Всякий раз, когда дело о так называемом покушении на Чубайса рассматривается в судах, в обвинительном заключении всплывает имя сына полковника Квачкова – Александра, которому в момент покушения было около тридцати и он работал тогда охранником в банке. Получалось, что в его отсутствии судили вроде бы как и его, пропавшего без вести сразу после покушения. И вот впервые, исчерпав уже все аргументы, обвинение решило представить присяжным заседателям и этого, по версии следствия, участника событий 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе.
В зал ввели нового свидетеля – Александра Борисовича Зубкова, который работал вместе с Александром Квачковым в банке «Совинком». Он-то и должен был, по замыслу обвинения, представить суду истинное лицо современного молодого террориста.
Прокурор: «Знали ли вы Квачкова Александра Владимировича?».
Зубков: «Да, мы оба работали охранниками в банке».
Прокурор: «Какой режим работы был у вас?»
Зубков: «Сутки через трое».
Прокурор: «Вооружались ли вы чем-либо в период несения охраны?».
Зубков: «Вооружались. Нам выдавали пистолеты ИЖ-71 и наручники, и еще резиновые дубинки».
Прокурор: «Что представлял из себя Александр Квачков как сотрудник?».
Зубков: «Нормальный парень. Исполнял свои обязанности нормально. Ничего такого я за ним не замечал».
Прокурор: «В марте 2005 года Вам не приходилось исполнять обязанности вместо Александра Квачкова?».
Зубков: «Да, было такое дело. Где-то в марте числа 15 - 16 в ночь на меня переключил телефон старший смены. И Саша попросил меня подменить его на 16-е число».
Прокурор: «С вами, как с охранниками, проводились какие-либо занятия по спецподготовке?».
Зубков: «Обязательно. Физическая подготовка была, огневая».
Прокурор: «Александр Квачков физически был как развит?».
Зубков: «Он на 15 лет был моложе меня, но похож был на меня нынешнего. У него большой живот был. Я не думаю, что он был сильно физически развит».
Прокурор: «А по огневой подготовке как он?».
Зубков: «Я могу только одно сказать: когда мы стреляли, первая проба была всегда за счет банка, то есть патроны покупали за счет банка. Если не отстрелялся, то на следующий раз за свой счет. Так вот Саша всегда за свой счет стрелял».
Прокурор: «Это о чем говорит: он хороший стрелок или плохой?».
Зубков: «Ну, вообще-то хорошие стрелки с первого раза отстреливаются».
Вступает Сысоев, адвокат Чубайса: «Что-то о своих увлечениях Вам Александр Квачков рассказывал?».
Зубков: «Немного. Знаю, что он в футбол любил играть».
Сысоев продолжает нащупывать тему: «Обычно охранники на досуге книги читают. Какие книги он читал?».
Зубков: «Я не видел, чтобы он книги читал. Он в основном кроссворды решал».
Прокурор: «Александр Квачков высказывал когда-либо свои критические взгляды?».
Зубков: «Да он политикой вообще не интересовался».
Судья завершает церемонию допроса: «Пользовался ли Александр Квачков автомобилем. Если да, то каким именно?».
Зубков искренне изумляется: «Если у него не всегда на сигареты деньги были, то какой там автомобиль! Не было никогда, не видел».
Миронов: «Могли бы Вы описать характер Александра Квачкова?».
Судья снимает вопрос, так как данные о личности, по её утверждению, не исследуются в суде. И это странно, ведь только что Сысоев интересовался кругом чтения и увлечениями Александра.
Найденов: «Александр Квачков способен на убийство, как по Вашему?».
И этот вопрос судьей снимается, так как мнения и предположения суд не интересуют.
Найденов: «Что Вам известно по факту покушения на Чубайса?».
Зубков: «Только то, что в прессе читал».
Найденов: «Не понимаю, зачем тогда вызывали этого свидетеля?»…
Хотя замысел прокурора очевиден. Ну не получается из присутствующих в зале подсудимых слепить образ террористов, вот обвинение и решило представить Александра Квачкова в портретной раме молодого террориста, рассчитывало, что у охранника банка Александра Зубкова, которого приучают ненавидеть всякого нарушителя спокойствия богатых мира сего, сработает собачий рефлекс ярости к одному из тех, кто подозревается в покушении на жизнь основоположника богатств и процветания всех олигархов страны. Но прокуратура обманулась в ожиданиях. Охранник Зубков оказался на редкость честным и искренним человеком. И вместо кровожадного боевика, этакого супер тренированного Рэмбо, замаскировавшегося под охранника банка «Совинком» террориста, в его рассказе предстал добродушный увалень, рыхлый, с пузцом, круг интересов которого ограничивается кроссвордами и футболом, причем он совсем не интересуется политикой и настолько плохо стреляет, что постоянно сам платит за патроны во время учебных стрельб…
Впрочем, это не единственный провал в режиссуре обвинения, случившийся в тот день на суде. Прокурор возвестил о предъявлении присяжным заседателям очередной партии вещественных доказательств, собранных на даче Квачкова. Аккуратно упакованные в коробки они покоились в зале суда, и прокурор примеривался, как их начать потрошить.
Надо сказать, что за время судебного процесса у многих в корне поменялось отношение к понятию «вещественное доказательство», как прямому материальному подтверждению причастности к преступлению лица, которому принадлежит та или иная вещь, признанная вещественным доказательством. Но это понятие здравое и правовое, у прокуроров своя логика, сугубо прокурорская. Согласно ей, вещдоком может быть признана любая вещь, если того пожелает следователь. А если он того не пожелает, то из вещдоков любая вещь может быть исключена, если она свидетельствует о чем-то, прямо противоположном умозаключению следователя. Короче, если вещдок мешает следствию – это не вещдок. Вспомните БМВ Чубайса, который в число вещдоков не попал, потому что противоречил показаниям потерпевших. А теперь посмотрим, что же на этот раз вошло в вещдоки, призванные следствием изобличить причастность наших подсудимых к покушению на Чубайса.
Прокурор начинает потрошить коробки, оклеенные скотчем. Разрезает первую, долго шуршит пакетом, будто гоняет по дну коробки забравшуюся в нее мышь, потом извлекает вещь, торжественно объявляя: «Изъятая на даче Квачкова куртка из синтетического материала черного, серого и белого цветов». Он бодро трясет пыльным тряпьем перед присяжными. Те недовольно отстраняются.
Александр Найденов просит разрешения задать вопрос потерпевшему Клочкову: «Вы наблюдали нападавших. Данная куртка похожа на ту одежду, в которой Вы видели стрелявших?».
Клочков неохотно бурчит: «Нападавшие находились в маскхалатах, а не в куртках».
Прокурор по-детски разочарован, будто этого не знал. Он наклоняется к следующей коробке, одновременно, словно священнодействующий маг и волшебник, сопровождая заклинаниями свои действия: «Следующее вещественное доказательство – коробка, на которой имеется бирка с указанием «Вещественные доказательства, изъятые на даче Квачкова: пластиковая бутылка из-под минеральной воды, три стеклянные бутылки из-под водки, три стеклянные рюмки, пачка из-под сигарет «Золотая Ява», окурки». Коробка следов вскрытия не имеет».
С этими словами прокурор широким жестом выставляет на парапет, отделяющий присяжных заседателей от остальных участников суда, ровно то, что назвал. Под озадаченными взглядами собрания на парапете, словно на скатерти-самобранке, возникает полуторалитровая пластмассовая бутылка с остатками минералки пятилетней давности, три водочных стеклотары, в которых, однако, ни капли горячительного, три стопарика, и пустая пачка от сигарет. Для полноты натюрморта не хватает пары-тройки обглоданных селедочных голов и луковой шелухи, убедительно выглядели бы здесь и огрызок соленого огурца с рассыпанными хлебными крошками. Очевидно подобные вещественные доказательства пять лет не хранятся. Именно так, по версии следствия, выглядел завтрак отнюдь не туристов, а террористов 17 марта 2005 года.
Прокурор нервно затоптался на месте, смутно догадываясь, что историческая реконструкция диорамы следственного прочтения современной темы «Военный совет в Филях» ему не вполне удалась.
Чтобы сгладить неловкость, судья вдруг пошутила: «Что же это Вы бутылки пустые выставляете, господин прокурор, все-таки праздник!». Все переглянулись, вспомнив про надвигающийся женский день.
Прокурор оправдывается: «Я же не виноват, что они пустые». Он заглядывает в коробку с остатками вещдоков и уныло добавляет: «Здесь еще имеются окурки, но их я выкладывать не буду».
«Да положите для полноты картины», - с искренним участием советует адвокат Першин. Действительно, живописный мазок с окурками выглядел бы в художественном отношении очень убедительным, как «Охотники на привале», когда охотники уже ушли.
Судью тоже влечет к прекрасному, которое делает людей добрее, потому она и предлагает совершенно неожиданно: «Можем Вам предоставить такое право, господин Першин».
Но адвокат не думает разрушать творческие замыслы государственного обвинителя: «Да нет, - отказывается он от соавторства, - это прокурор вещдоки представляет».
Звеня посудой, словно бомж на вокзале, прокурор упаковывает натюрморт обратно в коробку.
Изучается содержимое следующей коробки. Прокурор объявляет: «Для осмотра предоставляется деревянный ящик, в котором находится подрывная машинка и малый омметр». Он долго сматывает скотч с ящика, гремит крышкой. На свет извлекается подрывная машинка. Это явление прокурор сопровождает словами: «На приборе имеется шильдик с надписью «Нажать кнопку до отказа». Но, - спохватывается обвинитель, - нажимать мы не будем!».
В отличие от бутылок и стопок, подрывную машинку присяжные рассматривают с интересом, она пошла по рукам. Судья зорко следит за шествием машинки по рядам заседателей и время от времени вскрикивает: «Вы все-то не крутите! Уважаемые присяжные заседатели, давайте опытные действия мы производить не будем! У нас на это эксперты есть!».
В этот момент снова просит слово Найденов: «Хочу обратить внимание суда, что этот ящик обнаружен только в ходе третьего обыска на даче Квачкова». Но бдительная судья запрещает ему дальше говорить.
Снова шуршит прокурор, роясь в следующей коробке, и очень довольный находкой извлекает из ее недр автомат Калашникова. Ахают присяжные и вместе с ними весь зрительный зал, вот это уже серьёзно, в зале запахло пороховой гарью и терроризмом. Автомат! Настоящий! С дачи Квачкова!
Прокурор с обличительным пафосом: «Макет автомата Калашникова АК-74 с магазином к нему!».
«Макет?!» – разочарованно выдыхает зал.
«Макет, - не оставляет никакой надежды прокурор. - Обращаю внимание присяжных заседателей, что в затворе отсутствует боек».
Поднимается Найденов и в тон прокурору добавляет: «Обращаю внимание суда, что массогабаритный макет автомата Калашникова имеет выхолощенными все детали, а не только боек. Здесь нет ни одной боевой части».
Его поддерживает адвокат Першин: «Обращаю внимание суда, что в автомате и ствол запаян».
Итак, демонстрация странных вещей, являющихся, по версии стороны обвинения вещественными доказательствами по делу о покушении на Чубайса, что она доказывает? Что подсудимые ужинали или завтракали на даче Квачкова, выпив при этом по бутылке на брата и раскурив пачку «Золотой Явы?». Что они бережно хранили в гараже у полковника подрывную машинку, настолько бережно, что вместо нее зачем-то потащили на Митькинское шоссе тяжеленный аккумулятор, который, впрочем, тоже не понадобился? Что держали среди дачного хлама макет автомата, которым можно разве что орехи колоть? Что носили куртку черно-серо-белого цвета, одну на всех, при том, что обстрелявшие охранников Чубайса люди щеголяли на поле битвы в маскхалатах? Эти вещи – вещественные доказательства чего?! Подобного добра навалом на дачах и в гаражах у всякого майора и капитана, прапорщика и полковника, а пустая стеклотара из-под водки и стопарики – непременный атрибут каждого деревенского дома. Так, где же и когда будут представлены суду присяжных неоспоримые доказательства того, что подсудимые Квачков, Яшин, Найденов, Миронов действительно причастны к этому происшествию? Подождем. Сторона обвинения обещает скоро завершить предъявление суду своих аргументов.
Следующее заседание в среду, 10 марта, в 10-30.
Стал удобным проезд до суда: от новой станции метро «Мякинино» 10 минут пешком до Московского областного суда. Паспорт обязателен, зал 308.
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА
В зал ввели нового свидетеля – Александра Борисовича Зубкова, который работал вместе с Александром Квачковым в банке «Совинком». Он-то и должен был, по замыслу обвинения, представить суду истинное лицо современного молодого террориста.
Прокурор: «Знали ли вы Квачкова Александра Владимировича?».
Зубков: «Да, мы оба работали охранниками в банке».
Прокурор: «Какой режим работы был у вас?»
Зубков: «Сутки через трое».
Прокурор: «Вооружались ли вы чем-либо в период несения охраны?».
Зубков: «Вооружались. Нам выдавали пистолеты ИЖ-71 и наручники, и еще резиновые дубинки».
Прокурор: «Что представлял из себя Александр Квачков как сотрудник?».
Зубков: «Нормальный парень. Исполнял свои обязанности нормально. Ничего такого я за ним не замечал».
Прокурор: «В марте 2005 года Вам не приходилось исполнять обязанности вместо Александра Квачкова?».
Зубков: «Да, было такое дело. Где-то в марте числа 15 - 16 в ночь на меня переключил телефон старший смены. И Саша попросил меня подменить его на 16-е число».
Прокурор: «С вами, как с охранниками, проводились какие-либо занятия по спецподготовке?».
Зубков: «Обязательно. Физическая подготовка была, огневая».
Прокурор: «Александр Квачков физически был как развит?».
Зубков: «Он на 15 лет был моложе меня, но похож был на меня нынешнего. У него большой живот был. Я не думаю, что он был сильно физически развит».
Прокурор: «А по огневой подготовке как он?».
Зубков: «Я могу только одно сказать: когда мы стреляли, первая проба была всегда за счет банка, то есть патроны покупали за счет банка. Если не отстрелялся, то на следующий раз за свой счет. Так вот Саша всегда за свой счет стрелял».
Прокурор: «Это о чем говорит: он хороший стрелок или плохой?».
Зубков: «Ну, вообще-то хорошие стрелки с первого раза отстреливаются».
Вступает Сысоев, адвокат Чубайса: «Что-то о своих увлечениях Вам Александр Квачков рассказывал?».
Зубков: «Немного. Знаю, что он в футбол любил играть».
Сысоев продолжает нащупывать тему: «Обычно охранники на досуге книги читают. Какие книги он читал?».
Зубков: «Я не видел, чтобы он книги читал. Он в основном кроссворды решал».
Прокурор: «Александр Квачков высказывал когда-либо свои критические взгляды?».
Зубков: «Да он политикой вообще не интересовался».
Судья завершает церемонию допроса: «Пользовался ли Александр Квачков автомобилем. Если да, то каким именно?».
Зубков искренне изумляется: «Если у него не всегда на сигареты деньги были, то какой там автомобиль! Не было никогда, не видел».
Миронов: «Могли бы Вы описать характер Александра Квачкова?».
Судья снимает вопрос, так как данные о личности, по её утверждению, не исследуются в суде. И это странно, ведь только что Сысоев интересовался кругом чтения и увлечениями Александра.
Найденов: «Александр Квачков способен на убийство, как по Вашему?».
И этот вопрос судьей снимается, так как мнения и предположения суд не интересуют.
Найденов: «Что Вам известно по факту покушения на Чубайса?».
Зубков: «Только то, что в прессе читал».
Найденов: «Не понимаю, зачем тогда вызывали этого свидетеля?»…
Хотя замысел прокурора очевиден. Ну не получается из присутствующих в зале подсудимых слепить образ террористов, вот обвинение и решило представить Александра Квачкова в портретной раме молодого террориста, рассчитывало, что у охранника банка Александра Зубкова, которого приучают ненавидеть всякого нарушителя спокойствия богатых мира сего, сработает собачий рефлекс ярости к одному из тех, кто подозревается в покушении на жизнь основоположника богатств и процветания всех олигархов страны. Но прокуратура обманулась в ожиданиях. Охранник Зубков оказался на редкость честным и искренним человеком. И вместо кровожадного боевика, этакого супер тренированного Рэмбо, замаскировавшегося под охранника банка «Совинком» террориста, в его рассказе предстал добродушный увалень, рыхлый, с пузцом, круг интересов которого ограничивается кроссвордами и футболом, причем он совсем не интересуется политикой и настолько плохо стреляет, что постоянно сам платит за патроны во время учебных стрельб…
Впрочем, это не единственный провал в режиссуре обвинения, случившийся в тот день на суде. Прокурор возвестил о предъявлении присяжным заседателям очередной партии вещественных доказательств, собранных на даче Квачкова. Аккуратно упакованные в коробки они покоились в зале суда, и прокурор примеривался, как их начать потрошить.
Надо сказать, что за время судебного процесса у многих в корне поменялось отношение к понятию «вещественное доказательство», как прямому материальному подтверждению причастности к преступлению лица, которому принадлежит та или иная вещь, признанная вещественным доказательством. Но это понятие здравое и правовое, у прокуроров своя логика, сугубо прокурорская. Согласно ей, вещдоком может быть признана любая вещь, если того пожелает следователь. А если он того не пожелает, то из вещдоков любая вещь может быть исключена, если она свидетельствует о чем-то, прямо противоположном умозаключению следователя. Короче, если вещдок мешает следствию – это не вещдок. Вспомните БМВ Чубайса, который в число вещдоков не попал, потому что противоречил показаниям потерпевших. А теперь посмотрим, что же на этот раз вошло в вещдоки, призванные следствием изобличить причастность наших подсудимых к покушению на Чубайса.
Прокурор начинает потрошить коробки, оклеенные скотчем. Разрезает первую, долго шуршит пакетом, будто гоняет по дну коробки забравшуюся в нее мышь, потом извлекает вещь, торжественно объявляя: «Изъятая на даче Квачкова куртка из синтетического материала черного, серого и белого цветов». Он бодро трясет пыльным тряпьем перед присяжными. Те недовольно отстраняются.
Александр Найденов просит разрешения задать вопрос потерпевшему Клочкову: «Вы наблюдали нападавших. Данная куртка похожа на ту одежду, в которой Вы видели стрелявших?».
Клочков неохотно бурчит: «Нападавшие находились в маскхалатах, а не в куртках».
Прокурор по-детски разочарован, будто этого не знал. Он наклоняется к следующей коробке, одновременно, словно священнодействующий маг и волшебник, сопровождая заклинаниями свои действия: «Следующее вещественное доказательство – коробка, на которой имеется бирка с указанием «Вещественные доказательства, изъятые на даче Квачкова: пластиковая бутылка из-под минеральной воды, три стеклянные бутылки из-под водки, три стеклянные рюмки, пачка из-под сигарет «Золотая Ява», окурки». Коробка следов вскрытия не имеет».
С этими словами прокурор широким жестом выставляет на парапет, отделяющий присяжных заседателей от остальных участников суда, ровно то, что назвал. Под озадаченными взглядами собрания на парапете, словно на скатерти-самобранке, возникает полуторалитровая пластмассовая бутылка с остатками минералки пятилетней давности, три водочных стеклотары, в которых, однако, ни капли горячительного, три стопарика, и пустая пачка от сигарет. Для полноты натюрморта не хватает пары-тройки обглоданных селедочных голов и луковой шелухи, убедительно выглядели бы здесь и огрызок соленого огурца с рассыпанными хлебными крошками. Очевидно подобные вещественные доказательства пять лет не хранятся. Именно так, по версии следствия, выглядел завтрак отнюдь не туристов, а террористов 17 марта 2005 года.
Прокурор нервно затоптался на месте, смутно догадываясь, что историческая реконструкция диорамы следственного прочтения современной темы «Военный совет в Филях» ему не вполне удалась.
Чтобы сгладить неловкость, судья вдруг пошутила: «Что же это Вы бутылки пустые выставляете, господин прокурор, все-таки праздник!». Все переглянулись, вспомнив про надвигающийся женский день.
Прокурор оправдывается: «Я же не виноват, что они пустые». Он заглядывает в коробку с остатками вещдоков и уныло добавляет: «Здесь еще имеются окурки, но их я выкладывать не буду».
«Да положите для полноты картины», - с искренним участием советует адвокат Першин. Действительно, живописный мазок с окурками выглядел бы в художественном отношении очень убедительным, как «Охотники на привале», когда охотники уже ушли.
Судью тоже влечет к прекрасному, которое делает людей добрее, потому она и предлагает совершенно неожиданно: «Можем Вам предоставить такое право, господин Першин».
Но адвокат не думает разрушать творческие замыслы государственного обвинителя: «Да нет, - отказывается он от соавторства, - это прокурор вещдоки представляет».
Звеня посудой, словно бомж на вокзале, прокурор упаковывает натюрморт обратно в коробку.
Изучается содержимое следующей коробки. Прокурор объявляет: «Для осмотра предоставляется деревянный ящик, в котором находится подрывная машинка и малый омметр». Он долго сматывает скотч с ящика, гремит крышкой. На свет извлекается подрывная машинка. Это явление прокурор сопровождает словами: «На приборе имеется шильдик с надписью «Нажать кнопку до отказа». Но, - спохватывается обвинитель, - нажимать мы не будем!».
В отличие от бутылок и стопок, подрывную машинку присяжные рассматривают с интересом, она пошла по рукам. Судья зорко следит за шествием машинки по рядам заседателей и время от времени вскрикивает: «Вы все-то не крутите! Уважаемые присяжные заседатели, давайте опытные действия мы производить не будем! У нас на это эксперты есть!».
В этот момент снова просит слово Найденов: «Хочу обратить внимание суда, что этот ящик обнаружен только в ходе третьего обыска на даче Квачкова». Но бдительная судья запрещает ему дальше говорить.
Снова шуршит прокурор, роясь в следующей коробке, и очень довольный находкой извлекает из ее недр автомат Калашникова. Ахают присяжные и вместе с ними весь зрительный зал, вот это уже серьёзно, в зале запахло пороховой гарью и терроризмом. Автомат! Настоящий! С дачи Квачкова!
Прокурор с обличительным пафосом: «Макет автомата Калашникова АК-74 с магазином к нему!».
«Макет?!» – разочарованно выдыхает зал.
«Макет, - не оставляет никакой надежды прокурор. - Обращаю внимание присяжных заседателей, что в затворе отсутствует боек».
Поднимается Найденов и в тон прокурору добавляет: «Обращаю внимание суда, что массогабаритный макет автомата Калашникова имеет выхолощенными все детали, а не только боек. Здесь нет ни одной боевой части».
Его поддерживает адвокат Першин: «Обращаю внимание суда, что в автомате и ствол запаян».
Итак, демонстрация странных вещей, являющихся, по версии стороны обвинения вещественными доказательствами по делу о покушении на Чубайса, что она доказывает? Что подсудимые ужинали или завтракали на даче Квачкова, выпив при этом по бутылке на брата и раскурив пачку «Золотой Явы?». Что они бережно хранили в гараже у полковника подрывную машинку, настолько бережно, что вместо нее зачем-то потащили на Митькинское шоссе тяжеленный аккумулятор, который, впрочем, тоже не понадобился? Что держали среди дачного хлама макет автомата, которым можно разве что орехи колоть? Что носили куртку черно-серо-белого цвета, одну на всех, при том, что обстрелявшие охранников Чубайса люди щеголяли на поле битвы в маскхалатах? Эти вещи – вещественные доказательства чего?! Подобного добра навалом на дачах и в гаражах у всякого майора и капитана, прапорщика и полковника, а пустая стеклотара из-под водки и стопарики – непременный атрибут каждого деревенского дома. Так, где же и когда будут представлены суду присяжных неоспоримые доказательства того, что подсудимые Квачков, Яшин, Найденов, Миронов действительно причастны к этому происшествию? Подождем. Сторона обвинения обещает скоро завершить предъявление суду своих аргументов.
Следующее заседание в среду, 10 марта, в 10-30.
Стал удобным проезд до суда: от новой станции метро «Мякинино» 10 минут пешком до Московского областного суда. Паспорт обязателен, зал 308.
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА