Что есть судебный процесс? Это состязание сторон: обвинение и защита представляют перед честным и независимым судом свои доказательства, кто кого пересилит в отстаивании вины или невиновности подсудимых. Но это в идеале. Живая жизнь, как известно, есть постоянное отклонение от идеала, прежде всего я имею в виду отклонение самого суда как от честности, так и от независимости. Очередной красноречивый пример тому в судебном процессе по делу о покушении на Чубайса.
Подсудимый Миронов вновь поставил перед судьей столь неприятный ей вопрос о загадочном исчезновении из дела пострадавшей чубайсовской машины: «Ваша честь, в прошлом судебном заседании возникли очень серьёзные противоречия в информации о том, какова судьба главного вещественного доказательства, а именно бронированного автомобиля марки БМВ номер А 566 АВ, который, якобы, был взорван и обстрелян на Митькинском шоссе. Одни свидетели говорят, что машина продана, другие – восстановлена и продана, Чубайс заявляет, что она вообще восстановлению не подлежала, господин прокурор заявил, что он знает, какова судьба машины и где она находится. В этой связи прошу суд выяснить: что случилось с БМВ?, почему машина выведена из разряда вещдоков?, была ли она продана?, была ли она отремонтирована?, где она сейчас находится? Если такой информации нет, она засекречена или скрывается, то прошу выяснить это».
Судья Пантелеева долго раздраженно молчит, выискивая зацепку для отказа. Она, разумеется, понимает всю правоту подсудимого и провал обвинения с сокрытием БМВ, который, согласно Закона о вещественных доказательствах (ст. 81 УПК) является стопроцентным вещественным доказательством, потому что на Митькинском шоссе именно на него были направлены преступные действия. Но судья Пантелеева на то и федеральный судья в современной России, чтобы покрывать провалы и просчеты обвинения. Она, как в омут, бросается обвинителям на выручку, пуская пузыри из ссылок на не к месту помянутые, да ещё и перепутанные ею статьи Уголовно-процессуального кодекса: «Миронов, Ваше высказывание по правилам статьи 271 УПК РФ не может быть расценено как ходатайство, то есть, просьба обращенная к суду, направленная на исследование доказательств или ходатайство о продвижении дела. Разъясняю, что в соответствии со статьей 243 УПК РФ суд не в праве делать замечания кому-либо из участников процесса, а так же не в праве и не несёт обязанности давать какие-либо разъяснения участникам процесса. Садитесь, пожалуйста!».
Миронов сел, погруженный в логические головоломки, только что пробульканные судьей. Из ее слов следует, что это ходатайство она не может расценить как ходатайство, хотя оно ничем не хуже прокурорских. Судья утверждает, что не может делать замечания участникам процесса, хотя занимается этим постоянно. Заявляет, что не вправе давать разъяснения участникам процесса, хотя она только что это сделала. Тогда что же может судья Пантелеева? Только то, что ей разрешает прокуратура?..
Защита еще раз опытным путем проверяет полномочия судьи.
Адвокат Чепурная: «Прошу огласить в томе первом, лист дела шесть, постановление о возбуждении уголовного дела. Оно относится к фактическим обстоятельствам дела и необходимо мне для осуществления защиты».
Опасность адвокатского ходатайства мгновенно доходит до прокурора Каверина, и он начинает фонтанировать словами, издалека похожими на аргументы, но только издалека: «Адвокат Чепурная в своём ходатайстве не указала, каким образом она будет данное постановление излагать в качестве защиты своего подзащитного. Поскольку к исследованию присяжными заседателями допускаются только доказательства, а доказательством является только то, что перечислено Уголовно-процессуальным Кодексом. Это постановление о возбуждении уголовного дела является процессуальным документом и никакого доказательного момента он в себе не несёт, а вопрос о допустимости решается опять же в отсутствии присяжных заседателей».
Ради чего такой напор энергии, такая жажда просветить зал? Всего лишь ради того, чтобы не допустить зачтения присяжным заседателям странички первичного документа настоящего уголовного дела? Не поленились, заглянули в дело. Посмотрели, что так претит прокурору Каверину в документе, подписанном исполняющим обязанности прокурора Московской области С. П. Мироновым: «17 марта 2005 года, примерно в 9 часов 20 минут, на 650 метре Митькинского шоссе Одинцовского района Московской области, на левой обочине дороги неизвестными лицами произведён взрыв неустановленного взрывного устройства, в результате чего получили механические повреждения следовавшие по шоссе в этот момент автомобиль марки БМВ-765 госномер А 566 АВ, в котором предположительно находился глава РАО «ЕЭС России» Чубайс А. Б., а также автомашина «Мицубиси-Ланцер» госномер М 679 РК 97 рус под управлением Хлебникова Д. В., в которой помимо водителя находились сотрудники ЧОП «Вымпел ТН» Клочков Ю. А. и Моргунов С. Н.».
Без сомнения, вот это предположительно находился Чубайс, и вызвало столь яростное противление прокурора Каверина. Действительно, никто, кроме самого Чубайса, его водителя и помощника, людей от Чубайса чрезвычайно зависимых, не засвидетельствовал, что глава РАО «ЕЭС» был на месте происшествия. А если вспомнить, как Чубайс три года врал следствию и суду, что приехал в РАО «ЕЭС» на своём поврежденном БМВ, то формулировка «предположительно находился» легко перерастает в уверенное «точно не находился».
Надо ли говорить, что страстные прокурорские речи тут же нашли душевный отклик у судьи Пантелеевой, запретившей знакомить присяжных с первичным документом уголовного дела.
Стадия дополнений стала явно затягиваться. На место только что получившей жесткий отказ во всех своих ходатайствах защиты вступил прокурор Каверин. Как неутомимый муравей, прокурор в поте лица своего сносил в кучу документы и запросы. Для начала Каверин вынул из папки две бумажки: «У меня имеется запрос мировому судье судебного участка № 2 города Конаково Тверской области Насейкину. Я напоминаю, что это судья, который рассмотрел два дела об административных правонарушениях, допущенных свидетелем Карватко в 2005 году. Сообщение о вручении свидетелю Карватко копий вышеупомянутых судебных решений. Я напомню, для чего я прошу данные документы приобщить, поскольку, если помните, выступление Карватко, он сказал, что никаких судебных решений о привлечении его к административной ответственности он на руки не получал. Прошу предоставить мне возможность эти документы огласить в присутствии присяжных заседателей».
Адвокат Першин внимательно рассматривает расписки и после нехитрых манипуляций с ними делает неожиданное заявление, явно смутившее прокурора Каверина и окончательно испортившее настроение судье: «Если наложить расписки Карватко о получении постановлений мирового судьи одну на другую и посмотреть на просвет, вы увидите, что расписки эти копируют одна другую в самых мельчайших деталях. Я нисколько не подозреваю нашего уважаемого государственного обвинителя, но в таком случае получается, что мировой судья сфальсифицировал данные доказательства, потому что расписка одна и та же, она просто скопирована два раза. В связи с чем прошу прокурору Каверину в данном ходатайстве отказать».
Но судья Пантелеева делает вид, что не слышит возражений Першина и разрешает предъявить расписки присяжным.
Присяжные заседатели занимают свои места.
Прокурор начинает знакомить их с документами, которые, по его замыслу, должны дискредитировать свидетеля Карватко, что арестовали его вовсе не для получения показаний на подсудимых, а за хулиганство: «… Копия постановления о наложении на него административного штрафа в размере 500 рублей ему выдавалась и копия постановления о применении к нему административного ареста на 10 суток – выдавалась. К данному сообщению приложены расписки с соответствующим конвертом, в котором всё было получено».
Махнув издалека для убедительности синим лоскутом почтового конверта, прокурор Каверин с неприсущей ему суетливостью поспешил переправить документы на судейский стол, но его тормознула адвокат Михалкина: «Простите, а на обозрение присяжным разве расписки представлены не будут? Мы же приняли решение…».
Судья Пантелеева, понимая, что после обличения подделки адвокатом Першиным, никак нельзя допустить обозрения расписок, тут же пресекает недоумения Михалкиной: «Решение было принято, госпожа Михалкина! Вы находились в зале судебного заседания и сейчас в присутствии присяжных заседателей поднимаете тот вопрос, который никак не подлежит исследованию!».
Михалкина: «То есть…».
Судья Пантелеева с заискивающей улыбкой поворачивается к присяжным и громко, чтобы заглушить Михалкину: «Самое удивительное, что мы целый час обсуждали этот вопрос…».
Адвокат Михалкина договаривает: «То есть, мы сейчас будем скрывать от присяжных заседателей эти документы, которые были получены прокурором…».
Судья Пантелеева как глушилка: «Уважаемые присяжные заседатели! Оставьте, пожалуйста, без внимания заявление адвоката Михалкиной о том, что от вас что-либо скрывается!».
Оксану Михалкину родители голосом тоже не обидели: «Потому что там, в этих расписках…».
Судья в ужасе от того, что Михалкина сейчас договорит, что прокурор представил суду явную подделку, которую она, судья Пантелеева, несмотря на очевидную фальсификацию расписок и резонные возражения защиты, разрешила включить в число допустимых документов. Фемида начинает орать так, что дребезжит диктофон от воспроизведения ее истошного крика: «Остановитесь, Михалкина! Остановитесь, я сказала!».
В поддержку Михалкиной, как в атаку, в полный рост поднимается Першин: «Представьте документы на обозрение присяжным, пусть увидят, что там представил прокурор!».
Судья Пантелеева в отчаянии торопливо выпроваживает вон народных судей: «Уважаемые присяжные заседатели, пройдите, пожалуйста, в совещательную комнату!».
Пока присяжные покидают зал, Першин упрекает судью: «Зачем Вы вводите их в заблуждение!».
Судья Пантелеева, и угрожая, и моля одновременно: «Остановитесь, пожалуйста, не разговаривайте. Не разговаривайте, Першин. Остановитесь!».
Как только дверь за присяжными закрылась, Першин выступает с ходатайством: «Ваша честь, прошу представить на обозрение присяжным заседателям документы, которые Вы разрешили по ходатайству прокурора приобщить к материалам дела, в первую очередь копии расписок, которые представляют идентичные копии одного и того же документа».
В ответ прокурор Каверин обиженно без прежнего напора: «Сторона защиты пытается всячески опозорить те документы, которые я просил приобщить к исследованию. Я считаю, что требование, которое изложил господин Першин, не основано на Законе, поскольку осматривать по Закону присяжные заседатели могут только вещественные доказательства. (То, что к вещественным доказательствам уголовно-процессуальный кодекс относит документы, и что присяжные просмотрели уже десятки бумаг, прокурор вроде как и забыл. - Л.К.). Это первое. И второе. Сомнения адвоката Першина и адвоката Михалкиной, что данные сообщения кем-то были сфальсифицированы, я хочу отнести лишь к их личному мнению, поскольку ключевым в данном сообщении является именно сам текст сообщения о том, что Карватко оба постановления были выданы – ничего там предосудительного нет. Что касается мнения о совпадении или несовпадении двух расписок, я прошу эти претензии предъявить к мировому судье второго участка города Конаково Тверской области, откуда получены данные сообщения».
Молодец прокурор! Если подозрительные расписки и будут исследованы на предмет фальсификации, то все претензии не к прокурору, а к мировому судье Конаковского района. С прокурора, как всегда, как с гуся вода.
Проведя успешную акцию с оглашением перед присяжными явной подделки, прокурор приступил к главному для него: «Ваша честь, я прошу исследовать следующие письменные материалы дела в порядке статьи 276 УПК о наличии существенных противоречий в показаниях подсудимого Найдёнова на следствии и в суде. Прошу огласить протокол следственного эксперимента, который находится в томе 14, с последующим воспроизводством видеозаписи перед присяжными заседателями. Если сторона защиты будет утверждать, что данный протокол следственных действий не имеет никакого отношения к настоящему уголовному делу, я напомню, что оба письменных материала находятся в материалах настоящего уголовного дела. Действительно, эпизод, по которому обвинялся подсудимый Найдёнов, в связи с которым проводились данные следственные действия, прекращён решением суда, вместе с тем он прекращён не по реабилитирующим основаниям, что даёт нам право заявлять соответствующее ходатайство в суде».
Ни словом не обмолвился прокурор, не оговорился ни разу, заикнуться не посмел, что требует он поднять и зачитать документы … 1997 года!, что не позволял делать прежде не один суд, руководствуясь Законом, запрещающим даже упоминать прежние уголовные дела подсудимых, дабы не вызвать предубеждения у присяжных. Расчёт простой. Начнёт вещать прокурор, и кто там потом из присяжных поймёт, а тем более запомнит, что речь идёт о событиях, действительно никакого отношения к настоящему процессу не имеющим.
Адвокат подсудимого Котеночкина запротестовала: «Подсудимость Найденова погашена. В соответствии с действующим законодательством Найденов не судим. Кроме того, дело Найденова прекращено, и кассационным определением Верховного Суда это решение вступило в законную силу. Все эти обстоятельства хорошо известны стороне обвинения, тем не менее, ходатайствуя перед судом об оглашении перед присяжными заседателями данных документов, прокурор предлагает суду нарушить закон и огласить исследование, которое прямым указанием статьи 335 УПК РФ запрещены к исследованию с участием присяжных заседателей, так как содержат данные о привлечении Найденова к уголовной ответственности. Таким образом, прокурор не может не осознавать, что удовлетворение его ходатайства является непременным основанием для отмены любого вердикта – как оправдательного, так и обвинительного. Кроме того, в соответствии с принципом уголовного судопроизводства, а также Конституции Российской Федерации Найденов не может за одно и то же действие привлекаться к ответственности бесконечное количество раз. Поэтому я прошу в удовлетворении данного ходатайства прокурора отказать в полном объеме».
Возражения адвоката услышаны не были. Прокурор с наслаждением показал присяжным заседателям видеозапись 1997 года, на которой Найденов демонстрирует свое умение собирать макет взрывного устройства. Если вспомнить, что его военная специальность разведчик спецназа, то ничего удивительного в таком умении нет. Однако при чем тут 1997 год?!
Итак, судебный процесс – это состязание сторон, и если следовать спортивным ассоциациям, то в нынешнем заседании победило обвинение. Однако обвинение, если спортивные ассоциации продолжить, победило благодаря открытому наглому подсуживанию с попиранием всех правил и норм. За такие «победы» в спорте презирают.
Но вот какой парадокс судебного состязания позвольте заметить на прощанье. На протяжении всего процесса защита ставит вопрос о предъявлении присяжным заседателям главного вещественного доказательства – израненного БМВ Чубайса, ставшего объектом преступных действий (ст. 81 «Вещественные доказательства» УПК РФ). Повторяю: не обвинение потрясает подвергшимся нападению автомобилем, как основным вещдоком преступления, нет же!, это защита безуспешно добивается от обвинения представить суду БМВ! Почему обвинение, предъявив суду горы окурков, на которых ни следов, ни слюней подсудимых, пустые бутылки из-под водки, коврики, не совпадающие ни по одному размеру с найденными в лесу, прячет от суда главный вещдок? Да потому что это вещественное доказательство истинного преступления, совершенного 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе – имитации покушения на Чубайса.
Проезд до суда: от станции метро «Мякинино» 15 минут пешком до Московского областного суда. Вход свободный. Нужен только паспорт. Зал 308.
Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА