В Российской Федерации есть учреждения, где можно совершенно безнаказанно совершать преступления. Как это ни странно звучит, такими учреждениями в нашей стране являются суды, причем всех уровней – от районного до Верховного. Московский областной суд в этом списке не исключение. Здесь преступникам с рук сходит все: и лжесвидетельство, и клевета, и мошенничество, и должностной подлог. Но попускается все это только тогда, когда лжесвидетели, клеветники, мошенники и прочие из их разряда представляют в судебных тяжбах прокурорскую сторону обвинения. Посему мой вам совет – если уж идти в суд, то непременно в мундире прокурора, или в роли свидетеля обвинения, причем желательно по такому делу, как покушение на Чубайса. Вот где тотальный судебный иммунитет под эгидой феноменальной чубайсовской неподсудности.
С попытки в очередной раз поймать за руку лжесвидетеля началось очередное заседание по делу о покушении на Чубайса. Адвокат Першин выступил с ходатайством о направлении для проверки копии (выписки) из протокола судебного заседания с заявлением о совершении преступления свидетелем Швец Сергеем Константиновичем. Этот самый Генеральный директор ЧОП «Вымпел-ТН», который имел дорогостоящий договор с «РАО «ЕЭС России» на охрану Чубайса, его имущества и документов. Договор предусматривал предоставление Чубайсу трех вооруженных и двух невооруженных охранников в круглосуточное пользование. Но при допросе Швеца в суде внезапно вскрылось, что вместо вооруженной до зубов военизированной бригады Швец предоставлял Чубайсу лишь одного охранника с пистолетом ИЖ-71, а остальные охранники были вовсе и не охранниками, а лишь «проверяющими трассу» перед проездом по ней Председателя РАО «ЕЭС».
Не могу не процитировать ходатайство адвоката: «Служебный пистолет, по словам свидетеля Швеца С. К., выделялся сотруднику охраны не для защиты жизни и здоровья А. Б. Чубайса, не для охраны имущества, ценных бумаг и документов, имеющихся при Чубайсе, а для того, чтобы охранникам не было страшно возвращаться ночью домой. Швец, к сожалению, не пояснил, как три охранника, проживающие в разных адресах, возвращались домой, используя в целях безопасности один пистолет, который, по словам допрошенных свидетелей Моргунова и Хлебникова, они при себе после работы не должны были иметь, поскольку старший бригады Моргунов получал его с началом рабочего дня в ЧОП «Вымпел-ТН». Так же осталось неизвестным, как возвращались ночью домой сотрудники охраны невооруженного экипажа, которые не имели при себе оружия для обеспечения своей безопасности».
Особенно возмутило адвоката Першина то, что к невыполнению взятых на себя обязательств Генеральный директор охранного предприятия Швец относился с нескрываемым цинизмом, ибо на вопрос адвоката в суде «Почему Вы брали на себя по договору охраны Чубайса обязательства, которые не могли выполнить?» Швец заявил: «Хотел заработать». На вопрос «Что должна была делать охрана в случае нападения на Чубайса?» от свидетеля Швеца последовал ответ: «Ничего не делать».
Возмущенный адвокат констатировал, что Генеральный директор ЧОП Швец вовсе не собирался выполнять обязательств по договору, но выполнял при этом функции, договором не предусмотренные: проверка трассы, по которой должен был следовать Чубайс, на предмет транспортных пробок, поваленных деревьев, визуального поиска взрывных устройств. Получалось, что возглавляемый Швецом ЧОП получал хорошую плату от РАО «ЕЭС» за предоставление услуг, которые реально не оказывал и не собирался оказывать. А это значит, приходит к выводу адвокат, что «свидетель Швец в судебном заседании признался в совершении преступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ «Мошенничество – то есть хищение чужого имущества… путем обмана или злоупотребления доверием».
Казалось бы, мошенник пойман за руку с поличным прямо в зале суда, сам прилюдно признался в обмане РАО «ЕЭС», тут бы его и привлечь к ответственности за то, что обманывал РАО и рисковал жизнью и здоровьем Чубайса, никак его не охраняя. Но нет, не то это место – Московский областной суд, чтобы в нем разоблачать преступников.
Соблюдая процедуру, судья поставила вопрос на обсуждение. Защита, конечно же, поддержала юридически безупречное ходатайство Першина.
Квачков: «Ваша честь, Вы уже несколько заявлений о преступлениях оставляете без внимания на основании того, что суд не является органом уголовного преследования. Но статья 129 УК говорит о том, что суд вправе выносить частное определение в адрес организаций, которые имеют право заводить уголовное дело. Мы требуем выполнения закона».
Миронов: «Я поддерживаю ходатайство адвоката Першина. Зло должно быть наказано».
Михалкина, адвокат Миронова: «Генеральный директор ЧОПа Швец получал вознаграждение за услуги, которые не оказывал. Он в зале суда признался в совершении преступления, которое угрожало жизни и здоровью Чубайса, Ваша честь».
Яшин: «Поддерживаю ходатайство Першина. Считаю, что данное заявление о преступлении следует рассмотреть, так как РАО «ЕЭС», как государственная структура, должна быть защищена от мошенников».
Сторона обвинения никак не ожидала проявления столь высокого человеколюбия со стороны защиты, все представители которой выразили обеспокоенность опасностями, которые в 2005 году грозили Чубайсу, ставшему жертвой хитроумных мошенников из частного охранного предприятия Швеца. Однако прокурор вместо того, чтобы разделить праведный гнев адвоката Першина, принялся его укоризненно увещевать: «Я всегда полагал, что с подобными заявлениями адвокат не должен выступать, ведь адвокаты должны защищать людей». Адвокаты Чубайса и вовсе повели себя возмутительно. Вместо того, чтобы всполошиться, и, схватив за руку преступника, примерно наказать его, преподав наглядный урок всем, впредь пытающимся рисковать жизнью и здоровьем их доверителя Чубайса, они принялись … выгораживать мошенника. Адвокат Коток, покрывая Швеца, категорично заявил: «В законе записано, что «суд вправе направлять заявление о преступлении в органы уголовного преследования», но он не обязан этого делать». Ему активно вторил адвокат Сысоев, совершенно пренебрегая интересами Чубайса, оплачивающего, кстати, и его, Сысоева, услуги: «Считаю, что ходатайство не мотивированное, ссылка на статью 159 «мошенничество» не обоснованная». А представитель потерпевшего Чубайса, его лучший, после Гайдара, друг Леонид Гозман, так тот вообще взял обманщика Швеца под свое попечение: «Ходатайство Першина – это попытка оказания давления на свидетеля! Оно слишком туманно!».
Ну, и что оставалось делать судье, если никто со стороны обвинения не захотел вступиться за интересы Чубайса? Уж ей-то зачем относиться к Чубайсу лучше, чем его лучшие друзья. И судья не стала ломать себе голову. Высказалась просто, но весомо: «Ходатайство Першина приобщить к материалам дела. В совершении иных действий, о которых ходатайствует адвокат, в том числе в направлении выписки о преступлении в соответствующие органы, отказать, так как суд не определяет, какие органы соответствующие, а какие несоответствующие».
Пока присутствующие в зале вникали в новую для юриспруденции формулировку «несоответствующие органы», судья уже выслушивала новые заявления от стороны защиты, на этот раз их сделал Иван Миронов. Заявлений было два.
Первое заявление подсудимого Миронова звучало, как бухгалтерский отчет: «25 января 2010 года на суде представитель потерпевшего Чубайса Леонид Яковлевич Гозман заявил, что ему известен вердикт по данному судебному процессу. Подобное заявление может быть продиктовано по трем основаниям. Первое: Гозман, один или в группе лиц, оказывает давление на присяжных. Второе: Гозман, один или в группе лиц, может и собирается оказать давление на присяжных. Третье: Гозман, один или с группой лиц, планирует коррумпировать представителей судебного корпуса Московского областного суда».
Второе заявление подсудимого Миронова звучало, как выписка из медицинской карты: «В судебном заседании 25 января 2010 года Леонид Яковлевич Гозман, представитель потерпевшего Чубайса, заявил, что «сторона защиты нервничает и пытается затянуть процесс». Нервозность – это болезненное психическое состояние человека, и при том личное дело каждого. Прошу запретить Гозману диагностировать наше здоровье, так как в противном случае Гозман может начать диагностировать у участников процесса энурез, псориаз, косоглазие, психические и физические отклонения».
Что делать бедному Гозману? С такими заявлениями не поспоришь, чтобы не нарваться на новые. Судья же лишь обронила: «Суд предупреждает участников процесса, в том числе Гозмана и Миронова, об уважении друг к другу».
Но вот в зал, наконец, впустили присяжных заседателей, до того маявшихся в совещательной комнате, пока стороны выясняли отношения. Прокурор изготовился оглашать протоколы обысков, предъявлять присяжным вещественные доказательства – боеприпасы и пистолет, доставленные специальными служивыми из Генеральной прокуратуры.
Своим коллегам из народа судья объявила: «Сейчас, уважаемые присяжные заседатели, будут оглашены протоколы исследования гаража В. В. Квачкова от 17 марта 2005 года. Исследование проводилось с 22.00 до 23.40». В переводе на обычный язык это означало, что оглашать собирались результаты ночного обыска гаража сразу же после так называемого покушения на Чубайса.
Прокурор откашлялся и возгласил: «Гараж грязно-желтого цвета, закрыт на замок. Гараж вскрывается. Там слева два деревянных ящика, установлены друг на друга. В ящиках находятся различные электрические лампочки, мотки проводов, антенны. Макет автомата АК-74 и магазин к нему. Пластиковая канистра зеленого цвета. Внутри нее патроны в количестве 805 штук. Далее у стены лыжи, ящик с дозиметром и подрывная машинка. Далее ящик, в нем полиэтиленовый пакет, в пакете поясная кобура коричневого цвета, внутри нее пистолет ПСМ. При нем два магазина. Кроме этого в материю завернуты сорок патронов к пистолету. Тут же патроны калибра 5.45 в количестве 5 штук. Далее среди ящиков находятся три черных бронежилета, две автомобильные покрышки и велосипед. Все объекты упакованы раздельно и опечатаны».
Присяжные заседатели внимательно изучают фотографии велосипеда и лыж на фоне бронежилетов и ящиков. А прокурор дает отмашку специально прикомандированным к боеприпасам посланцам из Генеральной прокуратуры – те вносят в зал огнестрельный груз.
Прокурор долго копается в доставленных пакетах и коробках и, наконец, извлекает нечто: «Магазин к автомату, черного цвета. 26 патронов образца 1943 года. Среди патронов есть пули, с кончиком, окрашенным в зеленый цвет, а другие – с красным кончиком. Вы знаете, для чего они?».
«Нет», - раздаётся робкий женский голос со скамьи присяжных.
«Зеленые пули – трассирующие», - назидательно начинает поучать присяжных прокурор, и тут до подсудимых доходит, что за цирк устроил прокурор с вещественными доказательствами.
«Прокурор перепутал! - первым поднял тревогу Роберт Яшин. - Это патроны не из гаража! Патроны, которые сейчас предъявляет прокурор, они с места происшествия! С Митькинского шоссе! Не из гаража!».
Прокурор ни мало не смутившись: «А я и не говорил, что это патроны из гаража».
Квачков возмущённо: «Прокурор только что показал присяжным патроны и магазин найденные на Митькинском шоссе. Прокурор напрямую связал этот магазин с моим гаражом. Это неправомерно. Ваша честь, разъясните присяжным, что эти патроны не из моего гаража!».
Прокурор: «Это только Вы так утверждаете!».
Квачков и Яшин поднимаются вместе: «Как это только мы?! Почему Вы врете присяжным? Это мошенничество!».
Судья немедленно выводит присяжных заседателей из зала и начинает воспитывать Квачкова: «Подсудимый Квачков, Вы предупреждаетесь…».
Квачков: «Ваша честь, прокурор лжет. Какие мои должны быть действия? – соглашаться с фальсификацией?..»
Судья: «Квачков, Вы оскорбляете прокурора! Вы не обучены вежливости!». Израсходовав все упреки, судья открывает материалы дела и принимается сама разбираться в протоколах и экспертизах.
Минут двадцать проходит в относительной тишине. Прокурор встает с заявлением: «Ваша честь, только что в присутствии присяжных Квачков назвал прокурора жуликом. Прошу удалить Квачкова до окончания судебных прений. Связывать гараж Квачкова с патронами с места происшествия я не собирался. Убедительно прошу удалить Квачкова из зала судебных заседаний».
Судья послушно удаляет Квачкова из зала до конца заседания, разрешает вернуться присяжным и обращается к ним: «Суд доводит до присяжных заседателей, что Квачков удален из зала за нарушение порядка и оскорбление прокурора, которое Вы все слышали. Суд разъясняет присяжным заседателям, что для обозрения Вам представлены боеприпасы, которые изъяты в ходе расследования дела. Протокол осмотра места происшествия был оглашен ранее. Сегодня был оглашен протокол осмотра гаража Квачкова. А что и где изъято, вы должны сами запоминать из протоколов».
Все посочувствовали присяжным. Упомнить вереницу цифр и букв на маркировке патронов, означающих заводы и годы выпуска патронов, найденных на месте происшествия, и отличить их от патронов, найденных в гараже, - дело, прямо скажем, неподъёмное.
Прокурор тем временем перебирал патроны из гаражной канистры, звенел ими, как нищий собранной мелочью. Патронов, согласно описи, оказалось не 805, а 739.
«Объясните людям, куда остальные патроны делись», - попросил прокурора адвокат Першин.
«Откуда я знаю, куда они делись», - отмахнулся прокурор.
Судья начеку: «Адвокат Першин, Вам прекрасно известно, куда делись патроны».
Першин: «Так если прокурор не знает, откуда мне знать. Я только прошу присяжным объяснить».
Судьба пропавших патронов остается неизвестной.
Прокурор вскрывает следующий пакет, изымает оттуда пистолет ПСМ с двумя магазинами. Пистолет кочует по рукам присяжных заседателей, которые его, кто осторожно, а кто и опасливо, рассматривают. Потом позволяют посмотреть его подсудимым. Но только Миронов воспользовался таким разрешением. Стоя у судейского стола, он крутит в руках огнестрельное оружие. Судья зорко сторожит его движения: «Миронов, Вы не заметили, куда пистолет направляли?».
Миронов удивленно: «Неужели на Гозмана?».
«На меня», - обижается судья.
«Я не в обиде», - откликается Гозман.
Следующее заседание суда в пятницу, 29 января, в 11-00.
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА
С попытки в очередной раз поймать за руку лжесвидетеля началось очередное заседание по делу о покушении на Чубайса. Адвокат Першин выступил с ходатайством о направлении для проверки копии (выписки) из протокола судебного заседания с заявлением о совершении преступления свидетелем Швец Сергеем Константиновичем. Этот самый Генеральный директор ЧОП «Вымпел-ТН», который имел дорогостоящий договор с «РАО «ЕЭС России» на охрану Чубайса, его имущества и документов. Договор предусматривал предоставление Чубайсу трех вооруженных и двух невооруженных охранников в круглосуточное пользование. Но при допросе Швеца в суде внезапно вскрылось, что вместо вооруженной до зубов военизированной бригады Швец предоставлял Чубайсу лишь одного охранника с пистолетом ИЖ-71, а остальные охранники были вовсе и не охранниками, а лишь «проверяющими трассу» перед проездом по ней Председателя РАО «ЕЭС».
Не могу не процитировать ходатайство адвоката: «Служебный пистолет, по словам свидетеля Швеца С. К., выделялся сотруднику охраны не для защиты жизни и здоровья А. Б. Чубайса, не для охраны имущества, ценных бумаг и документов, имеющихся при Чубайсе, а для того, чтобы охранникам не было страшно возвращаться ночью домой. Швец, к сожалению, не пояснил, как три охранника, проживающие в разных адресах, возвращались домой, используя в целях безопасности один пистолет, который, по словам допрошенных свидетелей Моргунова и Хлебникова, они при себе после работы не должны были иметь, поскольку старший бригады Моргунов получал его с началом рабочего дня в ЧОП «Вымпел-ТН». Так же осталось неизвестным, как возвращались ночью домой сотрудники охраны невооруженного экипажа, которые не имели при себе оружия для обеспечения своей безопасности».
Особенно возмутило адвоката Першина то, что к невыполнению взятых на себя обязательств Генеральный директор охранного предприятия Швец относился с нескрываемым цинизмом, ибо на вопрос адвоката в суде «Почему Вы брали на себя по договору охраны Чубайса обязательства, которые не могли выполнить?» Швец заявил: «Хотел заработать». На вопрос «Что должна была делать охрана в случае нападения на Чубайса?» от свидетеля Швеца последовал ответ: «Ничего не делать».
Возмущенный адвокат констатировал, что Генеральный директор ЧОП Швец вовсе не собирался выполнять обязательств по договору, но выполнял при этом функции, договором не предусмотренные: проверка трассы, по которой должен был следовать Чубайс, на предмет транспортных пробок, поваленных деревьев, визуального поиска взрывных устройств. Получалось, что возглавляемый Швецом ЧОП получал хорошую плату от РАО «ЕЭС» за предоставление услуг, которые реально не оказывал и не собирался оказывать. А это значит, приходит к выводу адвокат, что «свидетель Швец в судебном заседании признался в совершении преступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ «Мошенничество – то есть хищение чужого имущества… путем обмана или злоупотребления доверием».
Казалось бы, мошенник пойман за руку с поличным прямо в зале суда, сам прилюдно признался в обмане РАО «ЕЭС», тут бы его и привлечь к ответственности за то, что обманывал РАО и рисковал жизнью и здоровьем Чубайса, никак его не охраняя. Но нет, не то это место – Московский областной суд, чтобы в нем разоблачать преступников.
Соблюдая процедуру, судья поставила вопрос на обсуждение. Защита, конечно же, поддержала юридически безупречное ходатайство Першина.
Квачков: «Ваша честь, Вы уже несколько заявлений о преступлениях оставляете без внимания на основании того, что суд не является органом уголовного преследования. Но статья 129 УК говорит о том, что суд вправе выносить частное определение в адрес организаций, которые имеют право заводить уголовное дело. Мы требуем выполнения закона».
Миронов: «Я поддерживаю ходатайство адвоката Першина. Зло должно быть наказано».
Михалкина, адвокат Миронова: «Генеральный директор ЧОПа Швец получал вознаграждение за услуги, которые не оказывал. Он в зале суда признался в совершении преступления, которое угрожало жизни и здоровью Чубайса, Ваша честь».
Яшин: «Поддерживаю ходатайство Першина. Считаю, что данное заявление о преступлении следует рассмотреть, так как РАО «ЕЭС», как государственная структура, должна быть защищена от мошенников».
Сторона обвинения никак не ожидала проявления столь высокого человеколюбия со стороны защиты, все представители которой выразили обеспокоенность опасностями, которые в 2005 году грозили Чубайсу, ставшему жертвой хитроумных мошенников из частного охранного предприятия Швеца. Однако прокурор вместо того, чтобы разделить праведный гнев адвоката Першина, принялся его укоризненно увещевать: «Я всегда полагал, что с подобными заявлениями адвокат не должен выступать, ведь адвокаты должны защищать людей». Адвокаты Чубайса и вовсе повели себя возмутительно. Вместо того, чтобы всполошиться, и, схватив за руку преступника, примерно наказать его, преподав наглядный урок всем, впредь пытающимся рисковать жизнью и здоровьем их доверителя Чубайса, они принялись … выгораживать мошенника. Адвокат Коток, покрывая Швеца, категорично заявил: «В законе записано, что «суд вправе направлять заявление о преступлении в органы уголовного преследования», но он не обязан этого делать». Ему активно вторил адвокат Сысоев, совершенно пренебрегая интересами Чубайса, оплачивающего, кстати, и его, Сысоева, услуги: «Считаю, что ходатайство не мотивированное, ссылка на статью 159 «мошенничество» не обоснованная». А представитель потерпевшего Чубайса, его лучший, после Гайдара, друг Леонид Гозман, так тот вообще взял обманщика Швеца под свое попечение: «Ходатайство Першина – это попытка оказания давления на свидетеля! Оно слишком туманно!».
Ну, и что оставалось делать судье, если никто со стороны обвинения не захотел вступиться за интересы Чубайса? Уж ей-то зачем относиться к Чубайсу лучше, чем его лучшие друзья. И судья не стала ломать себе голову. Высказалась просто, но весомо: «Ходатайство Першина приобщить к материалам дела. В совершении иных действий, о которых ходатайствует адвокат, в том числе в направлении выписки о преступлении в соответствующие органы, отказать, так как суд не определяет, какие органы соответствующие, а какие несоответствующие».
Пока присутствующие в зале вникали в новую для юриспруденции формулировку «несоответствующие органы», судья уже выслушивала новые заявления от стороны защиты, на этот раз их сделал Иван Миронов. Заявлений было два.
Первое заявление подсудимого Миронова звучало, как бухгалтерский отчет: «25 января 2010 года на суде представитель потерпевшего Чубайса Леонид Яковлевич Гозман заявил, что ему известен вердикт по данному судебному процессу. Подобное заявление может быть продиктовано по трем основаниям. Первое: Гозман, один или в группе лиц, оказывает давление на присяжных. Второе: Гозман, один или в группе лиц, может и собирается оказать давление на присяжных. Третье: Гозман, один или с группой лиц, планирует коррумпировать представителей судебного корпуса Московского областного суда».
Второе заявление подсудимого Миронова звучало, как выписка из медицинской карты: «В судебном заседании 25 января 2010 года Леонид Яковлевич Гозман, представитель потерпевшего Чубайса, заявил, что «сторона защиты нервничает и пытается затянуть процесс». Нервозность – это болезненное психическое состояние человека, и при том личное дело каждого. Прошу запретить Гозману диагностировать наше здоровье, так как в противном случае Гозман может начать диагностировать у участников процесса энурез, псориаз, косоглазие, психические и физические отклонения».
Что делать бедному Гозману? С такими заявлениями не поспоришь, чтобы не нарваться на новые. Судья же лишь обронила: «Суд предупреждает участников процесса, в том числе Гозмана и Миронова, об уважении друг к другу».
Но вот в зал, наконец, впустили присяжных заседателей, до того маявшихся в совещательной комнате, пока стороны выясняли отношения. Прокурор изготовился оглашать протоколы обысков, предъявлять присяжным вещественные доказательства – боеприпасы и пистолет, доставленные специальными служивыми из Генеральной прокуратуры.
Своим коллегам из народа судья объявила: «Сейчас, уважаемые присяжные заседатели, будут оглашены протоколы исследования гаража В. В. Квачкова от 17 марта 2005 года. Исследование проводилось с 22.00 до 23.40». В переводе на обычный язык это означало, что оглашать собирались результаты ночного обыска гаража сразу же после так называемого покушения на Чубайса.
Прокурор откашлялся и возгласил: «Гараж грязно-желтого цвета, закрыт на замок. Гараж вскрывается. Там слева два деревянных ящика, установлены друг на друга. В ящиках находятся различные электрические лампочки, мотки проводов, антенны. Макет автомата АК-74 и магазин к нему. Пластиковая канистра зеленого цвета. Внутри нее патроны в количестве 805 штук. Далее у стены лыжи, ящик с дозиметром и подрывная машинка. Далее ящик, в нем полиэтиленовый пакет, в пакете поясная кобура коричневого цвета, внутри нее пистолет ПСМ. При нем два магазина. Кроме этого в материю завернуты сорок патронов к пистолету. Тут же патроны калибра 5.45 в количестве 5 штук. Далее среди ящиков находятся три черных бронежилета, две автомобильные покрышки и велосипед. Все объекты упакованы раздельно и опечатаны».
Присяжные заседатели внимательно изучают фотографии велосипеда и лыж на фоне бронежилетов и ящиков. А прокурор дает отмашку специально прикомандированным к боеприпасам посланцам из Генеральной прокуратуры – те вносят в зал огнестрельный груз.
Прокурор долго копается в доставленных пакетах и коробках и, наконец, извлекает нечто: «Магазин к автомату, черного цвета. 26 патронов образца 1943 года. Среди патронов есть пули, с кончиком, окрашенным в зеленый цвет, а другие – с красным кончиком. Вы знаете, для чего они?».
«Нет», - раздаётся робкий женский голос со скамьи присяжных.
«Зеленые пули – трассирующие», - назидательно начинает поучать присяжных прокурор, и тут до подсудимых доходит, что за цирк устроил прокурор с вещественными доказательствами.
«Прокурор перепутал! - первым поднял тревогу Роберт Яшин. - Это патроны не из гаража! Патроны, которые сейчас предъявляет прокурор, они с места происшествия! С Митькинского шоссе! Не из гаража!».
Прокурор ни мало не смутившись: «А я и не говорил, что это патроны из гаража».
Квачков возмущённо: «Прокурор только что показал присяжным патроны и магазин найденные на Митькинском шоссе. Прокурор напрямую связал этот магазин с моим гаражом. Это неправомерно. Ваша честь, разъясните присяжным, что эти патроны не из моего гаража!».
Прокурор: «Это только Вы так утверждаете!».
Квачков и Яшин поднимаются вместе: «Как это только мы?! Почему Вы врете присяжным? Это мошенничество!».
Судья немедленно выводит присяжных заседателей из зала и начинает воспитывать Квачкова: «Подсудимый Квачков, Вы предупреждаетесь…».
Квачков: «Ваша честь, прокурор лжет. Какие мои должны быть действия? – соглашаться с фальсификацией?..»
Судья: «Квачков, Вы оскорбляете прокурора! Вы не обучены вежливости!». Израсходовав все упреки, судья открывает материалы дела и принимается сама разбираться в протоколах и экспертизах.
Минут двадцать проходит в относительной тишине. Прокурор встает с заявлением: «Ваша честь, только что в присутствии присяжных Квачков назвал прокурора жуликом. Прошу удалить Квачкова до окончания судебных прений. Связывать гараж Квачкова с патронами с места происшествия я не собирался. Убедительно прошу удалить Квачкова из зала судебных заседаний».
Судья послушно удаляет Квачкова из зала до конца заседания, разрешает вернуться присяжным и обращается к ним: «Суд доводит до присяжных заседателей, что Квачков удален из зала за нарушение порядка и оскорбление прокурора, которое Вы все слышали. Суд разъясняет присяжным заседателям, что для обозрения Вам представлены боеприпасы, которые изъяты в ходе расследования дела. Протокол осмотра места происшествия был оглашен ранее. Сегодня был оглашен протокол осмотра гаража Квачкова. А что и где изъято, вы должны сами запоминать из протоколов».
Все посочувствовали присяжным. Упомнить вереницу цифр и букв на маркировке патронов, означающих заводы и годы выпуска патронов, найденных на месте происшествия, и отличить их от патронов, найденных в гараже, - дело, прямо скажем, неподъёмное.
Прокурор тем временем перебирал патроны из гаражной канистры, звенел ими, как нищий собранной мелочью. Патронов, согласно описи, оказалось не 805, а 739.
«Объясните людям, куда остальные патроны делись», - попросил прокурора адвокат Першин.
«Откуда я знаю, куда они делись», - отмахнулся прокурор.
Судья начеку: «Адвокат Першин, Вам прекрасно известно, куда делись патроны».
Першин: «Так если прокурор не знает, откуда мне знать. Я только прошу присяжным объяснить».
Судьба пропавших патронов остается неизвестной.
Прокурор вскрывает следующий пакет, изымает оттуда пистолет ПСМ с двумя магазинами. Пистолет кочует по рукам присяжных заседателей, которые его, кто осторожно, а кто и опасливо, рассматривают. Потом позволяют посмотреть его подсудимым. Но только Миронов воспользовался таким разрешением. Стоя у судейского стола, он крутит в руках огнестрельное оружие. Судья зорко сторожит его движения: «Миронов, Вы не заметили, куда пистолет направляли?».
Миронов удивленно: «Неужели на Гозмана?».
«На меня», - обижается судья.
«Я не в обиде», - откликается Гозман.
Следующее заседание суда в пятницу, 29 января, в 11-00.
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА
хорошо
