В последнее время российское общество, размываемое нарастающим потоком мигрантов, очень хорошо осознало гамму связанных с этим угроз - от угрозы утраты культурной идентичности до физической угрозы со стороны организованной по этническому признаку и потому безнаказанной преступности.

Правящая бюрократия, насколько можно понять, стимулирует миграцию частью в силу своего коррупционного разложения, а частью вполне осознанно, так как управлять бесправными и безропотными мигрантами значительно приятнее, чем россиянами, по инерции, несмотря на реальность жизни после Катастрофы 1991 года, все еще полагающими, что у них есть какие-то права.

Расхождение общества и правящей бюрократии по вопросам миграции, то есть сохранения России именно как России, а не гремучей смеси Средней Азии с Кавказом, является не менее глубоким и острым, чем расхождение по вопросу права россиян на жизнь (а значит, на минимальный уровень дохода и набор социальных услуг).

Однако, осознавая внешнюю угрозу, исходящую от неконтролируемой миграции (а в последние годы и от неконтролируемо легализуемой миграции), мы должны помнить и о другой угрозе, пока слабо осознаваемая российским обществом. Это угроза его архаизации и внутреннего перерождения в результате не прямой экспансии более архаичных культур, но в результате принятия самим Российским обществом норм бесчеловечной и безжалостной эксплуатации носителей этих культур.

В России рядом с нами живут и даже работают на многих из нас миллионы совершенно бесправных людей - по сути дела, рабов.

Да, в Южной Чечне во время ее освобождения от бандитовм, по живым свидетельствам, зинданы - то есть ямы для содержания рабов (в основном русских) - находили во дворе почти каждого дома, в котором их искали (а искать приходилось, так как обычно они были замаскированы), и российское общество не забудет этого никогда.

Но, осуждая рабовладельцев из Чечни восьмилетней давности, мы не должны забывать о том, что сами тоже живем в рабовладельческом обществе. Да, абсолютное большинство россиян не получает от нового рабовладельческого строя, сформировавшегося и расцветшего в президентство Путина, никаких заметных выгод и имеет от него лишь проблемы (начиная с бытовой преступности и кончая потерей рабочих мест, люмпенизацией и национальным унижением). Однако молчаливое согласие делает нас не только жертвами нового режима, но и его, пусть невольными, соучастниками.

Мы должны хотя бы понимать, что именно происходит в нашей стране - рядом с нами, на наших улицах, в заселенных руинах свиноферм и за стенами фанерных вагончиков.

На прошедшем недавно в Госдуме научно-практическом семинаре «Национальная безопасность и миграция. Российский аспект», организованном Комитетом Госдумы по безопасности и Национальным Антикриминальным и Антитеррористическим Фондом ведущий научный сотрудник Института социально-экономических проблем народонаселения Е.В.Тюрюканова представила буквально потрясающие результаты социологического опроса, посвященного сравнению положения легальных и нелегальных трудовых мигрантов в России. Не менее впечатляющими, чем сами эти данные, представляются результаты в целом по трудовой миграции в России.

Положение легальных и нелегальных мигрантов в России

*) Рассчитано автором на основании данных докладчика; в 2008 году в результате политики легализации мигрантов доля легальных мигрантов выросла, по ее оценкам, до 15-20%, однако до этого (в период, отраженный исследованием) устойчиво составляла 10%.

Первое, что бросается в глаза, - если убрать часть нелегальных мигрантов, находящуюся фактически на положение рабов, положение легальных и нелегальных мигрантов отличается не очень сильно. В частности, средняя продолжительность рабочей недели мигранта превышает предусмотренную российским законодательством почти в два раза, и разница между легальными и нелегальными мигрантами не очень значительна (около 20%).

В целом положение мигрантов ужасающе: почти две трети их были лишены паспорта, то есть были полностью бесправны, почти 40% были вынуждены выполнять бесплатно часть работы, а более пятой их части - всю работу, более десятой их части находилось в рабстве, а 14.5% женщин подвергалось сексуальному насилию (думаю, понятно, что в эту категорию не входит добровольная проституция).

Возможно, это положение значительно лучше существующего у них на родине (таджики, например, хорошо помнят, как во время гражданской войны цена женщины составляла полканистры бензина), но для России, особенно учитывая латентность сексуальных преступлений, это напоминает катастрофу.

Кстати, это хорошо объясняет, почему правящая нами бюрократия (руками прежде всего представителей Государственно-правового управления администрации президента России) наотрез отказывается даже подписывать основополагающие конвенции Евросоюза по борьбе с торговлей людьми (в основном принуждаемыми к проституции), педофилии и киберпреступлениями (значительная часть которых также носит сексуальный характер). Понятны и истерические отказы от предложений американских спецслужб открыть доступ к международным базам данных по преступникам-педофилам: положением в этой сфере пользуются, судя по всему, далеко не только недобросовестные работодатели и рядовые «оборотни в погонах».

Легализация нелегальных мигрантов, как и следовало ожидать, не привела к сколь-нибудь заметному улучшению ситуации; так, по данным ФМС, официально трудоустроены лишь 47% легальных мигрантов. При этом доля не имеющих письменного контракта с работодателем (то есть полностью бесправных, с одной стороны, и получающих всю зарплату «черным налом», с другой) хотя и снизилась с 90 до 77%, остается исключительно высокой.

В 2008 году ФМС провела эксперимент, ограничив миграционную квоту заявками, поступившими от работодателей. В результате, как было сообщено на семинаре, размер квоты сократился втрое - и она оказалась выбрана уже в апреле месяце.

Этот невольно проведенный эксперимент полностью разоблачил либеральный миф о том, что мигранты-де восполняют нехватку рабочих рук в России: российским работодателям (по крайней мере, относительно цивилизованным) нужна лишь треть приезжающих в Россию гастарбайтеров. Остальные, спасаясь от кромешной, часто не представимой россиянам нищеты (84% мигрантов оценивает свою жизнь в стране выезда как «бедную» и «очень бедную»), не выполняют значимой позитивной социально-экономической функции, но лишь портят рынок труда и разрушают этнокультурный баланс, сложившийся в нашем обществе.

Избыточность современной миграции в Россию с точки зрения потребности рынка труда объективно обусловлена. В самом деле: 9% приезжающих в нашу страну мигрантов вообще не знают русского языка, а 28% знают его «не очень хорошо» (то есть, в общем, тоже не знают). По меньшей мере половина мигрантов не имеет никакого профессионального образования (правда, примерно это же можно сказать и про выпускников московских вузов, и еще неизвестно, в чью пользу будет точное сопоставление, - но выпускники хоть способны говорить по-русски).

Таким образом, миграция в сегодняшних масштабах России не нужна, - и, значит, мы можем с легкостью вернуться из состояния рабовладельческого общества в остальное, существенно более цивилизованное человечество.

Преградой на этом пути являются не объективные демографические тенденции и не состояние рынка труда, а лишь произвол и корысть правящей бюрократии, угрожающей уже самому существованию России.

Михаил Делягин