(Чечня: 1990-2005)

 

Если мы будем забывать или прощать столь страшные преступления против наших сограждан, то мы никогда не станем нормальной нацией.

Александр Тюрин, октябрь 2004

 

Это поражает само по себе: в республике, где большинство – чеченцы, по какой-то странной прихоти мироздания гибли в первую очередь иные народы, «нечеченцы». Говоря научным языком: действовал какой-то «неучтенный фактор», выбирающий себе жертв по национальному признаку. Этот фактор: планомерный и жестокий геноцид, уничтожение и вытеснение из края всего не титульного, инородного населения, начавшееся еще до войны.

Для многих привыкших слышать и говорить о терроре «русских оккупантов» против «мирного чеченского населения» это звучит несколько странно, но, увы, от этого не перестает быть правдой. С сообщениями о геноциде русского населения в Чечне я столкнулся, собирая, материалы для исследования по истории многовековой Чеченской войны. Масштабы и причины этих этнических чисток я понял несколько позже, работая в Инициативной группе по защите прав русских беженцев из Чечни.

Пытался писать об этом, изначально с целью собрать и задокументировать факты преследований русских в Чечне, чтобы привлечь внимание к проблемам выживших жертв. Однако опубликовать статью в России оказалось невозможным по мотивам политкорректности. Пусть все факты правдивы и доказуемы, пусть она действительно нужна и вовсе не мне, пусть все это было – но ведь этого не следует помнить. Почему-то упорно бытует мнение, что замалчивание национальных проблем способствует их решению.

Мы пытаемся молчать уже десяток лет, но это ведет только к новым вспышкам антирусского насилия, подобным трагическим событиям в станице Бороздиновской. Окликом через годы летят слова ее жителей: «Нам нет там жизни…. За что чеченцы нас так ненавидят?»

Я попытался ответить на этот вопрос, в настоящем исследовании. Я привел множество свидетельств очевидцев, малоизвестных фактов и документов, попытался не только рассказать, но и понять.

А позже долго думал, а стоит ли публиковать этот текст? Не принесет ли напоминание еще большую боль и горечь? Сейчас мне кажется, что стоит попытаться, ведь хуже уже не будет. Проблему не забыть – она упорно не уходит в прошлое. А нам, русским и чеченцам, предстоит и дальше жить бок о бок. А значит нужно помнить и понимать.

Спасибо всем, кто помогал мне в работе над статьей, предоставлял материалы, делился воспоминаниями. Всем им низкий поклон. Особенно хотел бы выделить моих коллег по Инициативной группе: Юрия Кондратьева, бывшего жителя Грозного, известного писателя Александра Тюрина, ученого и публициста Игоря Шафаревича.

Прошу прощения у читателя за что, текст пестрит ссылками и цитатами, однако, говоря о вещах столь ужасных, нельзя требовать верить тебе на слово. Многие из тех, чьи свидетельства я здесь привожу, молчали десятилетиями, и было бы несправедливо не дать им слова.

«Смерть уже не казалась каким-то пугающим словом. Она просто была рядом с нами каждый день, каждую ночь, каждую секунду.»

Юрий Кондратьев, ноябрь 2000 г.

Считается, что война началась в 1991-м году из-за провозглашения независимости Чечни. Наши знания зачастую сводятся к упрощенной формуле: «Чеченцы провозгласили независимость, а мы (русские) их не пустили». А, по сути: мы просто не представляем, что в действительности происходило в то время в мятежной республике. Вот, как вспоминают об этом бывшие грозненцы:

Эти строки взяты из воспоминаний русского жителя Грозного Юрия Кондратьева. Перед началом войны ему посчастливилось покинуть свою малую родину. Война идет и сегодня, и по-прежнему продолжается геноцид всего нечеченского населения республики.

Нет, совсем не хочется верить, что истребление народов может происходить и сегодня, в наш просвещенный XXI век. Но человеческий опыт показывает, что мы всегда совершенно не готовы к ужасам подобных преступлений. Возможно, это связано с тем, что случаи геноцида замалчиваются или предаются забвению по политическим причинам. Даже в тех случаях, когда это касается довольно давних событий.

Китайский император Цянь Лун в свое время взялся за массовое истребление народа ойратов. Маньчжуры охотились за женщинами, детьми и старцами, не давая пощады никому. «Официальная китайская история ограничивается простой справкой: «Было убито более миллиона ойратов». Величайшее событие потонуло в казенщине, и разве только оно одно?!», - пишет ученый-историк Лев Гумилев [3].

Такая же судьба постигла и попытку полного истребления населения Нидерландов в 1568 году, или совсем недавний геноцид представителей племени тутси в Руанде в 1993-м. Забылось и у нас, и на Западе уничтожение аборигенов Южной и Северной Америк (по некоторым оценкам до 100 миллионов человек [4]). США признали факт геноцида индейцев лишь после трагических событий в Вундед-Ни в 1973 году [5].

Поэтому до бесконечности повторяется все тоже и тоже.

Чеченская трагедия началась еще при Советском Союзе, в годы перестройки. В это время по всему СССР происходит серия межнациональных конфликтов, вызванная активизацией местных радикалов, воспользовавшихся смягчением внутренний политики. Так, в частности, начался армяно-азербайджанский конфликт.

Первые события подобного рода зафиксированы в Якутии: в мае-апреле 1986 года там происходят столкновения между русской молодежью и студентами-якутами из ЯГУ, затем, 17 декабря, происходят знаменитые беспорядки в Алма-Ате, повлекшие за собой человеческие жертвы [6].

Однако межэтнический кризис в Чечне начался несколько раньше и без особых «спецэффектов». Прежде всего бросается в глаза ненормальная демографическая ситуация в республике: за 1979-1989 годы при общем приросте населения (9,9%) число русских в ЧР сократилось на 12,4%, а еврейское, например, почти вдвое [7].

Мы, несомненно, в праве говорить факторе, влияющим на национальный портрет республики: он благоприятствует этническим чеченцам и ведет к исчезновению других народностей.

Первым (еще в 1980-е) тревогу в Чеченской республике поднял прокурор Ростов, указавший во время заседания партактива на «рост криминальных выступлений против русскоязычного населения» [8]. Он привел в качестве примера события в станице Старогладовской Шелковского района, где раньше проживали терские казаки, а в 1980-е годы резко изменился национальный состав, из нее стали выезжать русские, и значительно возросло число чеченцев.

Его выступление проигнорировали, а вскоре насилие перекинулось в города. В ту пору нашему свидетелю А1 [9] исполнилось 17 лет…. Однажды вечером он встретил группу молодых чеченцев, которые когда-то учились в параллельном классе. А они, не стесняясь, заявили: «Тебе повезло, что мы тебя знаем, а то мы идем и думаем, какому бы русаку в морду дать». «Тогда они нас просто били, а через два-три года начали убивать» - вспоминает A1.

Напомню, эти события происходят еще до прихода к власти Дудаева, состоявшегося осенью 1991 г. и даже до провозглашения независимости в 1990-м. Формируется неизбежный при национальном конфликте этнический протрет каждой из сторон.

В августе создается подчиненная Дудаеву «национальная гвардия», начавшая свою деятельность со сноса памятников. Не только и не столько советских, как по всей стране: борьбу с коммунистическим прошлым начинают почему-то с памятника Алексею Ермолову, царскому генералу XIX века.

Параллельно изгоняется и советское руководство, в сентябре, благословясь, принимаются за парламент. Потом телецентр, почта, телеграф, МВД. К октябрю добираются и до КГБ: «…Двери в здание распахнуты настежь, тротуар усеян какими-то бумагами, из нескольких окон свешиваются зеленые шакальи тряпки. Рядом со ступеньками лежит чье-то тело, прикрытое тряпьем, а в довершении всей картины на крылечке на стуле сидит шакал в папахе, с “дегтярем” (Пулемет военных лет, на момент описываемых событий был снят с вооружения – М.К.) на коленях»(А1).

Бойня в КГБ имеет характер национального погрома: единственный раненый сотрудник-чеченец (некто Аюбов) был немедленно доставлен в больницу, от его родственников потом откупятся. А, например, русского майора Толстенева забивают до смерти, затем, демонстрируя труп по телевидению (чего скрывать-то!), поясняют для общественности, что покойный «при попытке провокации … сам перерезал себе горло» [10]. Бывает…

Разграбление оружейного склада КГБ провоцирует череду новых преступлений. Криминальным выступлениям способствует и экономическая разруха: закрываются многие предприятия, перестают выплачиваться пенсии и зарплаты, пустеют полки магазинов – продукты можно достать только на рынке по совершенно астрономическим ценам. В удушье установившейся анархии никто не может поручиться, что встретит живым завтрашний день.

«В меня стреляли, пытались избить, бросали гранату, пытались задавить машиной, но к этому времени я уже научился очень многому. Я умел, не поворачивая головы, видеть на 360 градусов, с одного взгляда определять какие намерения у идущих или едущих мне навстречу и совершенно точно знал, как следует поступить. Как прыгнуть в канаву от гранаты, как уклониться от выстрела из пистолета», - рассказывает А2.

Люди начинают понимать, что происходящее в республике выходит далеко за рамки обычного разгула уголовщины. Пишут коллективные жалобы, первые из которых адресованы президенту Чеченской республики, генералу Дудаеву.

Рабочие Старогрозненского управления буровых работ обращаются к нему с просьбой обезвредить появившие¬ся в Старопромысловском районе банды, «разбойно нападающие на работников управления». По словам пострадавших, преступники «ведут себя цинично и нагло, шантажируют именно русскоязычное население, говоря о том, чтобы убира¬лись из Чечни подобру-поздорову, с угрозами дальнейших физических расправ», - жалуются русские «дорогому президенту» [11].

Дудаев пытается сгладить конфликт и проводит ряд встреч «с русской интеллигенцией». В Чечено-Ингушском Нефтяном институте имени академика Миллионщикова генерал встречается со студентами Нефтяного института и Государственного педагогического Университета, однако контакта не получается: студенчество начинает задавать неудобные вопросы (А1).

Не понравились Джохару и преподаватели. Валентина Верольская осмеливается спросить:

Валентина Васильевна начинает говорить о необходимости грамотности для молодого поколения, но он морщится:

Негостеприимный храм науки подвергается погрому: бандиты ночью врываются в университетское общежитие и выбрасывают в окна тех, кто не успевает бежать сам (В1). Ректора, Виктора Канкалика, похищают и убивают где-то в пригороде Грозного. Убит проректор Ибрагим Исраилов (чеченец), попытавшийся помешать бандитам. Исчезают так же многие преподаватели, а в университетских коридорах то и дело слышны выстрелы. Затем принимаются и за частый сектор: захватывают частые дома и квартиры.

A4 сообщает: «Я лично навещал моих друзей в Грозном в самом начале 90-х годов. Мои друзья женаты на двух сёстрах. Один из них русский, другой армянин. Их семьям пришлось покинуть Грозный из-за того, что их грубо вытесняли бывшие соседи, которые раньше, при крепкой власти, вели себя вполне дружелюбно».

В. Дьяченко, например, повез больного отца в Киев, вернулся через месяц: однако квартиру уже заняли дудаевские гвардейцы, чуть не застрелившие его. А. Колоденко начинает получать от соседей-чеченцев (Малики и Руслана Айдаевых) «письма радости»:

Соседи Д. Гакуряна от слов перешли к делу и, угрожая пистолетом, выгнали его из квартиры. Филиппову вместе с мужем выгнал из дому некий Джамалдаев Хамзат Ахмедович. Женщину 90 лет компания пьяных чеченцев выкинула из окна собственной квартиры (В2).

Нашему свидетелю А2 больше повезло, если это слово здесь применимо: за его дом передралось несколько группировок, одна из которых, обеспечила ему охрану, в пику остальным. Это было лучшим, на что мог рассчитывать русский в Чечне. Многие же просто – исчезали, гибли или, оставив и дом и имущество, спешили покинуть вспыхнувшую под ногами родную землю.

Республиканская пресса проявляла удивительное чувство юмора, комментируя эти явления повседневности. Например «Голос Чечено-Ингушетии» порадовал читателей сообщением, что «Никто их (русских – М.К.) не гонит с насиженных мест. Просто люди боятся» [14]. Чудаки, да и только!

В конце концов, когда происходящее вообще перестало укладываться в голове, заместитель генерального прокурора республики все-таки попытался всерьез оправдаться на страницах чеченской прессы [15]. Утверждал, что в республике-де происходит «стихийная реституция», но «мы» ее пресекаем, приводя в пример, дело какого-то Сайдалиева, которого заставили покинуть незаконно захваченную квартиру.

Однако проку от этих разговоров не было. В мае 1994 года в станице Ассиновской «изгнаны из своих домов граждане станицы: Смык В., Полякова В., Жариков И., Золотова М., Ручица П. И., даже не продав дома за бесценок, лишились всего», - пишут Дудаеву жители станицы [16]. Захват жилья зачастую оканчивается гибелью или бесследным исчезновением владельца. От этих посягательств не застрахован ни сельский дом, ни комната в коммуналке, любой русский в Чечне бесправен и только ленивый не попытается «приобрести» за его счет недвижимость.

Таким образом, в 1990-е было захвачено более 100 тысяч домов и квартир [17]. Начиная с середины 1980-х годов, этническими чеченцами совершается множество преступлений против нечеченского – и в первую очередь русского населения.

Во-первых, это открытые нападения в общественных местах, зачастую, без какой-либо конкретной цели: А1 избили и ограбили около здания Совета Министров (днем, днем, господа!), взяв три рубля и авторучку.

Р. А. изнасилована в третьей городской больнице группой подростков-чеченцев, потом ее с какой-то изуверской фантазией под угрозой ножа заставляют совокупляться с собакой. Наталья К. (со слов A7) была похищена вместе с тремя другими девушками и пять месяцев в качестве рабыни провела в отряде боевиков. Один из них насилуя, всегда прижигал её сигаретами, чтобы та стонала «для страсти». Позже всех троих пленниц убили под Ведено: вывели на реку и расстреляли. Пуля попала К. в голову по касательной и лишь контузила ее. Наталья упала в воду, и её унесло вниз по течению, где ее подобрала колонна российских войск.

Что уж говорить про грабежи, угон автотранспорта (по свидетельству А2 в 1992-м в угоне значилось более 10 000 единиц)? Порой поражает бессмысленность подобных деяний: в мае 1993-го пытались отнять инвалидную (зачем?!) машину у русского. Не удалось, потому что та была неисправна. Бандиты подожгли машину и заперли хозяина вместе с ней в гараже, - спасся чудом [18].

Объяснить это волной насильственных преступлений, прокатившейся в начале 1990-х по России – невозможно. Масштабы и организованность этой акции значительно превосходят возможности оргпреступности тех лет.

В 1992-м в Грозном на школу было совершено нападение. Детей (седьмой класс) взяли в заложники и удерживали в течение суток. «Было совершено групповое изнасилование всего класса и трех учительниц», - сообщает один из свидетелей [19].

«Был свидетелем сцены, как четверо пьяных шакалов дое..лись, - другого слова просто нет, - к молодому армейскому лейтенанту, прямо возле “Детского Мира”, рядом с 1-й школой. … Господи, как они его втроем избивали…. Если бы я чем-то мог помочь, но у всех четверых стволы в руках. Трое “развлекаются”, а четвертый стоит и караулит…»(А1).

Лисицына, проживавшая близ грозненского вокзала, каждый день наблюдала грабежи поездов [20].

В происходившем с большой достоверностью можно выделить общую побуждающую силу совершения преступлений. Любые осмысленные мотивы: жажды наживы, пьяный кураж, похоть отходят на второй план или вовсе отсутствуют, при главной побудительной силе – национальной ненависти. Или, что точнее, ксенофобии – ненависти ко всему чуждому, нечеченскому.

В происходящем прослеживается некое сходство со стихией «хрустальной ночи» или антинемецких погромов 1914-го. Объединяющее погромщиков ощущение собственной безнаказанности, толкает их на все новые и новые преступления, превращающиеся в самоцель.

Первое время в действиях бандитов превалирует антисемитизм: Кондратьева в 1990-м избили, как «жида», однако настоящих евреев в республике практически не остается (в 1989 их менее трех тысяч, хотя в свое время в Чечне проживала одна из крупнейших в СССР еврейских общин).

После главенствует откровенный антирусский мотив: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши!» «Русские не уезжайте, нам нужны рабы!» - характерное «стихийное народное творчество» тех лет.

Впрочем, стихийное ли? Госсекретарь А. Акбулатов призывал ведь «наладить периодический выпуск листовок и плакатов на актуальную тему на двух языках - чеченском и русском». Вот, вишь, наладили…. Федеральные власти и общество оказались не готовы противостоять самопровозглашенному режиму. Власти откровенно игнорируют проблемы республики, в чем мы склонны подозревать политический подтекст. Вплоть до 1993 г. Кремль вполне мог считать Дудаева противовесом Р. Хасбулатову, одному из лидеров оппозиции. По данным A4 захват власти Дудаевым был инспирирован Ельциным при посредничестве Шахрая (за свержение коммунистического руководства Дудаеву обещали чин генерал-лейтенанта).

Действительно, Дудаев до определенного момента был вполне лоялен к федеральному центру. Одобрял даже закончившийся большой кровью разгон Верховного Совета в 1993-м. Официальная Москва отвечала ему взаимностью: оставила в его распоряжении огромное количество оружия с воинских складов, включая танки, пропускала мимо ушей все декларации о независимости республики. Когда был разгромлен республиканский КГБ, председатель КГБ РСФСР радует оставшихся в живых офицеров сообщением о своих «переживаниях», фактически предлагая выкручиваться самим, как Бог на душу положит [21].

Казачество тоже совершенно не готово к отпору: «Предки с голыми руками на штыки лезли, в окруженных казачьих селах никогда пленных не было, потому что сражались до последнего и старые и малые, а мы? Совсем обмельчали. Моя мать в 17 лет на фронт ушла, Грозный защищала, ранения имела, а я?», - пишет Юрий Кондратьев.

В «Республиканском Казачьем Обществе» Юрию заявили, что исключают возможность самообороны, потому что для этого есть государство (интересно – где?), а ставят во главу угла подготовку к выборам атамана [22].

Наверное, никто не осудит людей, для которых единственным выходом осталось бегство. Однако они немедленно столкнулись со значительными препятствиями: мало того, что невозможно было продать имущество за сколь-либо серьезную сумму, невозможно было просто уехать…. «Основными техническими и высококвалифицированными кадрами были русские, хотя, конечно, чеченцы тоже работали на заводах, но их было не так много. Местное население занималось в основном сельским хозяйством», - рассказывает Анатолий Иванов, долгое время занимавший в Чечено-ингушской АССР пост министра финансов [23].

В отличие от ряда своих земляков Дудаев прекрасно понимал, что их без русских специалистов республика жить не сможет, и пытался удержать их всеми доступными мерами.

Конечно, и речи не могло быть, чтобы идти против «чаяний народа» и останавливать геноцид, он снова прибегает к грубой силе. Русских работавших на стратегически важных объектах водили на работу под конвоем. (По показаниям Н. Коврижкина – железнодорожников на работах «охраняли, как заключенных»). Многих специалистов под угрозой расстрела или расправы с семьей мобилизовали в войска Дудаева. (Не только русских: ногайка Абиджалиева бежала из Чечни в 1995-м, когда от ее родных стали требовать вступления в отряд боевиков).

Железнодорожное сообщение прекратилось из-за постоянных грабежей, так что основным каналом выезда стал автотранспорт. Дороги были блокированы боевиками, но все равно прочь из республики тянулись тысячи семей беженцев.

Кого-то, почти контрабандой, вывозили знакомые чеченцы, кто-то вырывался сам. Ехали без остановок, пока не удавалось покинуть негостеприимную малую родину, на чеченских «постах» откупались водкой и гнали дальше из России в Россию….

...если бы страна знала о тех зверствах, которые происходили в Чечне в те годы в отношение не чеченского населения, она бы содрогнулась.

Из письма бывшей жительницы Грозного, 2005

Международная конвенция [24] определяет геноцид, как «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее» (статья II), в частности убийства, нанесение ран, ограничение деторождения. Причем преступники несут за эти действия ответственность «независимо от того, являются ли они ответственными по конституции правителями, должностными или частными лицами» (ст. IV).

О существовании таких условий в Чечне говорит статистика. Только по официальным неполным данным из Чечни бежало, спасаясь от этнических чисток, 250 тысяч человек нечеченской национальности [25], убито – 20 тысяч [26].

Очень трудно оценить достоверность этих данных: согласно переписи 1989 года в Чечне проживало более 372 тысяч жителей невайнахской национальности из них почти 293 000 русских [27].

Наши исследования показали, что, например, в станице Ассиновская до геноцида проживало более 8 000 русских [28], к 1997-му их стало 270, к 2001, по данным нашей инициативной группы, – единицы. Судя по этой выборке, к настоящему моменту нечеченское население Чечни сократилось, по крайней мере, на 350 тысяч человек. (По оценкам С. Ганнушкиной всего в Чечне еще осталось 30 тысяч русских [29], но эта цифра кажется нам сильно завышенной).

Нельзя сказать, сколькие из них были убиты, ведь очень трудно выяснит судьбы каждого из жителей. Мы располагаем полными данными лишь о нескольких тысячах человек, хотя число беженцев, несомненно, больше. По оценкам А. Абакумова было убито около 40 тысяч русских [30], по данным Джабраилова, процитированным в начале статьи, убито около 80 тысяч нечеченцев. Значит, спаслись менее 300 тысяч….

Очень трудно описывать само явление, а не только конкретные преступления и их виновников. Все существо бунтует против обвинения в геноциде нации в целом. По мнению Елены Гавкиной, у которой бандиты отняли квартиру «с теми чеченцами, с которыми мы всю жизнь прожили, у нас были прекрасные отношения. Но в семье не без урода...» [31]. Однако по свидетельству Нины Барановой, «неуродов», к сожалению, было меньшинство: «Самые хорошие из тех чеченцев, которые разгуливали с оружием в руках, говорили: "Убирайтесь по-хорошему". Плохие ничего не говорили, они просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. А с оружием разгуливала треть мужчин республики. Еще треть молча их поддерживала. Остальные сочувствовали нам, это были в основном городские чеченцы, но что они могли поделать, если даже старейшины сидели на лавочках и улыбались: "Пусть русских побольше уезжает"» [32].

А1 также обращает внимание на пассивность чеченцев, не участвовавших в геноциде непосредственно: в лучшем случае от них можно было ждать дружеского совета уехать. Судя по всему, речь идет о конфликте между национальной солидарностью, верностью тейпу (роду) с одной стороны и дружескими чувствами по отношению к конкретным русским – с другой.

Дай то Бог, чтобы ни перед кем из нас не вставал подобный выбор. В Чечне те, кто сопротивлялся, погиб (показателен пример Аюбова и Исраилова, сделавших его в пользу долга и порядочности), а прочие предпочли не заметить происходящего один-другой раз и, в конечном счете, оказались связаны кровавой порукой.

Счастье, если удавалось спасти самых близких людей. Хамзат Д. женился в 1991-м на своей русской подруге Лидии, она приняла ислам и выучила детей говорить и писать по-чеченски (чего не умел и сам Хамзат). «Если медведя в цирке учат кататься на велосипеде, то я, наверное, тоже чему-нибудь научусь», - сказала она будущей свекрови [33]. Русским приходилось учиться «не выделяться», чтобы остаться на земле своих предков.

Однако многие чеченцы так же предпочитали поступать «как все»! Один вот по сей день очень удивляется, что кто-то находит нечто предосудительное в том, что он купил у семидесятилетней женщины квартиру за двести долларов(В3). Право слово, ведь сам он ее и пальцем не тронул.

Ты изобьешь русского на улице, изнасилуешь его дочь, чтобы он завтра продал мне свой дом за гроши и оставил нашу землю, а кто-то примет меры, чтобы скрыть происходящее в республике, - и все это для общей выгоды. Провести в каждом случае четкую грань между невольным свидетелем и фактическим соучастником почти нельзя: тем более, если инициатива исходит от родовых сообществ, тейпов, которые все еще сильны в Чечне.

Конечно, за каждое преступление отвечает лишь тот, кто его совершил (хотя есть такие понятия как пособничество и подстрекательство). Так весь немецкий народ не может отвечать за Холокост, а каждый белый американец – за геноцид индейцев и порабощение чернокожих, но убивали ведь именно они, немцы и англосаксы, – и историческая добросовестность обязывает нас упомянуть об этом, чтобы далее оценить. Если мы имеем дело с неким системным явлением (например, расизмом, пустившим глубокие корни в американской культуре), то можно и нужно выяснить: как обезвредить этот смертоносный груз.

Однако поговорим о русских покинувших Чечню. Был ли «сладок и приятен» дым отечества для тысяч беженцев? Действовало и действует всего лишь несколько центров по помощи вынужденным мигрантам, которые, по факту, не могли справиться с этим людским потоком.

Уже во время второй чеченской войны очередная группа правозащитников, заявив об «ужасных притеснениях чеченцев в России», обратилась к правительству с требованием «достойного возмещения убытков всем жертвам войны, вне зависимости от национальности» [34], видимо, полагая, что русские находятся в каком-то привилегированном положении.

Кто из нас не помнит репортажи из лагерей чеченских беженцев? Историй о выплатах компенсаций? Наше государство, вполне справедливо, в меру сил, пытается оказать помощь жертвам войны. К этой работе подключаются и международные организации от «Красного Креста» до комиссариата ООН по делам беженцев.

Последний официально устранился от помощи русским беженцам в связи с заявлением генерального комиссара Любберса о том, что он готов заниматься этой проблемой лишь, если российское правительство «не сможет решить эту проблему само» [35]. Общественные организации практически не ведут работу в этом направлении, насколько нам известно, лишь «Форум переселенческих организаций» в лице Лидии Ивановны Графовой признал проблему русских вынужденных переселенцев.

Вообще, решение проблемы чрезвычайно тормозит отсутствие официального признания геноцида в Чечне. Чиновники отказывают русским в статусе беженцев. Дескать, до декабря 1994-го, войны не было.

А чтобы добиться помощи от родной страны нужно было, как минимум, добиться статуса «вынужденного переселенца» или хотя бы новую прописку на новом месте. Нет работы – нет происки. Нет прописки – нет работы. И круг замыкается. Большинство пытается решить проблему через суд или жалобы в высокие инстанции, вроде Администрации Президента.

Власти порой откровенно издеваются над беженцами, предлагая возвращаться в Грозный за справками (особенно своевременно это звучало зимой 1994-1995, когда в городе шли бои). Некоторые не могут стать на учет десятилетиями. Тем, кому все-таки удается найти место в системе государственных лагерей беженцев, уготована иная участь: «…это тесные, давно не ремонтированные комнаты, коридоры с вздувшимися полами, «удобства» на этаже и одна на всех кухня с большой электроплитой – настолько пустая, что кажется просторной. Новые и не очень пункты временного размещения в Грозном, куда сейчас перевозят жителей палаток, выглядят посвежее. Хотя в Грозном все-таки была война, а в Тамбове о ней только слышали» [36].

Большинство русских, не одолев российской бюрократии, устраивались самостоятельно у родственников, в служебном жилье, или лачугах купленных на вывезенные из Грозного деньги. (Семья А2, как и многие другие беженцы устраивалась самостоятельно, жила в России в двухкомнатной квартире хрущевки вшестером).

В России, как не парадоксально, невыносимая обстановка именно для русских беженцев откуда бы они ни приезжали. Валентина Верольская, бывший преподаватель грозненского университета просит об одном – «чтобы нас уравняли с чеченцами». Русских беженцев из Чечни, не зная ни обстоятельств, ни причин иммиграции, встречают недружелюбно. Приходится слышать и такое: «В России нас никто не ждет, напротив, нам там не рады. Называют или чеченскими подстилками, или еще как хуже. Нежелательны мы ника¬ким властям, вот что обидно…. Есть озлобленные люди, у которых кто-то погиб на войне, но в чем же мы виноваты?» [37]

В том, что родились, на окраине России, в Чечне, и она им – родная?

Но мы забежали слишком далеко вперед, так что вернемся на 10 лет назад в горящую Чечню. В памятном 1994-м центр, наконец, перестал чесать в затылке и принял решение о вводе в республику войск. Разумеется, введенные части занимались не только борьбой с бандами дудаевцев, но и пытались в меру сил помогать мирному населению. А3 упоминает, что русские солдаты делились с жителями разрушенного Грозного едой и сигаретами.

Воспользовавшись краткой свободой дорог от чеченских кордонов, многие попытались уехать из республики. Кого-то эвакуировали военные и МЧС в Моздок, а оттуда в Пятигорск. Зима, ни воды, ни еды, холод, неразбериха. Вместе с беженцами зачастую выезжали раненные боевики.

«Вели себя разнузданно, – утверждает Валентина Верольская. – Оружия, правда, было не видно, но утром в больнице были кучи окровавленных бинтов: их тут оперировали. А ФСБ ничего не делала. Они почему-то только у нас снимали отпечатки пальцев, как будто это мы преступники».

Но весной 1995-го все еще тешились радостными надеждами. Казалось, что республика вновь оживает: возобновил работу университет (на работу вышли 300 преподавателей), начинают выходить газеты, проводятся субботники по уборке Грозного [38].

В эти годы впервые заговорили о геноциде русских на полуофициальном уровне. Некоторые аналитики настаивают на том, что именно этот геноцид стал причиной или поводом (как кому больше нравиться) для ввода российских войск в Чечню [39], [40]. Однако в действительности факт геноцида был «упомянут» российским руководством только в середине 1995 года.

В июле 1995 года С. Шахрай на заседании Конституционного Суда заявил, что в «конце 1991 года, 1992 году, половине 1993 года в Чечне происходили массовые нарушения прав и свобод человека, происходила этническая чистка». Заявление продублировал в августе Олег Лобов, ставший представителем президента в Чечне [41]. Обе эти реплики остались почти незамеченными. В федеральной прессе эти сообщения были не слышны за шумом антивоенной компании, да власть и не решалась широко их озвучить.

Скоро дает о себе знать непоследовательная и неумелая политика Москвы. Попытки переговоров, сдерживание военных операций создает у боевиков уверенность, что все еще можно переиграть. Зимой 1995-1996 гг. происходит несколько крупных захватов заложников, похищают несколько десятков строителей в Ачхой-Мартане и Грозном. Учащаются акты террора против оставшегося в республике русского населения, официальный приказ об этом издает в марте 1996-го Ахмед Закаев.

Капитуляция в Хасавь-юрте (1996) только подстегивает этот процесс. Вновь начинаются грабежи и отъем жилья у посмевших вернуться русских. Приведу свидетельства Марии З.: «Многие подростки тут завели моду бегать по городу с автоматами, обирали каждого встречного-поперечного, – а главным образом русских, за которых некому было заступиться. Случалось, и расстреливали людей — просто так, "из вредности". Кстати, не только русские, но и многие чеченцы страдали от этих молодых "отморозков". Впрочем, чего еще было ожидать от юнцов? Ведь с 1991 года (приход Дудаева) они фактически не учились ни в школах, ни ремеслу. Да и работать им было негде. К тому же дудаевские идеологи вбили им в головы, что высшая военная доблесть для чеченца – стрелять по русским "захватчикам" и добывать хлеб насущный исключительно с помощью автомата Калашникова. Так и выросло целое поколение, живущее отныне по закону: у кого больше патронов – тот и хозяин жизни» [42]. Вскоре у Марии отнимут квартиру и она «в одних тапочках» будет вынуждена уехать в Ставрополь.

Нельзя не сказать и о проблеме заложничества. Еще Пушкин писал: «Пленников они (горцы - М.К.) сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечьем, заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом, бьют, когда вздумается, и приставляют к ним для стражи своих мальчишек, которые за одно слово во вправе их изрубить своими детскими шашками» [43].

О заложничестве заговорили вновь в 1990-е годы, жители станица Ассиновская обращают внимание на то, что многие чеченские тейпы обзаводятся рабами из числа русских бомжей [44]. Опасения того, что «новая экономика» Чечни будет основана на базе рабского труда, вполне подтвердились. По данным чеченской православной общины была похищена значительная часть республиканского клира [45], всего обращено в рабство 45 тысяч человек [46], среди них не только жители Чечни и близлежащих регионов, были даже москвичи. Тем временем учащаются акты бандитизма и вооруженные налеты на соседние регионы. Во время нападения на Буйнакск в 1997-м нападавшие взорвали трансформаторные подстанции, обесточив город и военный гарнизон, а затем начали обстрел расположения одного из танковых батальонов бригады [47]. Уничтожено два танка, взорвано две цистерны с нефтепродуктами и несколько автомобилей. Нападавшие были хорошо вооружены.

По сообщениям жителей окрестных областей бесчисленное число случаев угона скота, грабежи, изнасилования, убийства. В большинстве случаев преступники вместе с награбленным скрывались на территории Чечни. Жертвами преступлений преимущественно становятся этнические русские. В 1999-м даже либеральный «Мемориал» официально признал: «…Криминальное насилие, исходящее из Чечни, является реальным фактором, дестабилизирующим обстановку» [48].

В параграфе 4 той же справки правозащитники констатируют, что Ставропольский край «пока еще не является основным направлением криминальной экспансии из Чечни, уступая Ингушетии, Северной Осетии и Дагестану».

В этот период чеченский бандитизм становится значимым политическим фактором в регионе. Представители чеченского криминалитета мелькают в дагестанской и московской политической элите. Данная политическая сила ставит перед собой следующую задачу «провозглашение исламской республики и создание великой Чеченской империи в Чечне и Дагестане, а затем и на земле Ингушетии» [49].

Однако после начала контр-террористической операции положение несколько улучшилось. Например, по наблюдениям жителей Буденовска (A6), после начал боевых действий в Чечне число преступлений резко упало.

Факты истребления русского населения в Чечне стали более известны во время второй чеченской войны. Вступая в республику, федеральные силы нашли свежие массовый захоронения: во время отступления боевики расстреляли несколько десятков человек в станицах Микенская и Знаменская «за содействие федералам» [50], братские могилы найдены в поселке Здоровье [51].

Тогда же началось первое прокурорское расследование обнаружившее повсеместно места массовых захоронений, в которых, по предварительным данным, «захоронено около тысячи человек. Даты захоронений – с 1991 по 1999 годы» [52]. Однако «будку гласности» вскоре прикрыли: формулировка «геноцид» прозвучал еще лишь в деле банды Рамзеса Гайчаева [53] (того самого, который по собственному выражению «просто убивал русских»). Участники группировки обвинялись в убийствах и грабежах исключительно русскоязычного населения станицы Червленной. Из приговора пункт «геноцид» исчез [54].

Впрочем, вступление в республику федеральных сил геноцид не прекращает. В Грозном по официальным данным за один день (20 марта 2001) было убито 10 мирных жителей из них 8 русских и 2 чеченцев [55] – федеральные власти объявили о захвате группировки ответственной за эти деяния, однако через три дня аналогичное массовая расправа над русскими происходит вновь [56]. Представитель Президента по правам человека в Чечне В. Каламанов тогда официально заявил о геноциде русского населения, осуществляемом боевиками.

Возникает фактический запрет на упоминание этнической составляющей конфликта и преследований по языковому и этническому признаку, действующий до сих пор. Собственно, эта проблема практически забыта. Чеченский политик Амин Осмаев предполагает, что у федеральных органов власти имеется опасение быть обвиненными в шовинизме, если эта тема будет поднята [57].

С этим феноменом автор столкнулся, когда пытался обратить внимание ряда современных политиков на проблему геноцида русских в Чечне. По их реакции можно было подумать, что я призываю их вступать в партизанский отряд.

Я представлял в тот момент абсолютно умеренную группу по защите прав русских и русскоязычных беженцев из Чечни. Наши пожелания – самые скромные: официально признать факт геноцида, дать пострадавшим статус беженцев, оказать хоть минимальную помощь нуждающимся.

В отличие от чеченского политика Амина Осмаева мы и не думаем предлагать ввести квоту, обязательное число русских, в руководстве республики. Однако проблема остается, война идет, страдают и эллин, и иудей, и в Чечне и за ее пределами.

A5 резюмирует в своем письме: «Я видел унижения русскоязычных в Чечне. Фашисты по сравнению с чеченцами просто милые люди. К сожалению, в России все национальности в почете, кроме русских. Именно отсюда все проблемы. Если так будет продолжаться, Россия просто развалится».

 

Мне приходилось беседовать со многими кавказскими убийцами ... ни малейшего раскаяния в совершённых ими преступлениях я в них заметить не мог. На расспросы о причинах убийства следовал с их стороны обыкновенно один ответ, одно оправдание себя: «у нас такой закон, такой адат, а у вас другой».

Э. Эриксон, доктор медицины, 1906

Агрессия чеченцев против окрестных народов возникла не вчера: еще в XVII веке они предпринимали набеги на соседние страны, захватывая скот, имущество, пленников. Потто пишет: «чеченцы ... беспощадны, как тигры, кровь опьяняла их, омрачая рассудок. ... Такими они были по рассказам очевидцев во время резни в Ичкерийских лесах и такими являлись всегда, когда имели дело со слабыми, расстроенными командами или одиночными людьми» [58].

Набегам, как правило, «подвергались казачьи станицы и кахетинские села» [59]. Воинственность компенсировалась неорганизованностью, отсутствием единых начальников и правителей. Набег имел лидера лишь до своего завершения, т.е. крупной добычи и ее дележа, к этому моменту полномочия главаря истекали.

Чеченский писатель С. Якушев приводит такой фантасмагорический сценарий: навстречу атакующим чеченцам казаки выгоняют скотину. Те бросают все и принимаются ставить хозяйские метки, что позволяет казакам оправиться и отбить набег [60].

Другой дикий случай описывает Потто: после захвата селения Шары, его поджигают, а в свете пламени принимаются делить пленников. Дележ выливается в резню, и захватчики истребляют себя вместе со всем населением станицы [61].

Из изложенного можно сделать вывод, что существованию чеченского этноса сопутствует некий фактор, провоцирующий агрессию и вооруженную экспансию.

Но следует, прежде всего, отказаться от шовинистических иллюзий: чеченцы – представители одного с нами биологического вида, их побудительные мотивы зиждутся на тех же основах, что и наши. Иные утверждение – антинаучны, и здесь нечего более обсуждать.

Привязать обнаруженный феномен к территории равно нельзя. Его долгое время наблюдали в Казахстане, территории отделенной от Кавказа многими километрами, кардинально отличной от Чечни ландшафтом. Александр Солженицын сообщает о жизни чеченцев в этих краях:

«Этот народ был зэками по духу. … Они построили себе сакли – низкие, темные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажется, разваливай. И такое же было их ссыльное хозяйство … без запаса, скопа, дальнего умысла. ... Больше они старались устроиться шоферами: ухаживать за мотором не унизительно, а в постоянном движении автомобиля своей джигитской страсти, в шоферских возможностях – своей страсти воровской. Впрочем, эту последнюю страсть они удовлетворяли непосредственно. Они принесли в мирный честный дремавший Казахстан понятие: "украли", "обчистили". Они могли угнать скот, обворовать дом, а иногда отнять все силою»[62].

(Схожее описание дает B5, поживавший в те годы в Казахстане). Если верить Солженицыну эта характеристика всех представителей этноса, «всей нации целиком».

Концепция «агрессивной религии» опять-таки никуда не годится, хотя и существует такое представление об исламе, вызванное разгулом исламского терроризма в последние годы [63].

Вопреки этим домыслам, Коран вовсе не проповедует борьбу против христиан (хотя и допускает насилие против язычников). С точки зрения мусульман Тора и Евангелие – более ранние откровения Аллаха (Сура «Трапеза», аяты 44, 46) [64], в другой суре подчеркивается «Воистину, Мы являли посланников прежде тебя (Мухаммеда, основателя ислама, – М.К.); об одних тебе Мы рассказывали, о других же мы тебе не рассказывали» («Верующий», 78).

А «те, которые уверовали и которые исповедуют иудейство, и сабии, и христиане, - кто уверовал в Аллаха и последний день и творил благое, - нет страха над ними, и не будут они печальны» («Трапеза», 69). А спорить о догматических разногласиях следует «не иначе как наиблагообразнейше» («Паук», 46).

За время диктатуры Масхадова некоторую популярность завоевало движение ваххабитов, чьи адепты проповедуют борьбу против ортодоксального ислама и заодно христианства и иудаизма, однако в начале 1990-х об этом течении в республике и не слышали.

Геноцид так же необъясним в рамках борьбы политических концепций, ведь поддерживали его не только дудаевцы. Возьмем для примера Абдула Вацуева, редактора газеты «Голос Чеченской республики». Он не только активно способствовал сокрытию фактов геноцида до войны. Уже в 1995 году, после жесткого конфликта с Дудаевым, он доказывал в своей газете, издававшейся, кстати, в «оккупированном» Дагестане, - что никакого геноцида не было [65]. (Сейчас этот бывший диссидент и борец с «русским пропагандой» мирно живет в Москве).

Следует отметить, что геноцид в Чечне де-факто продолжает и новый режим. Этническую чистку в Бороздиновской проводил чеченский батальон «Восток» под командованием Сулима Ямадаева [66], который по некоторым данным [67] подчинялся Рамзану Кадырову (сыну А. Кадырова, убитого боевиками).

«Почему все СМИ пишут, что не виноваты ни в чем чеченцы? Нам обидно. Как будто можно бросить все и бежать жить в поле без причин!, – говорит шестидесятилетняя Майсарат Умарова, бывшая жительницы Бороздиновской. – Нам нет там жизни. И если поверим этим обещаниям и вернемся, то, может быть, год проживем тихо, а потом опять начнется: это чеченская земля, убирайтесь! За что они нас так ненавидят?..» [68].

Мы позволим себе выдвинуть гипотезу об этнических причинах геноцида. Согласно учению академика Л. Н. Гумилева об этногенезе существует явление антисистем, человеческих целостностей с негативным мироощущением, «этнических химер» [69]. Такое мироощущение влечет за собой потерю моральных ориентиров и толкает людей на агрессию, истребление природной и рукотворной окружающей среды. (В качестве примеров Гумилев приводит вандалов, хуннов и ряд систем более низкого порядка).

Психиатрии похожее состояние известное как «тупость нравственного чувства», влекущая за собой «полное пренебрежение к правам и интересам других лиц». А особая «кривая» логика при этом скрывает «за своей внешней изворотливостью поразительные изъяны и недомыслие» [70]. Однако эта «кривизна», естественно, превращается в норму и даже в предмет некоторой гордости, когда охватывает большую человеческую общность.

Необходимыми условиями для формирования этого «химерического сознания» у какой-то этнической группы является внедрение чужого этноса и временный упадок [71]. Это объясняется тем, что при взаимном смешении множества этнических моралей и обычаев они теряют свою абсолютность, человек дезориентируется, а кризис создает повод для деятельного воплощения злых наклонностей и формирования негативных установок. (Конечно, изложенное не означает, что каждый представитель этноса становится антисоциальным типом, не даром каждый из нас наделен разумом и способностью отделять хорошее от дурного, противостоять худшему в себе и окружающем мире – увы, не всем и не всегда это удается).

Оба эти условия явно заметны на примере Чечни, которая подверглась 5-6 этническим воздействиям различной силы.

Изначально территория современной Чечни являлась местом проживания аланского этноса – часть из них, предки современных осетин, находились под властью кабардинцев, а их восточными собратьями (ингушами по названию аула Ангош) управляли дагестанские феодалы Турловы [72], в определенный период с гор спустились чеченцы.

Согласно легенде (письменных источников об этом событии, увы, нет) ряд семейств под предводительством некоего Али Араба, уроженца Дамаска, преступления которого, совершенные на родине «заставили его бежать в горы» [73].

Позже Турловы изгнаны из-за того, что не смогли уберечь население от нападений неких «тавлинцев» из Горной Чечни. (Можно предположить, что речь идет о еще одной группе чеченских семейств). Эти события происходят в 16 веке, к этому же периоду относится основание Чечен-аула, места компактного проживания чеченцев в ингушском окружении, наподобие варяжского городища под Новгородом во времена Рюрика.

По нашей версии пришлые группы чеченцев-тавлинцев аналогичным образом установили свой контроль над населением равнинной Чечни, именуемым нахчо (пахари). Как и варяги, они за определенную дань охраняли ингушей от других любителей собирать налоги, а порой «заходили в гости» к соседям за скотом, имуществом, пленниками.

Судя по всему, предками чеченцев являлись представители равнинных народов, вытесненных тем или иным путем в горные районы Чечни и Дагестана. Многие чеченские тейпы являются потомками национальных общин: гюрджи (грузинской), габарто (кабардинской), жюкти (еврейской), гуми (кумыкской) [74], беной (русской(!)).

Неблагоприятные природные условия и малоземелье тормозили развития земледелья и скотоводства [75] и вынуждали их брать на себя труд наемников и, увы, - разбойников, нападающих на соседние страны. Набеги становились важной частью жизни, ведь тот, кто умел грабить мог прокормить семью, был независим.

После установления контроля над равниной Чечней непосредственные набеги утратили свою экономическую важность, однако остались частью социализации. Самым страшным оскорблением, которое можно нанести чеченскому юноше считалось предположение, что он «не может украсть барана» [76]. Героика набегов, захват людей и продажа их в рабство отражена в чеченском фольклоре [77], воспитатели (аталы) видное место в своих уроках уделяли «развитию умения добывать себе пропитание вооруженным разбоем» [78].

Следует подчеркнуть, что само по себе подобное явление не является чем-то нетипичным и позорным. Вспомним славянско-варяжские набеги на Византию, участники которых также не тянут на эталон гуманизма. Хроника Георгия Кедрина сообщает, что славяне «некоторых пленников на крестах распяли, других к земле пригвоздили, а иных поставили себе в мету, пускали стрелы. У сподобившихся священства пленников провертывали главы острыми гвоздями» [79]. Жестокость – спутник детства любого народа, но по счастью, она не переживает обычно веков варварства и исчезает с развитием общества.

Однако кавказская традиция набегов не вполне исчезла из-за тяжелых исторчиеских испытаний. Ее носителем стало так называемое абречество, специфический обет приносимый горцем на несколько лет или пожизненно: «...не щадить ни своей крови, ни крови всех людей, истребляя их, как зверя хищного. ... Отниму грудного младенца от матери, сожгу дом бедняка и там, где радость, принесу горе» [80].

Обычно такой обет, ставящий горца вне нравственных и юридических норм, приносился в связи с какой-либо обидой, позором, несчастьем, считался, возможно, своего рода богоборчеством (распространения мюридизма значительно ослабило абречество, хотя и не искоренило вовсе). По мнению историков «нигде абречество не принимало такого удручающего характера, как у чеченцев» [81].

В Чечне и прилегающих районах Дагестана, и сегодня существует неформальный культ абреков, почитаемых за святых, погибших за веру, шахидов [82]. Однако трудно говорить о том, в какой мере он влияет на поведенческие установки населения (особенно в городах).

Уже в XIX веке абречество и набеги создавали в регионе неприемлемую для российских (де-факто русско-грузинских) властей обстановку. Разумеется, источником этих гибельных тенденций была не только Чечня, но и многие другие районы Кавказа и Закавказья, однако многие современники называли именно Чечню «гнездом всех разбойников» [83], неким межнациональным преступным анклавом.

Этот мятежный край добровольно вошел в состав России в начале века (по договору Гудовича с чеченскими старейшинами [84]). Позже командующий Российским войсками на Кавказе Алексей Ермолов, направил ряд частей в Чечню и предъявил местным лидерам ультиматум.

«...прибытие войск наших не должно устрашать их, и если они прекратят свои хищничества; что я не пришел наказывать их за злодеяния прошедшего времени, но требую, чтобы впредь оных делаемо не было, и в удостоверение должны они возобновить давнюю присягу на покорность, возвратить содержащихся у них пленных» [85].

Длительное противостояние на Кавказе с исламскими радикалами в какой-то мере способствовало сохранению абречества, лидеры антирусских группировок апеллировали к самым темным инстинктам местного населения, поддерживая существование антисистемы. Имам Шамиль, например, провозглашал: «Если мы не сможем победить, то пусть та резня, которую мы устроим христианским собакам станет полным искуплением за наше поражение» [86].

Следует подчеркнуть, что, несмотря на активность антисистемы, в рамках чеченского этноса не прекращались здоровые этнические процессы. В низу социальной пирамиды они проявлялись не слишком ярко, т.к. большинство не принявших установок абречества предпочло перебраться на территорию современной Ингушетии, (этот процесс поощрялся властями, стремившимися отделить агнцев от козлищ), в конечном счете, они окончательно ассимилировали с ингушами.

Однако в элите уже мелькают выходцы из Чечни: живописец П. Захаров (Дада-юртский), герой войны 1812-го, генерал А. Чеченский. (Кстати, военная карьера не была чем-то необычным для чеченцев: по свидетельству М. Лермонтова они принимали участие, на стороне российской армии, в знаменитом бое при реке Валеран-хи (Валерик) в 1840-м [87]).

Здесь мы не будем останавливаться на перипетиях сорокалетней войны на Кавказе, любопытствующих отсылаю к уже существующим исследованиям на эту тему [88]. Констатируем лишь, что к 1863 году, удалось подавить организованное сопротивление горцев и ликвидировать самопровозглашенные имаматы. По мнению же самих чеченцев, вхождение Северного Кавказа в Россию «спасло их как нацию» [89], однако не спасло казацкие станицы от чеченских набегов.

На момент думских слушаний по проблеме Терского округа в 1911 году было зафиксировано множество преступлений против русского населения со стороны чеченцев и ингушей. Многие преступления совершаются с особым цинизмом и жестокостью (сожжение заживо девушки 16 лет и мальчика – 10) [90]. В школьные учебники даже входит упоминание о том, что основное занятие чеченцев и ингушей – грабежи. Во многом это бедствие вызвано малоземельем и клубком социальных проблем горцев, которые власть не желала и не умела решить. Предпочитая повальные репрессии, которые только озлобляли народ, не достигая истинных виновников.

С другой стороны продолжалось развитие чеченского этноса. Восстанавливается сельское хозяйство Чечни, открытие нефтяных промыслов дало толчок развитию экономики, что позволило многим чеченцам заняться мирным трудом. Начинается формирование национальной литературы (С. Бадуев) пока на русском языке, т.к. национальная письменность еще не создана.

Однако с пути мирного развития край столкнули общероссийские потрясения 1917-1921 годов. Во время гражданской войны бандитизм достигал чрезвычайных масштабов, в особенности на Кавказе, где были полностью разорены и уничтожены многие деревни и даже небольшие города (например, Хасавюрт) [91].

После революции большевики попытались решительно разрубить узел межнациональных проблем, выслав из Чечни значительную часть казачества, участвовавшую в Белом Движении. Как сообщил И. Сталин в своем докладе (17 ноября 1920 года): «...пришлось выселить провинившиеся станицы и заселить их чеченцами. Горцы поняли это так, что теперь можно терских казаков безнаказанно обижать, можно их грабить, отнимать скот, бесчестить женщин. ... Если горцы не прекратят своих бесчинств, советская власть покарает их со всей строгостью революционной власти» [92].

Сталин вовсе не сгущал краски. Вот, например, председатель комиссии по выселению докладывал в Москву о событиях в ауле Кень-юрт: «31.10 я был в ауле и под страхом расстрела запретил грабить скот и [потребовал] вернуть взятое, но в последнем мне было отказано» [93]. Чтобы прекратить грабежи пришлось выставить военные караулы на всех ближайших переправах через Терек.

Вообще, советская власть оказалась более нетерпимой к «внутренним делам» Чечни. В энциклопедиях и учебниках не писали, как при царе, что основным занятием того или иного народа являются грабежи, а вводили в республику войска. Были предприняты ряд операций по наведению в республике порядка (1923, 1925, 1930, 1932, 1939 годы), что приносило лишь временное успокоение. Закрепить результаты спецопераций не позволяла коррумпированность местных органов правопорядка, многие представители которых были связаны с бандитами родственными связями.

Новая вспышка чеченского экстремизма пришлась на 1940 год, а в 1941 – началась война. Чеченские бандгруппы сделали ставку на Гитлера, организовывали дезертирство и вооруженные выступления в тылу РККА [94], когда бои подошли к Чечне, именно они служили у немцев проводниками [95]. Антисоветский мятеж обернулся очередным истреблением русского населения [96].

В феврале 1944-го была предпринята знаменитая операция по насильственному переселению значительной части чеченцев в Казахстан. Мы нисколько не оправдываем столь жесткий шаг, однако нельзя не признать известную его эффективность. Он лишил опоры бандгруппы в деревнях, что привело к оставлению ими Чечни и полному разгрому.

По крайней мере после высылки качественно улучшилась криминогенная ситуация в республике, впрочем, и после возвращения высланных она не скатилась к довоенному уровню. (Хотя, заметим, в Чечне и сопредельных регионах имели место ряд агрессивных рецидивов, что влекло за собой протесты русского населения [97]).

К сожалению, в последние века не удавалось удержать стабильность на Кавказе достаточно долгий срок, чтобы чеченская антисистема была окончательно изжита, не пробуждаемая кризисами и потрясениями.

Стабильность, продолжающаяся десятки лет, влечет за собой снижение активности антисистемы и всплеск культурного развития. Лучше всего это можно проследить по истории культуры: расцветы 1900-х, 1930-х, 1960-х заметны, что называется, невооруженным глазом. Рождение новой чеченской литературы, музыки, театра. Все сожжено в одно мгновение, остались только воспоминания, пыль библиотек и фотографии А. Закаева в роли Гамлета. (Талантливый актер был, говорят).

Отмиранию абреческой традиции и формированию цивилизованного общества активно сопротивлялась консервативная верхушка тейпов [98], которые и являются параллельными властными институтами в Чечне, перевод всех отношений в чеченском обществе на цивилизованную юридическую базу означал потерю ими власти и влияния. (Напомним, большинство «старейшин» сочувственно относились к преследованию русских [99]).

Один из бывших жителей Чечни вспоминает: «Помнится, лет тридцать назад я сидел у здания в Ведено, где заседала комиссия по примирению кровников. Я знал, что почтенные старцы заставят давних врагов обменяться рукопожатием. В дверях здания показался один из кровников и что-то сказал. Все засмеялись, а мне объяснили, что именно он произнес:
– Советской власти не будет, я его все равно убью!» [100].

А если б не было тех потрясших страну перемен или просто пройди они мягче, не заметнее? И кровная месть уже не бередила бы душу не сына этого человека, так внука? Если бы теория антисистем так и осталась бы для современников Льва Гумилева абстракцией?

Ведь по сути кровничество, этот зверский уголовный коллективизм и есть основа всесилия чеченских бандитов:

«Мы европейцы у себя в книгах и школах читаем и произносим только слова презрения к этому дикому закону, к этой бессмысленной жестокой резне. Но резня эта, кажется, не так бессмысленна: она не пресекает горских наций, а укрепляет их. Не так много жертв падает по закону кровной мести, - но каким страхом веет на все окружение! ... Чечены идут по казахской земле с нагловатыми глазами, расталкивая плечами, и «хозяева страны» и не хозяева, все расступаются почтительно. Кровная месть излучает поле страха – и тем укрепляет маленькую горскую нацию. «Бей своих, чтоб чужие боялись!» Предки горцев в древнем далеке не могли найти лучшего обруча...» [101].

Так это – только вот, по мнению многих чеченцев, именно «тейповая структура», пережив упадок при СССР и вновь возродившись в войну, «внесла ужасающий современный разлад в организм под названием чеченский народ» [102]. Именно она не дает им жить по-человечески, опоясывая их барьером отчуждения, лишая самых простых человеческих радостей.

Увы, основной проблемой антисистем является их близость к свойствам раковой опухоли: они не просто разрушают организм этноса, но распространяются. Как уже упоминалось «этническая химера» хищнически эксплуатирует ландшафт без всякого смысла и расчета. После нас хоть потоп. Разбазарив природные и даже человеческие ресурсы в одном районе, химерический этнос захватывает соседние земли, проводя и там свою хищническую политику.

В современной Чечне экологи констатируют сложнейшую ситуацию: значительная часть территории Чечни загрязнена отходами от нелегальной переработки нефти (в некоторых местах до 20 метров глубины), в районе Сунжи нефть выходит на поверхность, что приводит к заболачиванию. Многие лесные массивы вырублены для нужд отопления (во время войны многие перешли на печки-буржуйки), концентрация пестицидов в подземных водах в 24 раза выше предельно допустимого значения [103], [104], [105].

При этом в республике еще и 80% безработица [106], а выправления ситуации не предвидится – своих специалистов (большей частью – русских) в Чечне повывели, а новые в силу понятных причин туда не едут. Как решать этот клубок проблем без огромных государственных вливаний – не ясно, тем более что их значительная часть расхищается. Как следствие происходит исход населения в соседние и отдаленные регионы, т.е. расползание антисистемы.

 

– 4 –

 

…Они повсюду страх приносят:
Украсть, отнять им все равно;
Чихирь и мед кинжалом просят
И пулей платят за пшено,
Из табуна ли, из станицы
Любого уведут коня;
Они боятся только дня,
И их владеньям нет границы!

Михаил Лермонтов, 1832

Некоторое время назад я дал достаточно радужный прогноз развития русско-чеченских отношений, который, увы, никак не подтверждается. Трагедия в Бороздиновской, столкновения в Яндыках, бесконечное кровопролитие в Чечне не позволяет говорить о качественных переменах к лучшему.

А вскоре я прочел письмо из Сургута, адресованное нашей инициативной группе: «Геноцид не только в Чеченской республике, он во многих русских городах!..» И понял: начинается и наша Чечня.

Значительная часть мигрантов из Чечни осела на Юге России: Дагестане, Ингушетии, Астрахани, Ставрополье, наиболее пригодных для сельского хозяйства, и центральных регионах, близких к крупным финансовым потокам. Чаще всего они селятся компактно. Община возникает в местах, где уже жили чеченцы, члены того же тейпа, что и новоприбывшие (порой еще с довоенного периода).

В большинстве случаев община располагается в сельской местности, где открывает скотоводческое производство. Чаще всего чеченцы не участвуют непосредственно в управлении скотом (это занятие считается недостойным в некоторых тейпах [107], зачастую чеченцы с пренебрежением относятся и к русским соседям, обрабатывающим землю [108]), а нанимают за небольшую плату «бичей» или местных разорившихся крестьян.

В крупных городах чеченские общины занимаются различными видами бизнеса: торговлей – около 50%, производством – 20% [109]. А так же банковским делом, гостиничным бизнесом и строительством [110]. Бытует так же мнение, что чеченская диаспора контролирует бóльшую часть российского наркотрафика [111], которое мы, по понятным причинам, не беремся ни подтвердить, ни опровергнуть.

Чаще всего конкретный бизнес формально находится в собственности у отдельных членов диаспоры, однако коммерческая деятельность обычно четко координируется общиной, что повышает ее эффективность. Чеченцы характеризуют свою общину, как «армию с четкой дисциплиной и автономными "подразделениями"», основанную на кровном родстве, «где нет места предательству» [112]. (Впрочем, как уж отмечалось многие чеченцы достигнув успеха в бизнесе стремятся выйти из-под контроля тейпа, так как не нуждаются в его поддержке и не хотят делиться доходами).

Сам по себе этот факт ни в коей мере не компрометирует чеченцев: большинство народов предпочитают селиться на чужбине компактно [113], в том числе и русские мигранты в США. Подобное проживание обычно сопряжено с определенной взаимовыручкой, деловой кооперацией, некоторые общины даже добиваются политического влияния (как выходцы с Кубы в Америке).

Однако подобное трогательное единение недолговечно: мы живем в век классовых различий, имущественное неравенство рассекает любую общину в считанные годы. Подобный кризис переживают и сообщества выходцев из ближнего зарубежья в России и наши соотечественники за дальними рубежами.

Чеченская община существует как единое образование в Москве не менее 15 лет, однако продолжает сохранять прежнее значение. То же самое можно сказать про чеченские общины по всей стране. В значительной степени этому способствует влияние рода, подчиняющего себе своих членов выехавших в Россию. (Уклоняющийся от «партийных» поручений может не только быть отлучен от помощи земляков, но и весьма жестоко наказан). Это система вовлекает в себя и чеченскую молодежь, так как основана на централизованной оплате образования и профессиональной подготовки [114], межнациональные браки – фактически запрещены [115]. Так что тейповая система может сохраняться исторически длительные сроки.

Сохранение тейпового уклада находит своих теоретиков в чеченской среде. Основатель московской диаспоры Хож-Ахмед Нухаев считает, что для чеченского народа пригодно лишь право адатов «субъектами которого являются кровно-родственные общины (а не индивиды)», и для них необходим «естественной закон» кровной мести [116].

Следует подчеркнуть, что сами по себе тейпы далеко не всегда враждебны русскому окружению. Чаще чеченские общины толерантно относятся к Системе. Многие даже выступали против боевиков с оружием в руках: например, жители чеченского селения Шушия (Дагестан) вступили в бой с отрядами Басаева в 1999 [117].

Чеченская интеллигенция в России уважает, - по крайней мере, внешне, - русскую культуру. Для многих «русских чеченцев» даже характерно «имперское мышление» и ностальгия по «великому прошлому» России (например, С. Умалатова, Л. Умарова).

Многие сталкивавшиеся с чеченцами до войны с восторгом вспоминают этот народ:

«…Помню их гостеприимство, когда, несмотря на опасливые предупреждения, скитался в горах один, верхом, желая собрать материал для книги о Кавказской войне и увидеть место, где потерпел поражение известный генерал Воронцов. В договоре на книгу мне отказали, но осталась добрая память о том, как меня выходили чеченцы в красивейшем ауле Дарго, когда, под тяжестью свалившейся с кручи лошади, у меня сломалось ребро. Уважать надо и чувство достоинства, с которым ведут себя чеченцы, подавая пример русским, забывшим, что есть такое понятие, как гордость, не позволяющая сносить откровенные издевательства, подобно послушной скотине» [118].

Куда исчезли эти люди? – ведь не хочется верить, что именно повернулись другой стороной своей натуры к окружающему миру. Не хочется, но ведь нельзя не признать, что боевики (тот же Басаев) за редкими исключениями были в мирной жизни простыми обывателями, чьи довоенные профессии превратились в бандитские клички («Тракторист», «Инженер»).

С этой бедой не понаслышке знакомы все народы России, но среди чеченцев вся трудность в том, что чеченский тейп вновь стал носителем абреческой традиции, усугубляя ситуацию.

Поэтому отношения тейповых общин с окружающим населением складываются непросто. Например, недавно в селе Яндыки, где живет около 300 вайнахов, произошел крупный конфликт. Группа молодых чеченцев устроила погром на православном кладбище, но была освобождена в зале суда (как они сами утверждали, за взятку).

Все бы обошлось, если бы парни не начали после освобождения танцевать лезгинку в центре села. Вспыхнула драка, в которой кто-то застрелил молодого калмыка Николая Болдырева, из-за этого произошел погром. Было сожжено несколько чеченских домов и машин, после этого в село ввели войска. Однако, по мнению губернатора, местное нечеченское население просто дало отпор хулиганам [119].

Жители (русские и калмыки) жалуются: «Они все могут – избить, изнасиловать, им ничего не стоит подъехать ночью к местному бару и, затащив в машину девушку, увезти с собой!» [120].

В селе ходили упорные слухи о том, что чеченцы на пастбищах содержат рабов [121], официальное расследование эту информацию подтвердило [122]. (Следует, однако, заметить, что около 24% нелегальных мигрантов в РФ находятся фактически на положении рабов, 38% выполняют работу, на которую не соглашались [123] – вне зависимости от национальности работодателей).

Конфликты чеченцев и окрестного населения – не редкость, и далеко не всегда инициаторами являются коренные обитатели. В Угличе, например, конфликт произошел после убийства чеченцами сотрудника охранной фирмы «Варяг» К. Блохина (в ходе конфликта, касающегося контроля над речным портом). Уже на следующий день, до каких-либо ответных действий «Варяга», к чеченцам приехало на иномарках подкрепление соотечественников из Ярославля, Твери, Москвы [124]. Власти вызвали милицейское подкрепление из соседних городов, что помешало эскалации конфликта (лидеры чеченской общины стушевались и заявили, что просто собрались «поесть мяса»), однако позже представители диаспоры часто хвастались тем, что местные «разбегались кто куда», потому что «против их чеченской организации этот "Варяг" – просто пустое место» [125].

Следует подчеркнуть, что подобные конфликты не являются специфически русскими. Аналогичные события произошли в лагере беженцев недалеко от Вены: чеченцы напали на молдаван из-за того, что их дети шумели и мешали спать [126]. По некоторым данным пришлось применять спецназ для разделения враждующих сторон.

Чеченская сторона обычно все противоречия списывает на преследования со стороны российских властей и происки русских ксенофобов. Однако независимые исследования это категорически опровергают. Хотя около 42% населения не хотят, чтобы чеченцы жили рядом с ними и вообще относятся к этой нации с недоверием, но еще 44% относятся ней положительной или нейтрально [127]. Власти и региональная элита нечасто придерживаются античеченских взглядов, достоверно известно лишь об очень ограниченных (пострадали 6 человек) античеченских акциях в Краснодаре, со стороны известного своими ксенофобскими выступлениями губернатора Ткаченко [128], да и эти преследования напоминали популистскую вспышку активности.

По мнению независимых экспертов «российская среда на удивление толерантна к инонациональным группам. Российская буржуазия и местная власть обычно предпочитают договариваться с сильными этническими сообществами о совместной эксплуатации подведомственного населения» [129].

Нет спору: правовая ситуация в самой Чечне весьма тяжела. Практикуется помещение людей в фильтрационный лагеря, несанкционированный обыски, аресты, порой люди в форме опускаются до чисто криминального насилия. Однако всему этому подвергались в равной мере и русские [130], [131]. В частности можно привести в пример дело Никиты Дмитриенко, жившего в Чечне, который был жестоко избит пьяными российским солдатами.

По его словам, к местным русским жителям военные вообще относятся очень плохо, всячески преследуют их, считая чуть ли не предателями. (Как эхом из городов Центральной России: «Называют или чеченскими подстилками, или еще как хуже. ... Есть озлобленные люди, у которых кто-то погиб на войне, но в чем же мы виноваты?»).

Когда Никита попытался жаловаться в прокуратуру, на его семью напали: мать убили, отцу прострелили ногу. Потом его долгое время держали на блокпосте в Горогорске, заставляя выполнять грязную работу (потом он случайно смог бежать) [132]. (По свидетельству правозащитников на момент их знакомства «правая сторона его лица и шеи была покрыта ... шрамами от ножевых ран..., правая нога постоянно болела, он хромал»).

Вообще большая часть нареканий связана с работой правоохранительных органов, которые, положа руку на сердце, часто допускает произвол и в отношении коренного населения других регионов России: вспомним хоть недавние события в Благовещенске (Башкирия), где местные органы правопорядка устроили настоящий погром в отместку за нападение на патруль. Национальный вопрос здесь совершенно не причем.

Периодически утверждают еще, что чеченцам не дают загранпаспорта, однако куда бóльшие проблемы возникают с визами, в которых отказывают визовые службы различных посольств: и чеченцам, и нечеченцам, имеющим в своем российском паспорте отметку «Место рождения: г. Грозный» [133].

У пробравшихся в Европу возникают трудности совершенно иного толка: по свидетельству самих же чеченцев у эмиграционных служб прорезается дар ясновидения. «Сдающиеся под чеченцев» выходцы из Закавказья (дагестанцы, грузины, азербайджанцы, армяне) гораздо легче получают статус беженцев. Выходцы из Ирака и Афганистана получают убежище и вовсе легко, а «гонимых» чеченцев «депортируют в наручниках», а в некоторых странах даже структуры ООН (!) «нарушают все права» чеченцев [134].

Боюсь, что похожие трудности возникли у участников побоища в австрийском лагере беженцев. У армян, записавшихся чеченцами, которые не полезли в драку с полоборота, проблем, естественно, не возникло.

Дело не в длинных руках русских ксенофобов и вредных стереотипах (в Европе Чечню знают больше по рассказам правозащитников об ужасах «русских застенков»), скорей можно говорить о стабильном антагонизме тейпов, несущих антисистему абречества, и современного общества. Это противостояние не устранимо до окончательного крушения чеченских пережитков родового строя. До этого любая борьба с антисистемой и чеченской ксенофобией не имеет надежды на успех.

Да-да, многие представители чеченского общества явно не готовы принять от нас лекарство перемен. Нас просто ненавидят. Мечтают убивать, уничтожать, словно стремясь отчистить ландшафт от всего чуждого. Ученый скажет: «Антисистема стремится скомпенсировать чуждые влияния, фактически изжить себя». А нам грешным, обремененным бытом людям просто страшно бок о бок жить с теми, кто нас и за людей-то не считает.

Стоит ли: рисковать ради чужой свободы, посылая армию на окраины страны? Может просто, огородить Чечню, как огромную резервацию, забором, опутать колючей проволокой и уйти, потушив за собой свет? Пусть живут, как хотят: без нас.

Или – скажет кто-то – еще проще: одним движением, как крошки со стола, как пальцем свечу. Прочь всех, виновных и невиновных: по-сталински, в Якутию, в Магадан – или еще дальше за пределы страны. Пусть американцы целуются с ими же выкормленной антисистемой. Не примет Запад, всучим Африке, пусть гуманизирует, как знает. Заселим опустевшие земли казаками, чтобы Самашки снова стали станицей Самашкинской. Может, так только и можно в нашем жестоком мире?

Только почему-то любое античеченское насилие бьет в первую очередь вовсе не по врагам России. В Краснодаре губернатор Ткачев задумал под выборы извести чеченских студентов: репрессиям для начала подвергли 6 человек, все они «учатся в юридическом институте, поступали по направлению МВД ЧР как участники антитеррористической операции» [135]. (То есть это участники нашей группировки в Чечне, отличившиеся в боях). Под каток же почему-то не попал никто из тех, кто находится в Краснодаре полулегально, с неясными целями. Они каким-то образом поднаторели уходить в тень, а под ударом чаще всего – наши друзья. Как отличить?

Чеченский народ состоит не из одних басаевых и дудаевых. Он дал России богатейшую литературу: Бадуев, Мусаев, Хамидов, Арсанов, Сулаев и еще десятки имен. Можно вспомнить выдающихся певцов Магомаева и Умарову, и выдающихся общественных деятелей Шерипова и Завгаева. А еще множество людей не столь известных, а просто – добрых и порядочных, с которыми русский народ сводила судьба. Нельзя же всех их – одним росчерком пера? Под один гребень?

Коллективная вина, особенно после жесточайшей войны, – не путь к взаимопониманию, тем более что не чеченцы пустили страну под откос, разрезали на ломти, погрузили в пучину анархии ради лучшего мира. Отсюда уже производные: девочки с поясами из смерти, кровь, заложники в концертных залах.

Только вот бомбежки, «превентивные артобстрелы», зачистки и ненависть, – по обе стороны фронта, – все из того же корня. Нашего: русского, чеченского, казахского, якутского. Нашей общей вины, нашей беды, нашей войны. Никуда нам от нее не деться. Ведь даже преодолев – такое не позабыть.

– 5 –

Больше всего я не хотел бы, чтобы этот текст был воспринят как проповедь нетерпимости и ненависти. Но как обойтись без них, как пережить эту тяжелейшую эпоху разобщенности и войны? Остановить геноцид, но и не превратиться самим в палачей худших, чем те, кого мы осуждаем.

Чечня – не колония (Бог миловал – обходилась Русь без них), а часть России, за которую мы несем ответственность. Не перед собой и миром – так перед потомками, которым жить с памятью о наших делах – добрых и злых.

Дело Дмитриенко далеко не первый, но самый понятный для нас, русских, звонок. Предупреждение о том, что антисистема, как холера, может передаваться от народа к народу. Что насилие порождает насилие, а ненависть – ненависть, а оно в свою очередь новое, как спираль индукции (только в отличие от физики – бесконечная).

...Не один ведь я пишу и думаю об этом. Вот, например, это письмо пришло в Воронежскую общину русских беженцев несколько лет назад. Оно от бывшего жителя Чечни, русского, живущего в настоящее время вне России. Кто он – не знаю, может быть, он один из тех, о ком шла речь на этих страницах. Представляется, что ему и подводить итог рассказанному: лучше, по-моему, не суметь.

«...Сначала, когда началось все в Чечне – когда стали вести приходить, кого из друзей средь бела дня на глазах у детей зарезали, чью жену и как изнасиловали – хотелось проклясть их ВСЕХ. ВСЕХ И НАВСЕГДА. Без жалости ли? Нет. Ведь и к бешеной собаке жалость – существо-то живое. Но стрелять бешеную собаку – НАДО. И... И как же все не просто... Первый раз приехал в Россию после отъезда уже в 1995 году. (Нет, не в Россию – в Россиянию, а я такой страны, честно говоря, и не знал, и знать не особо желаю, огрызок того, что выстроили настоящие россияне без различия национальностей – Багратионы и Лефорты, Барклаи де Толли и Растрелли, не говоря уж о русских государях, в которых русской крови порой и осьмушки не набиралось, но разве же в том дело!)

Приехал – а дело как раз было в разгар Буденновска. Щеки горели, когда видел премьера великой (некогда великой!) страны, в прямом эфире блеявшего в телефонную трубку: "Конечно, Шамиль! Все будет сделано, Шамиль! Как и договорились, Шамиль!"

(Тоже момент немалого психологического значения. Кого прикажете ненавидеть больше – Шамиля ли, который зверь по определению и иной функции не имеет, или все-таки этого денежного мешка с повадками хамовитого директора местного заводика, но в кресле премьера, пресмыкающегося перед тем гадом, которого он обязан был без разговоров раздавить?)

Потом уж кое-что и брат двоюродный рассказал, и сестра (грозненцы). СТРАШНЫЕ вещи рассказали, и я сейчас не о чеченских зверствах только. (О них-то что говорить – боюсь, что всей ужасающей правды мы и не узнаем, и воскрешать не захотим. Порой невозможно даже подумать, что к одному и тому же биологическому виду мы принадлежим.)

Но была страшная правда и по другому, скажем так, департаменту. Вадим рассказал, что командиры дивизий по всей стране В ОЧЕРЕДЬ становились, чтобы в Чечне повоевать.

Патриотизм? Черта лысого. Во-первых, какой же смысл сменять уже "привоевавшихся" ребят на свежих, необстрелянных и неопытных? Все оказалось гораздо проще. Ну-ка, на сколько мог средний комдив (и его окружение) поднавороваться за славные годы перестройки-перестрелки, дерьмократизации и либерастии? Избави Бог бросать камень в каждого генерала, но многие наворовались на очень и очень многие тысячи (и я не о рублях). А Чечня?

Да ведь золотая возможность списать! Под боевые-то действия списать черта с рогами можно! Все, что уже разворовано и вложено в особняки, вывезено и смачно проедено! А солдатики?

Э, да что солдатики. Еще ведь матери нарожают...

А потом приехал уже этим летом. Снова с братом двоюродным встретился, с сестрой. А до того - с семьей по телефону говорил, не раз и не два. В Чикаго они. Муж ингуш, жена - чеченка. С моей сестрой двоюродной и ее матерью (теткой моей) МЕСЯЦЫ вместе в подвале просидели, на улице Стахановцев, что напротив стадиона "Динамо". Делясь последним. Порой будучи уверены, что все, что этот вот день – последний, и прощаясь друг с другом, и проживая еще и этот день...

Давить ВСЕХ! Но... А если среди этих "всех" и эти двое? Пусть всего лишь двое – но ведь ЛЮДИ!

Грешен я. Грешен я перед вами, чеченцы и ингуши. Грешен потому, что считал и считаю вас ХУДШИМ, что создал Господь Бог на нашем с вами (видите, я и поделиться не прочь) Кавказе. Именно нашем с вами – хотя Грозный свой, крепость нашу Грозную, моими (не вашими!) предками выстроенную, я уж за собой – и за СВОИМИ – оставлю. Грешен потому, что если способны найтись ДВА праведника среди ваших (а думаю, что и больше, чем два – кого-то ведь и еще спасали, с кем-то спасались вместе), то уже нельзя вас ВСЕХ.
А разделить-то, распознать-то - КАК?
Вот ведь штука какая - не на годы, а на десятилетия. Если не на века....

Все непросто. Брата бабушки моей, дядю Федю (так уж его все в семье звали, он мальчишка был, практически ровесник матери моей) чечены (НЕ чеченцы!) убили в 30-е годы. Шофером был, зерно на элеватор возил. Что ж, надо было зерно грабануть. Ну отчего же нет, грабани, сделай милость. Да нет, ведь еще и шофера-русака убить надо. Ну что ж, убей, пожалуй, коли уж так невмоготу. Да нет, надо бы его перед тем помучить. И помучили. Обе руки отрубили, а потом ЖИВОГО на костре сожгли.

Порой – будь моя воля – ВЕСЬ ядерный арсенал с небес бы на вас спустил, чтобы и следа от вас не осталось на этой планете. А те двое, что с моими сестрой и теткой в подвале, до последнего?

Вот ИМИ вы и спасетесь. Если ума – а главное, ДУШИ – на это хватит. Бог вам судья. Называйте вы Его как хотите, молитесь, как научены, но помните одно – судья он СТРОГИЙ.

То, что вы убивали моих (а я и о друзьях, и о родных, и о зеленых необстрелянных солдатиках, и о дяде Феде) – что ж, они вам чужие. Но то, что вы сделали с собственными детьми и внуками, превратив их в опьяневших от крови зверей – это вы как (и на каком ином свете) искупать собираетесь?

Как хотелось бы вас проклянуть... Как хотелось бы проснуться в один прекрасный день – и вдруг узнать, что и НЕ БЫЛО вас вовсе на этой нашей Земле... А вот те ДВОЕ не позволяют....

Если все-таки удастся поймать в зеркале хотя бы подобие чего-то человеческого в еще не окончательно пожелтевших глазах, ОСТАНОВИТЕСЬ. Покайтесь – нет, не перед нами, нам спешить некуда, у нас (в отличие от вас) ВЕКА. Перед детьми своими. Перед предками. Перед собой. Перед соседями своими и учителями, коллегами бывшими и армейскими сослуживцами. Не будет настоящий русский вам грех ваш поминать и поминать. Спросите любого (убиенного отца Анатолия, впрочем, уже не спросите) православного человека: как оно, это покаяние перед другим, происходит? Долго ль каяться, долго ль прощения просить? Да нет. Все просто.

– Прости меня, брат.
– Бог простит. И я прощаю».

____________________

¹ «Известия», 16 августа 2005. | в текст
²Ю. Кондратьев «Грозный: несколько дней». Приводится по авторской рукописи. | в текст
³Л. Гумилев «Этногенез и биосфера земли». Москва: «АСТ», 2002. С. 518. | в текст
⁴D. Stannard «American Holocaust: The Conquest of the New World». «Oxford University Press», 1993. | в текст
⁵ «Оксфордская иллюстрированная энциклопедия». М: «Ифна-М – Весь мир», 2000. Т. 4, С. 82. | в текст
⁶ «Союз можно было сохранить. Белая книга», под общей редакцией А. Вебера. М.: «Апрель-85», 1995. С. 11. | в текст
⁷М. Юсупов «Этнодемографическая характеристика Чечни» | в текст
⁸А. Каламбет «Чечня предвоенная» // «Дуэль», 9 июня 1998. | в текст
⁹ Приводя свидетельства людей, чьи имена мы не можем назвать по тем или иным причинам, мы будем пользоваться цифро-буквенной нумерацией. Аn – для тех, чьи показания задокументированны, Вn – для прочих свидетелей. | в текст
¹⁰А. Михайлов «Чеченское колесо. Генерал ФСБ свидетельствует». М.: «Совершенно секретно», 2002. С. 28. | в текст
¹¹ «Белая книга. Чечня, 1991-1995: факты, документы свидетельства». Москва: Центр общественных связей ФСБ РФ, 1995. Часть 2, С. 6. (Далее – Белая Книга). | в текст
¹²И. Сухов «Бегство из России в Россию» // «Время Новостей», 1 июня 2004. | в текст
¹³Белая Книга. Ч. 2, с. 6. | в текст
¹⁴ «Голос Чечено-Ингушетии», 5 декабря 1991. | в текст
¹⁵ «Голос Чеченской республики», 15 января 1993. | в текст
¹⁶ «Не уезжайте, русские! Нам нужны рабы!» // Чечня.ru, 25 августа 2000. По материалам допросов проведенных прокуратурой РФ в январе 1995-го. | в текст
¹⁷А. Шаповалов «Голодная смерть или бандитская пуля» // «Независимая Газета», 21 января 2003. | в текст
¹⁸Белая Книга. Ч. 2, с. 6. | в текст
¹⁹Белая Книга. Ч. 1, с. 16. | в текст
²⁰ Ср. со свидетельством Дудиной: «…ехала в Кpаснодаp в 1993 г., поезд был остановлен, вошли вооруженные чеченцы и забирали деньги и ценности. В тамбуре изнасиловали и выкинули из вагона (уже на полном ходу) молодую девушку». («Не уезжайте, русские!..»). | в текст
²¹А. Михайлов Указ. Соч., С. 28 | в текст
²²Ю. Кондратьев «Грозный…». У нас есть данные о нескольких акциях сопротивления со стороны казаков северных районов Чечни, однако значительного резонанса они не получили. | в текст
²³Д. Тихонов «Проблемы в Чечне были всегда…» [интервью с А. И. Ивановым] // «Литературная Газета», 12-18 февраля 2003. | в текст
²⁴ Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него // «Международный акты о правах человека. Сборник документов», М.: Институт Государства и Права, 1998. | в текст
²⁵ «Известия», 28 января 2005. | в текст
²⁶А. Шаповалов «Голодная смерть или бандитская пуля» // «Независимая Газета», 21 января 2003. | в текст
²⁷ М. Юсупов «Этнодемографическая характеристика Чечни». | в текст
²⁸ «Независимая Газета», 24 апреля 1998. По свидетельству Ю. Кондратьева верен, по крайней мере, порядок. | в текст
²⁹ «Коммерсантъ», 17 апреля 2003. | в текст
³⁰А. Абакумов «Чеченская диаспора должна платить за геноцид в отношении славянского населения в Грозном, на р. Сунже и Среднем Тереке» // «Экономическая газета», №21, 1998. | в текст
³¹И. Шовхалов «В своей стране я словно...» // «Дош», №1, 2003. С. 21. | в текст
³²Д. Соколов-Митрич «Забытый геноцид» // «Известия», 28 января 2005. | в текст
³³И. Шовхалов «В своей стране я словно...». С. 22. | в текст
³⁴ «DiRECT!», 23 Juin 2000. | в текст
³⁵ «Спецназ России», №2, февраль 2002. | в текст
³⁶И. Сухов «Бегство из России...». | в текст
³⁷В. Янченков «Изгои на родной земле» // «Труд-7», 17 февраля 2000. | в текст
³⁸ «Республика», 25 апреля 1995. | в текст
³⁹L. Monod «Le Rôle de l’OSCE en Tchétchénie». Edition d’«Institut Universitaire des Hautes Etudes Internationales», 2000-2001. P. 12. | в текст
⁴⁰E. Schneider «Moskau Entschluss zum Tschetschenien-Krieg» // «Aussenpolitik», №2, 1995. S. 162. | в текст
⁴¹ «Голос Чеченской республики», 14 августа 1995. | в текст
⁴² «Труд-7», 12 марта 1999. | в текст
⁴³А. Пушкин Избранные Сочинения. Москва: «Художественная Литература», 1978. Т. II, С. 613. | в текст
⁴⁴Белая Книга. Ч. 1, с. 18. | в текст
⁴⁵В. Янченков «Изгои…». | в текст
⁴⁶А. Шаповалов «Голодная смерть или бандитская пуля» // «Независимая Газета», 21 января 2003. | в текст
⁴⁷ «Зеркало Недели», 27 декабря 1997. | в текст
⁴⁸О. Орлов, А. Костинский «Справка о положении в Курском районе Ставропольского края» // Электронный Архив Центра «Мемориал», 8 апреля 1999. | в текст
⁴⁹ «Ал-Аман», 17 сентября 1999. Цит. В. Бобровников «Абреки и государство» // «Вестник Евразии», №1(8), 2000. С. 38. | в текст
⁵⁰ «Российская Газета», 6 января 2000. | в текст
⁵¹ «Коммерсантъ», 3 марта 2001. | в текст
⁵² «Российская Газета», 6 января 2000. | в текст
⁵³ «Сегодня», 19 января 2000. | в текст
⁵⁴ ИА Lenta.ru, 18 апреля 2001. | в текст
⁵⁵ ИА News.ru, 20 марта 2003. | в текст
⁵⁶ ИА News.ru, 23 марта 2003. | в текст
⁵⁷ «Россiя», 30 июля 2003. | в текст

---

⁵⁸В. Потто «Кавказская война». Ставрополь: «Кавказский Край», 1994. Т. 2, с. 66. | в текст
⁵⁹В. Дегоев «Имам Шамиль: пророк, властитель, воин». М.: «Русская панорама», 2001. С. 26. | в текст
⁶⁰ Цит. А. Михайлов «Чеченское колесо». С. 255-256. | в текст
⁶¹В. Потто «Кавказская война», Т. 2, с. 70-75. | в текст
⁶²А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ». М.: «ИНКОМ НВ», 1991. Т. 3, с. 270. | в текст
⁶³ Например, О. Осетинский «Если бы я был Бен Ладеном…» // «Известия», 2 октября 2002. | в текст
⁶⁴ Цитаты выверены по: «Коран». Перевод и комментарии И. Крачковского. М., 1990. Смысл сохранен везде, хотя в частностях незначительных для нашего исследования разные переводы расходятся. | в текст
⁶⁵А. Вацуев «Был ли у нас геноцид русских?» //«Голос Чеченской республики», 14 августа 1995. | в текст
⁶⁶ ИА Lenta.ru, 13 августа 2005. | в текст
⁶⁷ «Новая Газета», 27 июня 2005. | в текст
⁶⁸ ИА Regnum, 27 июня 2005. Выделение наше. | в текст
⁶⁹Л. Гумилев «Этногенез и биосфера земли». С. 483, 492. | в текст
⁷⁰В. Сербский «Судебная психопатология». Выпуск второй: «Клиническая психиатрия». М., 1900. С. 237-238. | в текст
⁷¹Л. Гумилев «Этногенез и биосфера земли». С. 494. | в текст
⁷²В. Потто «Кавказская война». Т. 2, с. 63. | в текст
⁷³В. Потто «Кавказская война», Т. 2, с. 60. | в текст
⁷⁴ А. Шнайдер «Этнография народов Кавказа» . | в текст
⁷⁵ Большая Советская Энциклопедия. М., 1958. Т. 51, с. 308. | в текст
⁷⁶ «Чеченцы» // Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона (CD-диск), Москва, 2002. | в текст
⁷⁷ См. В. Потто «Кавказская война». Т. 2, с.65. | в текст
⁷⁸В. Дегоев «Имам Шамиль…». С. 23. | в текст
⁷⁹ Цит. О. Рапов «Русская церковь в IX веке – первой трети XII века. Принятие христианства». М.: «Высшая школа», 1988. С. 148. | в текст
⁸⁰В. Потто «Кавказская война», Т. 2, с. 68. | в текст
⁸¹ См. В. Потто «Кавказская война». Т. 2, с.65. | в текст
⁸²В. Бобровников «Абреки и государство» // «Вестник Евразии», №1(8), 2000. С. 35. | в текст
⁸³А. Ермолов «Записки А. П. Ермолова 1798-1826». М.: «Высшая школа», 1991. С. 285. | в текст
⁸⁴ Оригинал хранится в Архивно-правовом департаменте МИД РФ. Опубликован «Православный голос Кубани», №5 (113), июнь 2000. | в текст
⁸⁵А. Ермолов «Записки», с. 308. Курсив наш. | в текст
⁸⁶ Цит. В. Дегоев «Имам Шамиль...». С. 107. | в текст
⁸⁷М. Лермонтов Собрание Сочинений. М.: «Правда», 1988. Т. 1, с. 205. По мнению И. Чистовой описание сражения исторически достоверно (там же, с. 689). | в текст
⁸⁸ Например, В. Дегоев «Имам Шамиль...». | в текст
⁸⁹А. Завгаев «Пора говорить о народе с народом, а не от его имени» // «Независимая Газета», 29 августа 2002. | в текст
⁹⁰Г. Ткачев «Ингуши и чеченцы в семье народностей Терской области». Владикавказ, 1911. | в текст
⁹¹В. Бобровников «Абреки и государство». С. 36. | в текст
⁹²И. Сталин Сочинения: в 13 томах. М., 1947. Т. 4, с. 400. | в текст
⁹³ Российский Государственный Военный Архив. Фонд 320, Опись 1, Дело 18, Лист 40. | в текст
⁹⁴Н. Бугай «Л. Берия - И. Сталину: "Согласно Вашему указанию ..."», Москва: «АИРО-ХХ», 1995. | в текст
⁹⁵В. Гнеушков, А. Попутько «В степях Ставрополья» // «Венок Славы», М., 1980. Т. 8, с. 278. | в текст
⁹⁶О. А. Ржевский Выступление на конференции «Проблемы историографии Второй Мировой войны и внешней политики СССР: к 66-летию советско-германского договора о ненападении и 60-летию окончания Второй мировой войны», 16 сентября 2005. | в текст
⁹⁷О. Матвеев «Русский бунт в Грозном» // «Независимая газета», 31 марта 2001. | в текст
⁹⁸М. Мамакаев «Чеченский тейп (род) в период его разложения». Грозный, 1973. С. 79. | в текст
⁹⁹ «...старейшины сидели на лавочках и улыбались: "Пусть русских побольше уезжает"» («Известия», 28 января 2005). | в текст
¹⁰⁰Д. Жуков «Ермолов, Грибоедов, чеченцы…» // «Завтра», 9 января 2001. | в текст
¹⁰¹А. Солженицын Указ. соч.. Т. 3, с. 272. | в текст
¹⁰² «Счастливый билет Малика Сайдулаева» [интервью] // Аналитический центр «Намакон» | в текст
¹⁰³ ИА «Кавказский Узел», 21 января 2004. | в текст
¹⁰⁴ ИА «Утро», 23 октября 2004. | в текст
¹⁰⁵ А. Савельев «Преступления режима Дудаева-Масхадова» // Библиотека партии «Родина» | в текст
¹⁰⁶ «Известия», 16 августа 2005. С. 3. | в текст
¹⁰⁷Х. Боков «Мы – вайнахи». М.: «Славянский диалог», 2000. С. 81. | в текст
¹⁰⁸Д. Якушев «Чечня и Чеченцы. Социально-этнографический очерк» // «Коммунист», 28 октября 2002. Компьютерная распечатка. С. 2. | в текст
¹⁰⁹М. Ростовский, В. Богомолова, И. Ринаева, М. Хайрулин, О. Горбатов, А. Юров, М. Мартова, Н. Шипицына «Москва чеченская» // «Московский Комсомолец», 1 ноября 2002. | в текст
¹¹⁰ «Московская правда», 20 ноября 2002. | в текст
¹¹¹А. Караулов «Момент Истины» // «ТВЦ», 16 марта 2002, 20:00. | в текст
¹¹²Д. Якушев «Чечня и Чеченцы». С. 4-5. | в текст
¹¹³ Выходцы из Бороздиновской равно намериваются селиться компактно, по культурно-языковому признаку. С. Магомедов Дневник // ЭАЦМ, 5 августа 2005. | в текст
¹¹⁴Д. Якушев «Чечня и Чеченцы». С. 2. | в текст
¹¹⁵О. Вандышева «Телеведущая Асет Вацуева: «За русского выходить замуж мне нельзя». Самая популярная чеченка России рассказала об интимных нравах своего народа» [интервью с А. А. Вацуевой] // КП, 26 июля 2005. | в текст
¹¹⁶ Цит. Д. Якушев «Чечня и Чеченцы». С. 4. | в текст
¹¹⁷ Из интервью О. Орлова на пресс-конференции в Национальном Институте прессы // ЭАЦМ, 28 сентября 1999. | в текст
¹¹⁸Д. Жуков «Ермолов, Грибоедов, чеченцы…» // «Завтра», 9 января 2001. | в текст
¹¹⁹ КП, 27 августа 2005. | в текст
¹²⁰ «Коммерсантъ», 20 августа 2005. | в текст
¹²¹ КП, 24 августа 2005. | в текст
¹²² КП, 27 августа 2005. | в текст
¹²³Е. Тюрюканова «Трудовая миграция из стран СНГ и новые практики эксплуатации труда» // «Международная миграция населения: Каир +10. Россия и современный мир». Выпуск 12. М.: «МАКС-пресс», 2004. С. 101. | в текст
¹²⁴Д. Якушев «Чечня и Чеченцы». С. 1. | в текст
¹²⁵ Там же, с. 3. | в текст
¹²⁶ «New Europe», August 11, 2003. | в текст
¹²⁷ Опрос Фонда «Общественное мнение», 25 января 2003. | в текст
¹²⁸С. Ганнушкина «О положении жителей Чечни в Российской Федерации: июнь 2003 г. — май 2004 г.». М.: «Правозащитный центр «МЕМОРИАЛ»», 2004. С. 49-50. | в текст
¹²⁹Д. Якушев «Чечня и Чеченцы». С. 4. | в текст
¹³⁰И. Шовхалов «В своей стране я словно...». С. 21. | в текст
¹³¹С. Ганнушкина «О положении жителей Чечни в Российской Федерации: июнь 2004 г. — июнь 2005 г.». М.: ПЦ «МЕМОРИАЛ», 2005. С. 30. | в текст
¹³² См. С. Ганнушкина «О положении жителей Чечни в Российской Федерации: июнь 2003 г....». Приложение 15. | в текст
¹³³ Т. А. «Чеченцы в Европе» // «The Chechen Times (на русском)», 9 июня 2004. | в текст
¹³⁴ «The Chechen Times (на русском)», 16 июня 2004. | в текст
¹³⁵С. Ганнушкина «О положении жителей Чечни в Российской Федерации: июнь 2003 г....». С. 40.