Первый Русский марш состоялся в 2005 году. Тогда он еще назывался «Правым маршем». Придумали его люди из организации Евразийский союз молодежи, созданной известным философом Александром Дугиным.

Получилось все немного не так или даже совсем не так. Лидеры ЕСМ хорошо понимали, что сами массовое мероприятие организовать не смогут. Они обратились за помощью к руководителям других правых организаций (их искали с помощью «Яндекса» − эта малозначащая, на первый взгляд, деталь позволяет составить впечатление о трогательной неосведомленности «младоевразийцев» в раскладах сил внутри русского националистического движения). Одной из найденных таким образом организаций оказалось ДПНИ, существовавшее к тому моменту уже три года, но не прославившееся никакими громкими акциями, кроме пикетов в защиту Александры Иванниковой. Лидер (формально – руководитель Центра общественных связей) ДПНИ Александр Белов сразу же предложил евразийцам назвать мероприятие «Русским маршем». Те отказались, но будущее показало, что название, предложенное Беловым, было более конкурентоспособным.

Не согласились лидеры ЕСМ и с еще одним предложением ДПНИ – провести акцию в одном из «спальных» районов Москвы. Марш решено было проводить в самом центре столицы − по маршруту от Чистых прудов до Славянской площади.

Результат оказался неожиданным для всех.

В акции, на которую евразийцы оптимистично планировали вывести семь−восемь сотен человек, неожиданно приняли участие более пяти тысяч. И основная масса их шла не под флагами ЕСМ, а в колонне ДПНИ. Кроме того, Белов поставил во главе своей колонны симпатичных девушек-барабанщиц, одетых в нарядную красную форму, что сразу же превратило марш в красочное шоу. Мероприятие, задуманное ЕСМ, мгновенно превратилось в акцию ДПНИ.

Конечно, кроме ДПНИ и ЕСМ, в марше участвовали и другие националистические организации. От театрально выглядевших монархистов и умеренного Русского общественного движения до ультраправых активистов Славянского союза, выкрикивавших «зиг хайль!» и вскидывавших руки в римском салюте, которым очень любили приветствовать друг друга нацисты.

Вот эти «зиг хайли» и римские приветствия сослужили Русскому маршу недобрую службу. Бритые бойцы Славянского союза с удовольствием позировали фотографам, изображая брутальных арийских юберменшей. Эти фотографии с не меньшим удовольствием опубликовали многие СМИ (не только либеральные). В итоге к Русскому маршу крепко-накрепко прилип ярлык «фашистский».

Это определило дальнейшую судьбу Русского марша.

В 2006 году марш запретили. «Мы видели 4 ноября прошлого года так называемый «Русский марш», когда люди шли с шовинистическими выкриками и лозунгами. Это был неприятный и тревожный знак для всех тех, кто хочет жить нормальной и спокойной жизнью», − заявил мэр Москвы Юрий Лужков, объясняя свою позицию.

Мэра понять было можно – после первого Русского марша он чувствовал себя очень неуютно. Правительство Москвы давало разрешение на митинг Евразийскому союзу молодежи, «а к экстремистским эта организация не относится», как оправдывался чиновник из пресс-службы префектуры ЦАО. Ну, не его вина, что ДПНИ всех обхитрило, подало заявку вместе с ЕСМ от имени группы граждан, а в результате получился «националистический шабаш». И, как ни крути, санкционировала его мэрия. А отвечать за такой прокол кому? Градоначальнику. Поэтому нервозность мэра была вполне объяснимой. И говоря о тех, что хочет жить нормальной и спокойной жизнью, он имел в виду прежде всего себя.

Потому что если бы он имел в виду кого-то другого – например, москвичей – то, может быть, задумался бы над тем, стоило ли превращать вверенный ему город в лоскутное одеяло, сшитое из сфер влияния кавказских и среднеазиатских диаспор.


(Национализм ведь не возникает на пустом месте. Для него всегда нужна питательная почва. В Москве эта почва подготавливалась и унавоживалась на протяжении пятнадцати лет. И мэр принимал в этом процессе самое деятельное участие).

Получив от ворот поворот, оргкомитет «РМ-2006» выдвинул идею провести акцию в метро, на станции «Комсомольская». Стало ясно, что без жертв не обойтись – скопление двух−трех тысяч людей на платформе подземной станции само по себе аварийная ситуация. Скрепя сердце, московские власти разрешили депутатам из партии «Родина», входившим в Общественный совет марша, провести митинг у памятника Льву Толстому на Девичьем поле. Обернулось все массовыми задержаниями – на всем пути следования от метро «Парк Культуры» до сквера с памятником стояли грузовики с ОМОНом и автобусы с зашторенными окнами, куда запихивали националистов. В тот день были задержаны сотни людей, но митинг, тем не менее, состоялся, пусть и несанкционированный.

В 2007 власти пошли на хитрость и разрешили лидерам Русского марша пройти по набережной Тараса Шевченко – узенькому бетонному коридору на противоположном от Белого дома берегу Москвы-реки. Марша в итоге никто не заметил, и даже сами националисты сильно приуныли – еще пара таких «разрешений» и акция выродится в тот же «Антикап» с двумя−тремя сотнями постоянных участников.

Но на следующий год Русский марш снова запретили! Точнее, снова разрешили шествие по набережной Тараса Шевченко («в гетто», мрачно шутили националисты), а все остальные варианты, предложенные Оргкомитетом, отклонили. На набережную отправились несколько организаций – Русский образ и Народный союз Сергея Бабурина, а основное ядро националистов – ДПНИ, Славянский союз, РОНС и другие – решили пройти «маршем на Кремль». 4 ноября 2008 года ознаменовалось яростными схватками ультраправых с ОМОНом – и надо сказать, что хорошо организованным участникам марша несколько раз удалось прорвать ОМОНовские цепи.

Лучшего подарка для националистов нельзя было придумать. Как говаривали эсеры сто лет назад, «в борьбе обретешь ты право свое».

А к нынешнему празднику московские власти сделали организаторам Русского марша еще один подарочек – решили перенести печально известный Черкизовский рынок со всеми сопутствующими ему прелестями в спальный район Люблино. Надо же было девать куда-то триста тысяч китайцев, двести тысяч азербайджанцев и сто тысяч таджиков. А в Люблино свободного места много.

Жители Люблино, как ни странно, не согласны с тем, что их район превратится в новый Чайнатаун (и ладно бы еще Чайна…). Они пытаются бороться – пишут в управу и мэру, выходят на пикеты, собирают подписи. В общем, занимаются привычным и безнадежным делом – прошибают лбом бюрократическую стену. Для московских властей такие протесты тоже привычны – каждый раз, когда в каком-нибудь районе на месте детской площадки собираются строить очередной «народный гараж», жители окрестных домов вяло бунтуют. Но кто ж будет к ним прислушиваться, когда серьезные люди заплатили серьезные деньги и все положенные откаты давно попали в надлежащие карманы? Смешно, право.

В Люблино, однако, все вышло по-другому. Старая идея лидеров ДПНИ провести марш в одном из спальных районов, где засилье мигрантов превратилось в постоянный раздражитель для местных жителей, внезапно обрела актуальность. Когда мэрия неожиданно разрешила оргкомитету Русского марша провести мероприятие в Люблино, на марш вышло больше народу, чем в приснопамятном 2005-м.

И это несмотря на то, что день выдался холодный и снежный, а Люблино для многих москвичей – сказочный Конец Географии.

На Русский марш-2009 в Люблино вышли не менее семи тысяч человек (и это несмотря на то, что одновременно проводились и другие акции, призванные оттянуть на себя часть националистов – например, концерт группы «Коловрат» на Болотной площади). И многие, многие жители домов Перервы и Люблинской высовывались из окон своих теплых уютных квартир, приветствуя тех, кто вышел на улицы защитить их от московской бюрократии. Можно быть уверенным − на следующий год некоторые из тех, кто сегодня смотрел на многотысячные колонны под своими окнами, присоединятся к марширующим.

Вот об этом и нужно в первую очередь задуматься тем, кто считает Русский марш фашистским мероприятием.

Сами организаторы, кстати говоря, так не считают. Скины, вскидывающие руки в римском салюте и орущие «зиг хайль», для них как кость в горле. «Пожалуйста, давайте в этот раз обойдемся без «зиги-заги»! – уговаривают они каждый раз перед очередным маршем. И каждый раз, естественно, безуспешно – всегда находится десяток-другой юных болванов, чувствующих себя участниками факельного шествия в Берлине и выплескивающими свой восторг так, как делали это их кумиры (о том, что было бы, столкнись они со своими кумирами – теми, из эпохи факельных шествий − лицом к лицу, юные болваны, разумеется, не думают). Это действительно большая проблема для русских националистов – им важно создать респектабельный имидж своего движения, а римские приветствия и «зиг хайли» дают возможность журналистам изображать их оголтелыми нацистами. В результате формируется зловещий и крайне непривлекательный образ русского националиста в СМИ, а между национализмом и фашизмом ставится жирный знак равенства. А это лидерам ДПНИ и других правых организаций, естественно, не нужно. Никто из них не считает себя фашистом.

И, кстати говоря, правильно делает.

Мы живем в эпоху размытых смыслов. Ярлык «фашизм» клеится без разбору на все, что мало-мальски отличается от либерального дискурса. Между тем фашизм (и национал-социализм, если мы говорим об идеологии Третьего рейха) − это четко локализованное историческое явление, которое в основном изжило себя к середине семидесятых годов прошлого века. Происхождение фашизма связано с вполне определенной политической и экономической ситуацией в Европе после Первой мировой войны. Существует масса определений фашизма, но одно из них, пусть и звучащее несколько заумно, отражает его суть очень точно: это борьба архаики с модерном. И итальянский фашизм, и германский национал-социализм были яростной попыткой европейского Прошлого уничтожить европейское Будущее. Фашисты тянули свои народы назад, в героическую эпоху Средневековья, в воспоминания о жестоком и могущественном Риме, в окутанные магической дымкой века Ультима Туле и Атлантиды. Этот безумный эксперимент окончился печально – вырванные из привычного исторического времени немцы (один из наиболее образованных и культурных народов мира) принялись мастерить абажуры из человеческой кожи и плести канаты из волос женщин, уничтоженных в концлагерях.

Еще одной – чрезвычайно важной – родовой чертой фашизма было стремление к непрерывной экспансии. И дело тут не только в стремлении к расширению Lebensraum и желании захватить как можно больше нефтяных месторождений. Тысячелетний Рейх, царство торжествующей Архаики, просто не мог бы просуществовать тысячу лет в окружении государств Модерна. Уничтожение цивилизации Модерна было единственным условием его выживания.

(Поэтому нападение Гитлера на Советский Союз было неизбежным – СССР был обществом, устремленным в будущее, в то время как Третий рейх всецело принадлежал прошлому).

Теперь посмотрим на современный национализм. С первого же взгляда станет ясно, что разница между ним и фашизмом огромна.

Современный европейский национализм – это реакция постиндустриального общества на вторжение элементов Архаики. С точки зрения коренных европейцев, иммигранты из Африки, Азии и даже Восточной Европы – это представители архаичных обществ, чьи традиции коренным образом отличаются от общепринятых западных норм. Фактически европейский национализм представляет собой борьбу Модерна с Архаикой. Это справедливо даже для самых старых националистических движений Европы, таких как Национальный Фронт Ле Пена. А про австрийских или голландских националистов и говорить нечего – достаточно сказать, что лидером последних был гомосексуалист Пим Фортейн (эмансипация сексуальных меньшинств – важное завоевание западного Модерна).

И надо сказать, что несмотря на яростное сопротивление европейских левых, правые и ультраправые партии во многих европейских странах год от года усиливают свое влияние. Они побеждают на выборах, получают большинство в парламентах, а там, где это не удается, серьезнейшим образом влияют на повестку «респектабельных» партий. Разумеется, это не случайно: вызов, который получает нынешнее постиндустриальное общество от бедных, плохо организованных, архаичных обществ Третьего мира, требует своего ответа.

Национализм и является таким ответом.

Повсюду. В том числе и в России.

Усиливающаяся с каждым годом миграция в Россию из стран ближнего зарубежья неизбежно будет способствовать росту националистических настроений. Мало кому хочется, чтобы его уютный московский двор превратился в подобие горного аула, где будут гортанно перекрикиваться на чужом языке непонятные смуглые люди. Я не знаю ни одного человека, которого приводит в восторг перспектива обучения его детей в классе, где большинство учеников плохо понимают по-русски. И вряд ли кто-то радуется тому, что на московских окраинах русская речь слышится реже, чем говор наших южных соседей.

Конечно, кому-то это может показаться нетолерантным. Пусть этот кто-то утешится мыслью о том, что Россия в данном случае далеко не впереди планеты всей. Ле Пен и его партия протестовали против засилья иммигрантов из Северной Африки еще в семидесятых годах прошлого века. Итальянский лидер Сильвио Берлускони не гнушается создавать политические коалиции с националистами из Лиги Севера (представьте себе хотя бы фракцию ДПНИ в Госдуме). Примеры можно приводить долго, но суть дела заключается в том, что русский национализм является частью глобальной цивилизационной тенденции, вызванной столкновением двух типов обществ – современного (постиндустриального, общества Модерна) и архаичного.

В этом смысле бороться с национализмом и глупо, и бессмысленно.

Если государство хочет сохранить свою идентичность (это касается как России, так и западноевропейских стран), оно должно – да-да, именно должно! – относиться к националистическим силам как к равноправному политическому партнеру. Такому же, как коммунисты, либералы и т.д. В противном случае − размывание национальной идентичности, капитуляция постиндустриального общества перед Архаикой, Мечеть Парижской Богоматери.

Придумали как ответ на ежегодный «Антикап», который в те времена был популярным мероприятием, собиравшим сотни сторонников НБП, АКМ и прочих молодежных левых организаций. Придумали по принципу – у них Левый марш, а у нас будет Правый.

Дмитрий Медведев написал программную статью

Другое дело, что русский национализм, для того чтобы стать равноправным политическим партнером, должен раз и навсегда избавиться от любой нацистской символики. В стране, победившей фашизм, такие закосы под крутых арийцев могут только опозорить общественное движение, допускающее подобное в своих рядах.

Мне могут возразить, что искоренить «зиги» в националистической среде нереально.

Но это неправда.

В 2005 году лидер Славянского союза Демушкин вышел из Оргкомитета Русского марша, потому что его людям пытались запретить использовать нацистские кричалки. Прошло всего каких-то четыре года, и в Люблино колонна Славянского союза промаршировала без «зиг хайлей» и римских приветствий.

Националисты могут учиться.

Националисты способны вызывать страх, неприятие и даже брезгливость (у некоторых, например, вызывают брезгливость либералы – это нормальная индивидуальная реакция организма). Но несмотря на это, в политике они необходимы, как необходимы в крови белые кровяные тельца – лейкоциты, защищающие организм от инфекций и вирусов.

Необязательно любить лейкоциты, но запрещать их опасно для жизни.

Кирилл Бенедиктов