Пятнадцатое заседание суда по делу о покушении на Чубайса было кратким по причине неявки одного из адвокатов, занятого в другом суде. Судья распрощалась с присяжными до понедельника. А у нас появилась возможность вернуться к событиям предыдущего заседания.
Всех присутствующих тогда поразил искренний ответ генерального директора ЧОП «Вымпел-ТМ» свидетеля Сергея Константиновича Швеца на вполне рядовой и естественный вопрос подсудимого Ивана Миронова: «После имитации покушения на Чубайса какие премиальные были выплачены охранникам со стороны РАО ЕЭС?».
Швец, и на это обратили внимание все присутствовавшие в зале, вдруг испуганно вскрикнул: «Какие премиальные?! Спасибо, что живы остались!».
Было странно, что богатенький Чубайс и его жирная контора РАО «ЕЭС России» никак не отблагодарили жертвовавших собой охранников, вот уже пять лет, по их собственным свидетельствам, пребывавших в сильнейшем психологическом шоке. Но в свете вырвавшегося откровения Швеца на суде: «Спасибо, что живы остались!», становилось понятным, что потерпевшим охранникам, да и самому их генеральному директору было за что говорить спасибо Чубайсу, памятуя о странной и скоропостижной смерти охранника из второго экипажа Кутейникова, о которой впервые проговорился на суде все тот же Швец.
Следом за генеральным директором ЧОП в судебном заседании допросили товарища неожиданно и странно умершего Кутейникова по фамилии Ларюшин, Он вместе с покойным работал во втором экипаже сопровождения машины Чубайса в памятное 17 марта 2005 года, но почему-то никогда не был допрошен ни на следствии, ни в суде.
Существование второго экипажа сопровождения машины Чубайса всплыло лишь недавно, когда защита принялась выяснять, кто, в какое время и как долго наблюдал на станции Жаворонки группу подозрительных мужчин 10 марта 2005 года. Вот только тогда один из охранников первого экипажа неожиданно проговорился, что наблюдение за группой было поручено второму экипажу сопровождения машины Чубайса, а именно Ларюшину и Кутейникову. И только тогда, спустя почти пять лет, и то попутно выяснилось вдруг, что у машины Чубайса был второй экипаж сопровождения, который трудился в несчастное 17 марта, да и вообще Чубайс всегда ездил в сопровождении эскорта: одна машина проверяла трассу, другая встречала его на подъезде к РАО «ЕЭС». Вот и пришлось стороне обвинения предъявлять суду единственного оставшегося в живых члена второго экипажа, а именно – Ларюшина Анатолия Александровича.
В зал вошел необычайно бледный и очень худой человек, будто насильно поднятый со смертного одра. Лицо его говорило не только о физическом, но и чрезвычайном нервном истощении. И сторона обвинения, и сторона защиты допрашивали его осторожно, очень бережно, как смертельно больного, а, может быть, просто смертельно напуганного человека.
Прокурор: «Вы работали 17 марта 2005 года?».
Ларюшин: «Да».
Прокурор: «Что и откуда Вам известно о подрыве на Митькинском шоссе в этот день?».
Ларюшин: «От моих товарищей Моргунова, Клочкова, Хлебникова».
Прокурор: «Где Вы в это время находились?».
Ларюшин: «У РАО «ЕЭС» вместе с Кутейниковым».
Прокурор: «Как была организована Ваша работа?».
Ларюшин: «Одна бригада сопровождения провожала машину Чубайса, а другая встречала у РАО «ЕЭС».
Прокурор: «Каковы были ваши задачи?».
Ларюшин: «Осмотр трассы, осмотр окружения, подозрительных предметов, автомашин, людей».
Прокурор: «Расскажите, что Вы видели 10 марта на станции Жаворонки?».
Ларюшин: «Это было утром. Мы приехали. От старшего смены Моргунова получили приказ обратить внимание на людей, стоявших на стоянке у станции. Посмотрели. Да, есть. Сказали: мы тоже видим. А потом группа села в машины и поехала».
Прокурор: «Марки автомашин Вы запомнили?».
Ларюшин: «СААБ темно-синего цвета и Хонда коричневого или серого цвета».
Прокурор: «А чем привлекла ваше внимание группа людей?».
Ларюшин пожал плечами: «Это наша работа – отслеживать группы людей – в машинах, не в машинах».
Прокурор допрос закончил, всем своим видом показывая, что больше из свидетеля ничего не выжать. Впрочем, «выжимать» из Ларюшина что-либо было еще и опасно, так как с первых же слов он неправильно назвал цвет СААБа, перепутав темно-зеленый с темно-синим, а цвет Хонды определил в диапазоне от коричневого до серого вместо серебристого.
К допросу приступила защита. И сенсационные новости не замедлили посыпаться одна за другой.
Квачков: «Когда Вы узнали, что на Митькинском шоссе был взрыв?».
Ларюшин, не задумываясь: «Кутейникову кто-то позвонил. Но мы остались в РАО, так как Чубайс все равно направлялся на работу». И это следом за только что сказанным им прокурору, что о взрыве он узнал от Клочкова, Моргунова, Хлебникова!
Квачков: «В Ваши обязанности входило оказание помощи Чубайсу в чрезвычайных ситуациях?».
Ларюшин: «Да. Если мы находились рядом».
Квачков: «Ваше местопребывание в РАО «ЕЭС» в тот момент было вызвано отсутствием команды оказать помощь Чубайсу?».
Ларюшин с готовностью закивал: «Команды не было».
Интересная получается ситуация: взрыв, обстрел, нападавшие скрылись, возможно, будет еще одно нападение на подраненный броневик с уже поврежденным колесом, но вторая машина охраны, должная встречать Чубайса и отражать дорожные опасности «в случае чего», преспокойно простаивает в гараже РАО, предоставив никем не охраняемому главному энергетику на поврежденном автомобиле самому добираться до работы. Впору вновь задаться вопросом, так волнующим исправных плательщиков за электричество: «За что им только деньги платили из наших с вами средств?». Хотя напрашивается более серьёзный вопрос: «Почему не последовала команда на выдвижение второй машины охраны? Кто и почему избегал лишних глаз?».
Першин, адвокат Квачкова: «Вы часто прибываете двумя экипажами к дому Чубайса?».
Ларюшин: «Всегда! Один экипаж осматривает место жительства, другой осматривает трассу».
Першин: «Откуда Вы знаете, по какому маршруту будет двигаться Чубайс?».
Ларюшин: «От смены, которая работала накануне».
Еще одна новость! Оказывается, маршрут движения Чубайса был известен заранее, с вечера, и передавался по смене, что предыдущие охранники-потерпевшие всячески отрицали.
В допрос вступает Михалкина, адвокат Миронова: «Вы видели БМВ Чубайса? Опишите его».
Ларюшин: «Ну, бронированный, цвет черный, номера не помню, у него много номеров сменилось».
Михалкина тут же: «Сколько и какие номера сменились у БМВ Чубайса?».
Бедный Ларюшин, он понял, что вляпался и растерянно мычит что-то нечленораздельное о том, что он номер совсем не помнит. Сторона обвинения многоголосо протестует против вопроса защиты, и судья его снимает.
Миронов, подсудимый: «С учетом того, что правительственный номер закрепляется не за автомашиной, а за ответственным лицом, сколько у Чубайса было правительственных номеров?».
Ларюшин уже успел осознать допущенный промах, выпутывается: «Один».
Миронов с сомнением: « И Вы утверждаете, что не помните буквы и цифры одного-единственного номера?».
Ларюшин упорно твердит: «Не помню».
Что за игра с правительственными номерами и для чего она нужна Чубайсу? Может, для того, чтобы фантомно и анонимно, но с удобствами и привилегиями появляться в самых неожиданных местах и с неожиданной стороны, в то время, как официальный БМВ с официальным правительственным номером следует известным всей челяди и обслуге курсом? Чубайс любит мистификации, это же всем известно!
Яшин, подсудимый: «17 марта 2005 года ваш экипаж убывал на эвакуацию Чубайса?».
Ларюшин с мольбой в голосе: «Нет, мы были в РАО».
Яшин: «А самого Чубайса 17 марта Вы видели?».
Ларюшин: «Нет!».
Яшин: «Всю эту информацию Вы кому-нибудь рассказывали до сегодняшнего дня?».
Ларюшин медленно и покаянно мотает головой: «Нет».
Закалюжный, адвокат Роберта Яшина: «17 марта 2005 года Вы видели поврежденный автомобиль Чубайса?».
Ларюшин нехотя и тихо: «Видел».
Закалюжный: «В какое время и в каком месте?».
Ларюшин: «В гараже, а в какой день – не могу сказать».
Закалюжный: «Стекла машины Чубайса были затонированные?».
Ларюшин: «Да».
Закалюжный: «Людей через них видно?».
Ларюшин: «Нет».
Закалюжный: «Почему же Вы считаете, что на этой машине передвигался именно Чубайс?».
Ларюшин с непонятной дрожью в голосе: «Номера - его, машина - его. Может, он вышел, конечно, и она одна поехала. Но об этом никто и знать не будет».
Найденов, подсудимый: «Вы кого-либо из подсудимых 10 марта 2005 года на станции Жаворонки видели?».
Ларюшин: «Нет, не видел».
Найденов: «Навыки обращения с огнестрельным оружием у Вас есть?».
Ларюшин осторожно, крадучись: «Служил, стрелял, но не воевал».
Найденов: «Навыки взрывного дела имеете?».
Ларюшин испуганно: «Нет-нет».
В допрос по второму кругу, чтобы закрепить нужные показания свидетеля, вновь вступает обвинение.
Шугаев, адвокат Чубайса: «Правда ли, что Вам преподавали азы взрывного дела, как утверждает подсудимый Найденов?».
Ларюшин, не сводя зачарованного взгляда с Шугаева, кивает: «Да».
Шугаев подбадривающее улыбается ему: «И в чем же эти азы? Как закладывать фугас или как его обезвреживать?».
Ларюшин, не отрывая подобострастных глаз от Шугаева, выпаливает: «И то, и это!».
Адвокат сокрушенно рухнул на стул…
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА
Всех присутствующих тогда поразил искренний ответ генерального директора ЧОП «Вымпел-ТМ» свидетеля Сергея Константиновича Швеца на вполне рядовой и естественный вопрос подсудимого Ивана Миронова: «После имитации покушения на Чубайса какие премиальные были выплачены охранникам со стороны РАО ЕЭС?».
Швец, и на это обратили внимание все присутствовавшие в зале, вдруг испуганно вскрикнул: «Какие премиальные?! Спасибо, что живы остались!».
Было странно, что богатенький Чубайс и его жирная контора РАО «ЕЭС России» никак не отблагодарили жертвовавших собой охранников, вот уже пять лет, по их собственным свидетельствам, пребывавших в сильнейшем психологическом шоке. Но в свете вырвавшегося откровения Швеца на суде: «Спасибо, что живы остались!», становилось понятным, что потерпевшим охранникам, да и самому их генеральному директору было за что говорить спасибо Чубайсу, памятуя о странной и скоропостижной смерти охранника из второго экипажа Кутейникова, о которой впервые проговорился на суде все тот же Швец.
Следом за генеральным директором ЧОП в судебном заседании допросили товарища неожиданно и странно умершего Кутейникова по фамилии Ларюшин, Он вместе с покойным работал во втором экипаже сопровождения машины Чубайса в памятное 17 марта 2005 года, но почему-то никогда не был допрошен ни на следствии, ни в суде.
Существование второго экипажа сопровождения машины Чубайса всплыло лишь недавно, когда защита принялась выяснять, кто, в какое время и как долго наблюдал на станции Жаворонки группу подозрительных мужчин 10 марта 2005 года. Вот только тогда один из охранников первого экипажа неожиданно проговорился, что наблюдение за группой было поручено второму экипажу сопровождения машины Чубайса, а именно Ларюшину и Кутейникову. И только тогда, спустя почти пять лет, и то попутно выяснилось вдруг, что у машины Чубайса был второй экипаж сопровождения, который трудился в несчастное 17 марта, да и вообще Чубайс всегда ездил в сопровождении эскорта: одна машина проверяла трассу, другая встречала его на подъезде к РАО «ЕЭС». Вот и пришлось стороне обвинения предъявлять суду единственного оставшегося в живых члена второго экипажа, а именно – Ларюшина Анатолия Александровича.
В зал вошел необычайно бледный и очень худой человек, будто насильно поднятый со смертного одра. Лицо его говорило не только о физическом, но и чрезвычайном нервном истощении. И сторона обвинения, и сторона защиты допрашивали его осторожно, очень бережно, как смертельно больного, а, может быть, просто смертельно напуганного человека.
Прокурор: «Вы работали 17 марта 2005 года?».
Ларюшин: «Да».
Прокурор: «Что и откуда Вам известно о подрыве на Митькинском шоссе в этот день?».
Ларюшин: «От моих товарищей Моргунова, Клочкова, Хлебникова».
Прокурор: «Где Вы в это время находились?».
Ларюшин: «У РАО «ЕЭС» вместе с Кутейниковым».
Прокурор: «Как была организована Ваша работа?».
Ларюшин: «Одна бригада сопровождения провожала машину Чубайса, а другая встречала у РАО «ЕЭС».
Прокурор: «Каковы были ваши задачи?».
Ларюшин: «Осмотр трассы, осмотр окружения, подозрительных предметов, автомашин, людей».
Прокурор: «Расскажите, что Вы видели 10 марта на станции Жаворонки?».
Ларюшин: «Это было утром. Мы приехали. От старшего смены Моргунова получили приказ обратить внимание на людей, стоявших на стоянке у станции. Посмотрели. Да, есть. Сказали: мы тоже видим. А потом группа села в машины и поехала».
Прокурор: «Марки автомашин Вы запомнили?».
Ларюшин: «СААБ темно-синего цвета и Хонда коричневого или серого цвета».
Прокурор: «А чем привлекла ваше внимание группа людей?».
Ларюшин пожал плечами: «Это наша работа – отслеживать группы людей – в машинах, не в машинах».
Прокурор допрос закончил, всем своим видом показывая, что больше из свидетеля ничего не выжать. Впрочем, «выжимать» из Ларюшина что-либо было еще и опасно, так как с первых же слов он неправильно назвал цвет СААБа, перепутав темно-зеленый с темно-синим, а цвет Хонды определил в диапазоне от коричневого до серого вместо серебристого.
К допросу приступила защита. И сенсационные новости не замедлили посыпаться одна за другой.
Квачков: «Когда Вы узнали, что на Митькинском шоссе был взрыв?».
Ларюшин, не задумываясь: «Кутейникову кто-то позвонил. Но мы остались в РАО, так как Чубайс все равно направлялся на работу». И это следом за только что сказанным им прокурору, что о взрыве он узнал от Клочкова, Моргунова, Хлебникова!
Квачков: «В Ваши обязанности входило оказание помощи Чубайсу в чрезвычайных ситуациях?».
Ларюшин: «Да. Если мы находились рядом».
Квачков: «Ваше местопребывание в РАО «ЕЭС» в тот момент было вызвано отсутствием команды оказать помощь Чубайсу?».
Ларюшин с готовностью закивал: «Команды не было».
Интересная получается ситуация: взрыв, обстрел, нападавшие скрылись, возможно, будет еще одно нападение на подраненный броневик с уже поврежденным колесом, но вторая машина охраны, должная встречать Чубайса и отражать дорожные опасности «в случае чего», преспокойно простаивает в гараже РАО, предоставив никем не охраняемому главному энергетику на поврежденном автомобиле самому добираться до работы. Впору вновь задаться вопросом, так волнующим исправных плательщиков за электричество: «За что им только деньги платили из наших с вами средств?». Хотя напрашивается более серьёзный вопрос: «Почему не последовала команда на выдвижение второй машины охраны? Кто и почему избегал лишних глаз?».
Першин, адвокат Квачкова: «Вы часто прибываете двумя экипажами к дому Чубайса?».
Ларюшин: «Всегда! Один экипаж осматривает место жительства, другой осматривает трассу».
Першин: «Откуда Вы знаете, по какому маршруту будет двигаться Чубайс?».
Ларюшин: «От смены, которая работала накануне».
Еще одна новость! Оказывается, маршрут движения Чубайса был известен заранее, с вечера, и передавался по смене, что предыдущие охранники-потерпевшие всячески отрицали.
В допрос вступает Михалкина, адвокат Миронова: «Вы видели БМВ Чубайса? Опишите его».
Ларюшин: «Ну, бронированный, цвет черный, номера не помню, у него много номеров сменилось».
Михалкина тут же: «Сколько и какие номера сменились у БМВ Чубайса?».
Бедный Ларюшин, он понял, что вляпался и растерянно мычит что-то нечленораздельное о том, что он номер совсем не помнит. Сторона обвинения многоголосо протестует против вопроса защиты, и судья его снимает.
Миронов, подсудимый: «С учетом того, что правительственный номер закрепляется не за автомашиной, а за ответственным лицом, сколько у Чубайса было правительственных номеров?».
Ларюшин уже успел осознать допущенный промах, выпутывается: «Один».
Миронов с сомнением: « И Вы утверждаете, что не помните буквы и цифры одного-единственного номера?».
Ларюшин упорно твердит: «Не помню».
Что за игра с правительственными номерами и для чего она нужна Чубайсу? Может, для того, чтобы фантомно и анонимно, но с удобствами и привилегиями появляться в самых неожиданных местах и с неожиданной стороны, в то время, как официальный БМВ с официальным правительственным номером следует известным всей челяди и обслуге курсом? Чубайс любит мистификации, это же всем известно!
Яшин, подсудимый: «17 марта 2005 года ваш экипаж убывал на эвакуацию Чубайса?».
Ларюшин с мольбой в голосе: «Нет, мы были в РАО».
Яшин: «А самого Чубайса 17 марта Вы видели?».
Ларюшин: «Нет!».
Яшин: «Всю эту информацию Вы кому-нибудь рассказывали до сегодняшнего дня?».
Ларюшин медленно и покаянно мотает головой: «Нет».
Закалюжный, адвокат Роберта Яшина: «17 марта 2005 года Вы видели поврежденный автомобиль Чубайса?».
Ларюшин нехотя и тихо: «Видел».
Закалюжный: «В какое время и в каком месте?».
Ларюшин: «В гараже, а в какой день – не могу сказать».
Закалюжный: «Стекла машины Чубайса были затонированные?».
Ларюшин: «Да».
Закалюжный: «Людей через них видно?».
Ларюшин: «Нет».
Закалюжный: «Почему же Вы считаете, что на этой машине передвигался именно Чубайс?».
Ларюшин с непонятной дрожью в голосе: «Номера - его, машина - его. Может, он вышел, конечно, и она одна поехала. Но об этом никто и знать не будет».
Найденов, подсудимый: «Вы кого-либо из подсудимых 10 марта 2005 года на станции Жаворонки видели?».
Ларюшин: «Нет, не видел».
Найденов: «Навыки обращения с огнестрельным оружием у Вас есть?».
Ларюшин осторожно, крадучись: «Служил, стрелял, но не воевал».
Найденов: «Навыки взрывного дела имеете?».
Ларюшин испуганно: «Нет-нет».
В допрос по второму кругу, чтобы закрепить нужные показания свидетеля, вновь вступает обвинение.
Шугаев, адвокат Чубайса: «Правда ли, что Вам преподавали азы взрывного дела, как утверждает подсудимый Найденов?».
Ларюшин, не сводя зачарованного взгляда с Шугаева, кивает: «Да».
Шугаев подбадривающее улыбается ему: «И в чем же эти азы? Как закладывать фугас или как его обезвреживать?».
Ларюшин, не отрывая подобострастных глаз от Шугаева, выпаливает: «И то, и это!».
Адвокат сокрушенно рухнул на стул…
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА
хорошо
