свое время ВИИЯ J Я также был опознан одним молодым азербайджанцем. Которого, видимо, напугал мой нож со значком летающей мыши на лезвии J, оставленный мне на всякий случай одним посетителем. Зачем-то он сообщил мне, что родился и вырос в Москве.
К вечеру поступил звонок, что в офисе на Мосфильмовской во время заседания оргкомитета «Русский марш 2007» начался обыск. Обыск проводится по постановлению воронежского суда по делу Румянцева. Летом этого года он выступал на митинге, организованном местным отделением Союза Русского Народа и якобы допустил высказывания возбуждающие межнациональную рознь. Я знал, что это дело используется спецслужбами как повод по выявлению связей среди националистов. По этому делу уже прошло около 20 обысков. Но до этого они проходили у людей тесно связанных с Румянцевым и НСО. В данном же случае все было конкретно притянуто за уши. Однако лишний раз демонстрировало, что наши оппоненты не будут делать между нами различий. И рады будут всех нас видеть в одной камере.
Тут я позволю себе немного отвлечься и вспомнить историю 10-летней давности. Тогда я попал в спецразработку будущих «оборотней в погонах» из 5-го отдела Петровки, 38. Я уже был широко известен в националистических кругах, так как являлся ближайшим сподвижником председателя «Памяти» Дмитрия Васильева. Меня обвинили в незаконном хранении и ношении огнестрельного оружия и посадили в СИЗО №5 на Севере Москвы. Так вот специально ко мне в камеру из Лефортовского изолятора перевели бывшего депутата Государственной Думы Николая Лысенко, обвиняемого, по-моему, в терроризме. Это было не случайно, так как наши отношения до этой встречи, мягко сказать, были натянуты. Он неоднократно упоминал в своей печати оскорбительные выражения в адрес «Памяти». А я отнимал у него микрофон во время Конгресса гражданских и патриотических сил в 92-м и провел «акцию устрашения» в офисе его партии. Только там, среди 10 нацменов, мы поняли, что делить-то нам нечего.
Я сразу отзвонил по месту прописки и жене, предупредил, что скоро начнется осада. Следует отметить, что мы были подготовлены к такому развитию событий перед Русским маршем. Никаких документов по личному составу и любой другой конфиденциальной информации нигде не было. Обыск сопровождали сотрудники управления «Т» МВД России. В постановлении говорилось о необходимости изъять любые документы и вещи нацистского и националистического содержания. Надо обратить внимание на то, что судья требовал изъять незапрещенные законом вещи, - я имею в виду «националистические» материалы. Это постановление лишний раз демонстрирует зависимость судебной системы и юридическую безграмотность судей и спецслужб.
Честно говоря, я очень волновался за своих близких. В обеих квартирах были женщины и дети. Мой 4-х летний сын у жены. И мой 1,5-годовалый племянник у мамы. Каждые двадцать минут я интересовался ходом обысков. Но надо отдать должное сотрудникам МВД, вели они себя в рамках закона. Моей супруге даже удалось запретить им проводить видеосъемку и заменить одну невменяемую понятую. Помимо непосредственных участников обыска, за всем незримо следили вышестоящие начальники, связь с которыми осуществлялась по рациям и мобильным телефонам. Очень хотели найти какие-нибудь финансовые документы. Особенно правоохранители были удивлены скромной обстановкой в месте моего проживания. Они были уверены, что Белов пользуется только серебреными приборами J Также подивило отсутствие компьютеров в одном месте и отсутствие жестких дисков в другом. Были изъяты все CD-диски, книги и брошюры националистического содержания и с «подозрительными» названиями, ксерокопии паспортов моих родственников, символика ДПНИ, личные фотографии.
Супруга уже не поднимала трубку, а внимательно следила за действиями спецслужб, чтобы внезапно не появился какой-нибудь «обрез со свастикой». К телефону подходил мой сын. Я был удивлен его спокойствию и четким ответам.
- Что происходит?
- Ходят тут по квартире, все смотрят, надоели мне.
- Они не сделали тебе ничего плохого?
- Хотели каску у меня забрать. Но пошутили.
Борьба развернулась только за одну видеокассету с надписью «Крещение Коловрата». Специалисты по борьбе с экстремизмом были уверены, что на кассете какая-нибудь акция возмездия белых патриотов. Пришлось показывать свидетельство о рождении, чтобы убедить, что там записаны крестины сына.
Конечно, я буду обжаловать эти идиотские постановления и действия. Но кто компенсирует тот стресс, который пришлось пережить моим родным. Понятно, что целью этих акций были не только обыски, но и попытка воздействия на мою позицию. Не знаю, на что они рассчитывали. Но ненависть переполняет меня с каждым днем все больше и больше.
Участие в обысках сотрудников управления «Т» МВД РФ ясно показывало серьезность намерений сатрапов перед Русским маршем. Было установлено, что существует оперативное дело, разработку в отношении меня курируют в главном управлении по борьбе с организованной преступностью и терроризмом МВД РФ. Думаю, что взрывы автобусов так и будут происходить в России, пока лучшие силы МВД будут направляться на борьбу со мной, а не на выполнение своих непосредственных обязанностей.
Был также установлен план противодействия всенадвигающемуся в стране Русскому маршу. Действовать, как в прошлом году администрация не могла, так как массовые задержания на марше в период выборов в Государственную Думу будут однозначно интерпретированы цивилизованным сообществом как ущемление прав человека и возможно приведут к непризнанию их легитимности. Поэтому были выбраны два направления атаки. Информационно-пропагандистское и административно-карательное. Первое должно было исключить любое распространение информации о РМ в крупных средствах массовой информации, особенно на телевидении, и массовые публикации клеветнической дезинформации в малотиражных и желтых изданиях (особенно в Интернет), направленные на дискредитацию лидеров и приуменьшение масштабов Русского марша. Второе должно было озаботиться проведением масштабной профилактической работы по запугиванию молодежи в ВУЗах и по месту жительства, с целью недопущения ее участия в Русском марше, постараться организовать внутренние противоречия между лидерами националистических организаций и локализовать наиболее активных лидеров непосредственно перед маршем.
В отношении меня в течение 10 дней было опубликовано более сотни статей обвиняющих меня во всех смертных грехах: хищении средств оргкомитета Русского марша, получении денег у Березовского и Госдепа США, пьянстве, сотрудничестве с администрацией и т. п.
Утром 29-го мне сообщили, что у больницы, в которой я находился, увеличивается количество сотрудников МВД в штатском. Я попросил выдать мне справку о том, что я до настоящего времени нахожусь в стационаре. Справку мне выписали, однако, запретили покидать палату и выходить на улицу. Лечащий врач была очень напряжена. Меня отправили на два последние обследования. Я взял карту, но решил, на всякий случай, подождать у другого кабинета. И не напрасно. Через 30 минут на этаж, на котором я должен был находиться, поднялись сотрудники с каким-то предписанием. Я думаю, что они уговорили врачей выдать согласие на доставку меня в суд. Но меня уже не было…
Зато у адвоката уже была справка о моем стационарном лечении. И она уже была в суде. Игонина озлобленно взяла справку, возмущенно прошипев:
- Вы что, - самые хитрые? Идите! Я вызову Вас повесткой.
До марша оставалось еще шесть суток.
В 12 часов следующего дня до меня дозвонился адвокат:
- Саша, срочно ко мне! Игонина назначила слушание на сегодня на 14 часов.
Никакого оповещения естественно не делалось. Я попросил адвоката на всякий случай вызвать Скорую, так как предполагал, что мне это может понадобиться. Добравшись в расположение адвокатской конторы, я был несколько удивлен происходящему вокруг нее движению. Три машины Скорой помощи и уже знакомые автомобили Центра «Т». Так, значит, они прослушивают и адвокатский телефон, хотя это запрещено законом. Подходить я не стал, а подождал, пока одна из Скорых начнет уезжать. Она и оказалась настоящей. С приступом сердечной аритмии я был доставлен в реанимационное отделение 33-й больницы. Отправив факс в суд, мы вновь отложили дело. Однако в 16 часов в адвокатскую контору все-таки завалили борцы с экстремизмом в сопровождении отряда специального назначения «Рысь».
- Где Белов?! У нас постановление на его задержание.
Это означало, что судья стала настолько карманной, что выдавала постановление о моем приводе, еще до того как должно было состояться заседание, на которое я гипотетически мог явиться сам.
- Белов в больнице. У него сердечный приступ из-за вас.
- В больнице его нет! Можно мы досмотрим Ваше помещение?
- Досматривайте…
В комнатах, подсобках и санузлах Белова не оказалось…
- Где он?
- Вот справочка.
Я представляю выражения лиц этих людей...
На следующий день адвокат прибыл в суд и проверил: не истек ли срок давности по данному правонарушению. И оказалось, что истек. Он написал ходатайство. И к его удивлению оно было удовлетворено. Однако покидать реанимацию было нельзя, так как у моих оппонентов еще оставалось время обвинить меня в надругательстве над дворовым таджиком или в подрыве целостности Российской Федерации.
Мне докладывали, что корпус, в котором я лежу, находится под наблюдением. Выйти из него я смогу, но вот далеко уйти вряд ли. Я начал подготовку к уходу с активной телефонной дезинформации о своем положении и планах всех, даже близких. Я знал, что в случае перевода из реанимации в другое отделение со мной обязательно положат сотрудника, который сделает мое исчезновение невозможным. Ну, по крайней мере, им будет так казатьсяJ
Утром 3-го ноября я узнал, что на совещании в Департаменте по борьбе с организованной преступностью и терроризмом МВД России только что отчитались, что Белов-Поткин захвачен в плен и ведется его допрос. Некоторые мои соратники всерьез обеспокоились, - неужели это правда. Корпус кардиологического отделения был окружен, на всех входах стояли товарищи с рациями. Через два часа, когда все документы на выписку из кардиологического отделения были уже готовы, в палату, где я лежал, вошли старые знакомые.
- Это Вы Поткин?
- Да!
Руки ответственного милиционера затряслись, и он выбежал из палаты в коридор. Через 5 минут он стоял уже с начальником охраны больницы.
- Кто этот человек?
- Кто Вы? – перенаправил вопрос начальник охраны.
- Журбенко Антон Александрович!
- Как Вы сюда попали?
- Да вот только что зашел, чтобы забрать вещи и документы Александра Анатольевича, а он только что вышел…
В министерстве некоторых товарищей хватила истерика.
- Найдите срочно! Используйте любые способы! Завтра Белова не должно быть на марше.
Еще через два часа был задержан мой помощник. Особенно борцов со здравым смыслом интересовали телефоны. По какому телефону Белов? Но Белов уже не пользовался никакими старыми телефонами.
До марша оставалось менее суток. Я выехал в Центр Москвы. Заехали в парикмахерскую: короткая прическа, усы, борода под ноль. Потом оптика, - контактные линзы. Воспользоваться Интернетом у не подозревавшего о моем визите соратника. Еще раз посмотрел спутниковую карту района проведения марша. Пришла информация о предполагаемой дислокации МВД. Как я туда попаду? Было три варианта.
Через реку. Но несанкционированное перемещение по реке будет замечено постоянно дежурившим там мощным милицейским катером.
Через узкое место в оцеплении. Особенно через желторотых ВВшников. Однако их цепи будут достаточно плотными, и за ними будут наблюдать еще группы ОМОНа.
Через предусмотренный вход, металодетектор. Но там будут стоять оперативники, которые наблюдают за мной уже не один год.
Короче все варианты очень маловероятны…
Ночлег по той же схеме:
- Здравствуйте, мне нужно у Вас переночевать…
Почти не спал. Утром я еще не знал, как попасть на марш. Подъехал в район Кутузовского проспекта. Оцепление мощное. Но меня ждут. Когда колонны уже построились, основные силы МВД передислоцировались от места сбора. Однако пройти на набережную уже не удалось. Вход закрыли. И не только для меня – по дворам и тротуару у Кутузовского проспекта двигались группы молодежи, не менее 500 человек растянулись от метро до гостиницы «Украина». Андрей Савельев шел в сопровождении 30 соратников Дружины ДПНИ, чем привлекал внимание дежуривших омоновцев и оперов. Сбоку и несколько позади шел я. Дальше еще одна специальная группа. Я заметил, что меня не узнают даже идущие на встречу, соратникиJ Бронежилет, нож и все металлические приборы я оставил в машине, чтобы не тормозить у рамки металодетектора и не привлекать внимания сотрудников МВД. Только перед ограждением у трибуны меня грубо остановил Игорь Томилин, наш соратник и член руководства НДПР:
- Куда прешь!
- Игорь, это я…
- Так, давай отсюда, все …
Я схватил его за грудки и потянул к себе:
- Игорь, б…, смотри в глаза и тихо…
Игорь был в шоке.
Я залез на трибуну.
А где Белов? - спросил у кого-то ведущий митинга Юрий Горский, стоящий в непосредственной близости от меня.
- Да вот он!
Горский повернулся, посмотрел на меня.
- Где вот?
- Юра, это я. Я пришел на мой Русский марш…