У ног поруганной Фемиды

     Прения  сторон – событие в судебных слушаниях ключевое. Открывает их государственный обвинитель речью, в которой сухие формулировки статей Уголовного кодекса обрастают плотью и наливаются кровью представленных в суде фактов. Прокурор Каверин давно ждал этого часа – звездного часа государственного обвинителя в громком уголовном процессе, за которым пристально следит общество. О таком счастливом билетике судьбы мечтает всякий прокурор, понимая, что этот мощный трамплин - старт к высотам карьеры. Но этот трамплин не отличим ничем от любого другого, и для стремящегося взлететь с него как можно дальше, таит опасность неожиданных кульбитов и кувырков.

      Задача  перед прокурором стояла «троякая»  – одним угодить, других посадить, и, разумеется, себе не навредить, вызвав недовольство зорко наблюдающих за процессом заказчиков. Посмотрим, как удалось государственному обвинителю Каверину решить триединую задачу.

      Каверин начал речь оригинально, с рассказа о … себе, этакий прокурорский ремейк «Иронии судьбы или с лёгким паром»: «Каждый год 23 февраля мы с друзьями ходим в лес на шашлыки.  Компания у нас достаточно сплоченная, мы много лет знаем друг друга. Тон задает наш бывший командир Сан Саныч. Он нас всех объединяет. Вот и в этот раз он предложил собраться не в душном помещении, а на природе. Накануне он собрал нас и поставил задачу: мне досталась самая почетная миссия – купить и замариновать мясо. Это потому что у меня есть свои секреты его приготовления. Нашлась работа и для самого молодого из нас – Илюши. Мы его зовем – наш Кот Баюн, без его шуток-прибауток компания никогда не обходится. Его задачей было – найти в лесу поляну. Илья раздобыл лопату, вооружился фонариком, и с этой амуницией отправился в лес. Праздник удался, все были довольны, и мясо ели все. И те, кто организовал пикник, и те, кто жарил мясо, и те, кто ничего не делал, а только сдал деньги. Правда, нашему командиру мясо досталось недостаточно прожаренным. Он назвал его имитацией, и предложил сделать это еще раз»…

     Прокурор, выдержав эффектную паузу, обвел глазами внимавший ему зал: «Я рассказал вам, что такое организованная группа, потому что нашим подсудимым предъявлено обвинение именно в составе организованной группы. Это обвинение в убийстве общеопасным способом, покушении на жизнь государственного и общественного деятеля, в изготовлении, приобретении, хранении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ, изготовлении взрывного устройства, повреждении чужого имущества».

     Зал сосредоточенно переваривал прокурорскую притчу про 23 февраля, не очень понимая, что она означает: может быть, что всякая компания, отправляющаяся на шашлыки, сразу подпадает под ОПГ, а может, это просто такая аллегория, и поедание мяса группой друзей намекает на людоедские склонности подсудимых, намеревавшихся сожрать Чубайса, вытащив его из подбитого броневика?..

     Довольный произведенным эффектом, прокурор вплотную подошел к делу: «Уважаемые присяжные заседатели! Вам представлены все доказательства, которые имеются в деле.  Ваша задача – эти доказательства проанализировать. Я же постараюсь помочь вам в этом анализе. Главным здесь является вопрос события преступления, то есть факт совершения деяния. Вы должны ответить на вопросы: был или не был подрыв на Митькинском шоссе?; было или нет приобретено оружие, два взрывателя УДЗ и электродетонатор?; были ли приобретены взрывчатые вещества и изготовлено взрывное устройство?; были ли произведены выстрелы?; были ли машины БМВ и Мицубиси в результате подрыва и обстрела повреждены? Все это очевидно».

     Сделав  особый нажим на том, что положительные  ответы на данные вопросы должны быть «очевидны» присяжным, прокурор вдруг  повел себя совершенно не по-прокурорски¸ вместо перечисления сухих доказанных фактов он, размахивая руками и крутя головой, начал бередить воображение присутствующих: «Представим картину на Митькинском шоссе. Вот оно – ровное, как стрела, никаких поворотов, никаких препятствий, никаких затруднений движения. Вон там, - прокурор махнул рукой в сторону судейского кресла, - Минское шоссе. Вон там, - он ткнул пальцем в замерший зрительный зал, - поселок Жаворонки. Над вами, уважаемые присяжные, - прокурор провел рукой над головами членов коллегии, - линия электропередач. Представьте себе все это мысленно!».

     Мы  все во главе с судьей вслед за прокурором унеслись мыслями на Митькинское шоссе, где каждый тут же нацелился на пахнущий снегом дышащий блаженной прохладой мартовский лес, но прокурор не дал нам впустую прохлаждаться по лесу, а приковал внимание к конкретным фактам: «Какие доказательства подтверждают факт преступления? Что мы увидели на Митькинском шоссе? Это воронка. По протоколу установили ее размеры: глубина 60 сантиметров. Много это или мало, - значения не имеет, воронка подтверждает сам факт взрыва. На дороге были разбросаны детали автомашин, гвозди, болты, гайки. Не все они были вам представлены, взрыв разбросал их слишком далеко. Вы знаете, эти предметы не оставляют равнодушным, каждая эта железяка могла принести смерть. Магазин, который был оставлен на месте преступления, он был заряжен бронебойно-зажигательными пулями, - предполагалось вести огонь по бронированной автомашине. Некоторые свидетели выражали недоумение: почему был оставлен магазин с патронами. Но там были оставлены и другие вещи: коврики, аккумулятор, провод. По всей видимости, когда подсудимые покидали место преступления, а я напомню, что процесс пошел не по запланированному сценарию, - то подсудимые понимали, что их обязательно вычислят и задержат. Поэтому они забрали с собой самое главное – автоматы».

     Прокурор  перевел дух, на миг возвратившись  в судебный зал, обвел мечтательным взором коллегию, и снова отправился путешествовать во времени, увлекая за собой всех присутствующих: «Мы с вами прослушали показания потерпевших. Из их показаний следует, что 17 марта 2005 года примерно в 9 часов 16 минут произошел взрыв, и все они этот взрыв оценивают одинаково. Здесь можно долго рассказывать о том, почему потерпевший Хлебников не посмотрел двигатель, почему Моргунов не применил пистолет, почему Клочков полез в машину через заднюю дверь... Можно долго рассказывать о том, почему Дорожкин приехал в РАО «ЕЭС» на БМВ на 25-30 минут позже, чем Тупицын. Но вы поймите, что подрыв и обстрел серьезно сказались на психике потерпевших, они вели себя неадекватно в результате потрясения».

     Признаться, лица потерпевших не отразили воодушевления  в связи с таким заявлением прокурора, как-то сразу скисли и осунулись. Кажется, им даже расхотелось шататься мысленно с прокурором по Митькинскому шоссе. Но остальные послушно следовали за зигзагами прокурорского воображения.

     А Каверин, поймав творческий кураж, фонтанировал образами: «Теперь о показаниях свидетелей. У некоторых из них сложилось мнение, что все это было ненатурально. И взрыв – не взрыв, и обстрел – не обстрел. Но вспомните, Вербицкий остановился, а потом, когда услышал выстрелы, на всякий случай отъехал подальше. Вспомните показания свидетельницы Гуриной (на самом деле это была свидетельница Филиппова – Л.К.), которая находилась в поликлинике и услышала взрыв. Вспомните показания экспертов: почти все повреждения были локализованы на передних лобовых стеклах машин, из них были извлечены части поражающих элементов и части пуль. Сопоставьте эти данные, и вам станет понятно, что автомашины были повреждены теми средствами, которыми располагали нападавшие».

     Чтобы не рассеивать всеобщее внимание, прокурор ринулся в острую полемику с защитой: «Подсудимые говорят, что это была имитация покушения. Попробую это оспорить. Есть понятие - имитатор ядерного взрыва. Это облако в виде ядерного гриба без поражающих факторов – ударной волны, излучения и прочего. А что в нашем случае? Имела ли место ударная волна? Вспомните, что Чубайс, Дорожкин, Крыченко говорят, как многотонную их машину приподняло и бросило к центру дороги. Вспомните показания брата Вербицкого: машину раздуло, крыша встала домиком. Таким образом, подрыв был реальным, в действительности было приведено реальное взрывное устройство».

     Изумленные  слушатели, унесенные ветром воображения  на Митькинское шоссе, не сразу поняли, что параллель с ядерным взрывом у прокурора была от переизбытка творческой фантазии, а то ведь вещдоки с места происшествия ох как близко лежали, и риск получить на суде критические рентгены некоторым показалась реальной.

     А прокурор продолжал наращивать градус страха, наводя ужас на слушателей: «Эксперт Сапожников оценил мощность взрывного устройства от 3,4 до 11,5 кг тротила. Это достаточно большой по мощности взрыв. Люди, которые могли располагаться на расстоянии 20 метров, могли получить баротравмы, не совместимые с жизнью. А почему потерпевшие не получили таких повреждений? Они находились защищенными корпусами автомобилей».

     Застращённые прокурором слушатели не сразу и сообразили, что помимо потерпевших, счастливо укрывшихся за корпусами автомобилей, в лесу у шоссе находились некие нападавшие, у которых ведь никакой защиты – масхалаты одни. Почему же они не катались по лесу, стиснув кровоточащие уши? Ни одного трупа в лесу, ни одного кровавого следа. Но подумать об этом никто не успел, ибо речь прокурора стремниной несла всех дальше: «Еще один довод подсудимых в пользу имитации, что взрывное устройство располагалось ниже полотна дороги. Это блеф. Никакой траншеи, никакого рва у дороги нет. Высота снежного бруствера на обочине достигала 70 сантиметров и, по заключению экспертов, взрывное устройство не контактировало с почвой, оно было установлено в снегу».

     Зрители, помаленьку возвращаясь с воображаемого  Митькинского шоссе в зал суда, вспоминали обратное на представленных суду фотографиях, что полотно дороги было от места взрыва на возвышении, однако прокурор не давал никому сосредоточиться на этих мыслях, он спешил с изложением доказательств: «Но даже если предположить, что все происшедшее было имитацией, есть ряд вопросов, которые вызывают сомнения в этом. Первое. Для чего было комплектовать взрывное устройство поражающими элементами? Тогда было бы исключено поражение автомашин осколочными элементами. Второе. Для чего было придавать направленность взрыву в сторону шоссе? Сзади взрывного устройства было три сосны, они же не были повреждены. Третье. Если это была имитация, с какой целью на месте происшествия присутствовали автоматы? Ну, взорви! Громко хлопнуло и все! Для чего нападавшие были вооружены боевыми патронами? Ну и стреляли бы холостыми. Звук тот же. Четвертое. Если все это придумал и осуществил Чубайс и его служба безопасности, то возникает вопрос: а не самоубийцы ли они? Вспомните, кто проходил военную службу, вас всех учили: не направляйте оружие в сторону человека, может выстрелить! Наконец, сторона защиты заронила сомнения, что автомобиль БМВ был обстрелян не на Митькинском шоссе. Ну, давайте предположим, что этот обстрел был в гараже. Тогда и подрыв был тоже в гараже. А этого быть не может!».

     Победным  взором обведя присяжных заседателей, прокурор, убежденный в неоспоримой логике этих доводов, чуть полюбовавшись собой, но ровно настолько, чтоб не возгордиться раньше времени, перешел к следующему этапу многоцелевой речи. Заранее предвкушая восторг зрителей от своей придумки, он начал издалека: «Мицубиси и БМВ были обстреляны идентичным образом. Согласно заключению экспертов стрельба велась с расстояния в десять метров под углом 60-100 градусов. Заключение экспертов говорит, что автомобиль был обстрелян в движении. Чтобы полнее представить эту картину, у меня есть необходимое…».

     Прокурор торжественно выставил на парапет, отделяющий присяжных заседателей от остальных участников процесса, несколько разноцветных новеньких автомобильчиков, видимо, специально приобретенных по такому случаю, приговаривая: «Вот это Вербицкий, это Мицубиси, а это Чубайс. Вот в этом месте находится засада, - тыкает прокурор пальцем в парапет, - вот он угол в 60 градусов, обстрел прекращается, когда угол достигает 100 градусов».

     Полюбовавшись живописной картинкой на парапете, любоваться было чем, прокурор, оценив, по-видимому, что для полноты сцены хорошо бы ещё бабахнуть, однако жалеть о том долго не стал и двинулся к следующему доказательству: «Еще один довод защиты: отсутствие видимых повреждений на автомобиле Вербицкого. Довод весьма спорный. Целью атаки подсудимых была не «девятка» Вербицкого, а автомобили Чубайса и ЧОПа. «Девятка» Вербицкого – это брак в работе подсудимых».

     Никто так и не понял: прокурор укорил подсудимых за брак в работе или порадовался ему, да всем было не до размышлений, ведь у обвинителя, по его же словам, уже «напрашивался вывод»: «17 марта 2005 года на Митькинском шоссе произошел реальный взрыв, реальное покушение. Вот пока слушалось это дело, произошел подрыв «Невского экспресса» с человеческими жертвами. И двумя годами раньше тоже был подрыв «Невского экспресса», тоже никто не пострадал. Так что это тогда было – имитация или теракт?».

     Завершив  анализ подрыва «Невского экспресса» риторическим вопросом, неизвестно к чему и зачем пришпиленным к покушению на Чубайса, прокурор приступил к самой важной части своей речи – доказыванию виновности подсудимых: «Уважаемые присяжные заседатели! Вы должны будете ответить на вопрос о причастности подсудимых Квачкова, Яшина, Найденова, Миронова к этому преступлению. Каждое преступление имеет ряд стадий – подготовка, совершение преступления, сокрытие деяния. Зачастую вопрос о вине лица можно решить, даже не будучи очевидцем преступления. Достаточно проанализировать представленные факты. Поскольку признательных показаний у нас нет, очевидцев, что Квачков, Яшин, Найденов, Миронов совершили преступление, тоже нет, давайте анализировать другие факты».

     Показаний нет, очевидцев нет, про оружие тоже никто не помнит, чтоб оно было…  «А что есть-то?» – теребил головы слушателей навязчивый вопрос.

     Прокурор  представил все, что есть: «Никто из подсудимых не отрицает того факта, что между ними были прочные связи. Кажется, что в том плохого. Но дело в том, что все эти люди имели единую платформу, и эта платформа имеется в книге Б. С. Миронова «Приговор убивающим Россию», которую нашли и в машине Квачкова и в квартире его сына. Конечно, лозунг «Бей жидов – спасай Россию!»…

     Подсудимый  Иван Миронов пытается протестовать: «Ваша честь, лозунг «Бей жидов – спасай Россию!» ни в книге Б. С. Миронова «Приговор убивающим Россию», ни в уголовном деле не содержится, пусть прокурор не искажает материалы дела».

     Судья лениво и бездумно отмахивается от подсудимого: «Суд не находит оснований к прерыванию прокурора. Он не ссылался на конкретные факты. Он высказывает свое мнение».

     «А, так это был собственный призыв прокурора, его мнение», - удовлетворяется Миронов.

     Прокурор  вовсе не желает, чтобы ему вменяли подобные призывы: «Лозунг, который я привел, действительно не относится к книге Б. С. Миронова. Я просто привел его как исторический факт».

     Он  заглядывает в бумаги, расставаясь  с целым абзацем, посвященным  «жидам» и России, и продолжает прерванную речь: «Так вот цель этой группы – ликвидация Чубайса, об этом свидетельствует прекращение общения между подсудимыми посредством их сим-карт сразу после 17 марта. Кстати, и в Жаворонках подсудимые прекратили появляться, и на даче Квачкова тоже с тех пор не были».

     Прокурор не скрывает гордости от своей блестящей дедукции вкупе с индукцией, он просто лучится от бесспорной логики своих умозаключений, хотя, кажется, он единственный в зале, кто не понимает, с кем и как поддерживать общение, если один арестован, другой пропал, и как можно посещать дачу Квачкова, если ее хозяин арестован по обвинению в покушении на Чубайса, и что им делать на рынке в Жаворонках, где продукты и лопаты покупались именно для дачных нужд…

     Прокурор  продолжает выкладывать доказательства, как каменщик кирпичную кладку: «Чем еще подтверждается факт подготовки подсудимыми самого преступления? Фактом фиксации их телефонных переговоров из Жаворонков. Кроме того, то, что подсудимые вели наблюдение за машиной Чубайса, подтверждается записями, обнаруженными на квартире Александра Квачкова. Наблюдение вели 2 декабря 2004 года, 17 января 2005 года. Тут возник вопрос, почему другие машины попали в этот список? Потому что подсудимые не знали, на чем передвигался Чубайс».

     Но  в зале прекрасно помнят, какие именно другие машины значились в том многочисленном списке: старые «Жигули», ветхая Ауди, изрядно потрепанный красный БМВ… Предположить, что на этих машинах «передвигается Чубайс», мог только прокурор с его богатым воображением.

     «Еще  одним доказательством подготовки подсудимых к преступлению, - клал прокурор кирпич на кирпич, - являются показания Моргунова, Клочкова, Хлебникова о том, что они 10 марта видели в Жаворонках группу молодых людей, среди которых был один мужчина около пятидесяти лет, который что-то энергично говорил остальным. По показаниям потерпевшего Клочкова, этот мужчина сильно напоминал подсудимого Квачкова, правда, Клочков его не опознал. Но Квачков и сам не отрицает того, что находился в Жаворонках. Наравне с Квачковым там находились Миронов, Яшин и Александр Квачков. Это означает, что подсудимые выехали на рекогносцировку. Подсудимые пытались объяснить, что они покупали мясо, лопаты. В конце весны – лопаты! Спрашивается – зачем? Снег вокруг лежек был отброшен. Вручную или с помощью лопат? А когда закладывали взрывное устройство, вручную снег разгребали или с помощью лопат?».

     Риторические вопросы, сыпавшие из Каверина, должны были наводить на мысль, что лопаты подсудимым нужны были лишь для одного – закапывать взрывное устройство и расчищать себе лежки для комфортного пребывания в утреннем мартовском лесу. Кто-то в зале не выдержал и прыснул, представив спецназовцев, машущих в ночи дворницкими лопатами на обочине Митькинского шоссе, разгребающих снег для установки бомбы.

     А прокурор продолжал строительство вавилонской башни доказательств: «Примечательно и обнаружение в машине трех кассовых чеков с бензоколонки. На одном из них схема. В ней очень легко угадывается место пересечения Минского и Митькинского шоссе и кружок – место подрыва. И слова на чеке – «5 чел» - это пять человек. Ковриков было шесть, один на месте преступления свернут в рулон, то есть один человек не пришел, - вот и « 5 чел».

     Башня у прокурора получалась стоящей на голове: кассовый чек с планом битвы, оказывается, был начертан после военной компании. Ибо лежаков было шесть, один человек не пришел, и, проводя разбор полетов, кто-то из злоумышленников изобразил все, что было, в виде отчета следственным органам.

     Прокурор  снова потянул слушателей за собой  на Митькинское шоссе: «А теперь давайте попробуем восстановить обстановку утром 17 марта 2005 года. Потерпевшие Клочков и Моргунов сказали, что когда они вышли из Мицубиси к месту подрыва, то заметили двух человек, одетых в камуфляжную форму черного-серого-белого цвета, ну, милицейский окрас. Один из них присел на одну ногу и произвел несколько выстрелов. Что в это время происходит на Минском шоссе? Там стоит автомобиль СААБ, в нем находится Квачков. Когда к нему подбежали эти двое и сообщили, что не получилось, что в это время видит Квачков? Милицейский автомобиль с мигалкой, это едет майор Иванов. Квачков, естественно, понимает, что этот автомобиль едет за ним. Этим объясняется его нервозность, с какой он трогается с места. А пассажиры в это время запрыгивают в автомобиль. Эти показания согласуются с временем прохождения автомашины СААБ по системе «Поток». Таким образом, делаю вывод: лица, которых Квачков поджидал в своей автомашине, были Саша Квачков, а другой был Найденов, поскольку в автомашине СААБ была найдена кепка с волосами Найденова».

     Зал замер. Стало не до смеха. Подсудимого Найденова только что обвинили в покушении на Чубайса только за то, что в машине Квачкова была обнаружена «кепка с волосами Найденова». Но ведь всё не так! Все хорошо запомнили вывод той экспертизы, что эти волосы «могли происходить от Найденова». И за это «могли» человеку корячится пожизненное?!

     А прокурор, как вольный каменщик, строил то, что ему в голову взбредёт, для него ни ГОСТов, ни ОСТов, ни  Законов: «Что подсудимые противопоставили доказательствам обвинения? Они пытались опорочить доказательства, что незаконно.  Они пытались посеять ненависть к потерпевшим. Подсудимые Яшин, Найденов и Миронов заявили о своем алиби».

     Алиби подсудимых возмутило прокурора Каверина до глубины души. Ну, что это, в самом деле. Все так красиво выстроено, а тут являются какие-то люди, и говорят, что видели подсудимых совсем не на Митькинском шоссе, где их никто не видел, а в это же время, но в другом месте. Возмущение настолько переполнило душу прокурора, что не выдержала прокурорская душа переполнивших её сомнений в правдивости свидетелей защиты, и уж чтоб всех разом, всех заодно и сразу, успел лишь сказать прокурор: «И вообще, когда я прослушал показания свидетелей защиты…». И тут душа прокурора прорвалась наружу, заполонив судебным зал хоть и жидковатым тенорком и пусть не вполне мелодичными звуками, но таким щемящим сердце искренним куплетом: «Я сегодня до зари встану, по широкому пройду полю…». И без того обомлевшие и обалдевшие от жары судья и потерпевшие, да и весь зрительный зал сочли всё это за температурный мираж, и только защита разразилась дружными аплодисментами. Прокурор, напрягая без того уже натужные до предела связки, перекрыл овации и допел то, ради чего затеял весь концерт, дабы силой искусства опорочить всех свидетелей сразу: «Все, что было не со мной, помню».

     «Когда свидетелей спросили, - продолжал на воздухах прокурор, - как вы запомнили 17 марта, они в ответ: в этот день было покушение на Чубайса! Уважаемые присяжные заседатели, вот если вас спросить, что вы делали 17 марта 2005 года, вспомните – пять баллов! Ну, как это можно вспомнить?! А тут свидетели приходят и говорят: прекрасно помню, это же Чубайс!».

     Тут прокурор подошел к распределению  ролей между подсудимыми, о чем  прежде за все десять месяцев суда никто никогда не говорил: «Уважаемые присяжные заседатели! Я не принимал участия в расследовании данного дела, но я убежден, и это мое мнение как юриста, что преступление совершили именно эти подсудимые. При описании преступления конкретно не указано, кто какую роль выполнял при его совершении. Это, в общем-то, при организованной группе особого значения не имеет – юридического значения. Хотя из материалов дела понятно, в чем виноват Квачков – в том, что подготовил это преступление. Кнопку привода в действие взрывного устройства нажимал Найдёнов, автоматами были вооружены те два человека, которые имеют опыт огневой подготовки – это Яшин и Саша Квачков, правда, Саша Квачков – стрелок никудышный, Саша Квачков все зачёты по огневой подготовке сдавал всегда за деньги, потому и не попал. Я уверен, что 17 марта и для Миронова нашлась работа. В том, что он закладывал взрывное устройство, у меня лично сомнений нет, поскольку его телефон единственный из всех работал на месте подрыва именно в нижней части Митькинского шоссе и зафиксирован базовыми станциями. Но и 17 марта для него работа нашлась. Пара рук, тем более не самых нежных, достаточно крепких рук – она пригодилась. Припомните, сколько имущества пришлось перенести подсудимым на место подрыва: это оружие, два автомата, это коврики, это аккумулятор, взрывное устройство, ну и так далее. Понятно, всё это надо перенести и лишняя пара рук, повторяю, не помешает».

     Прокурор прекратил постройку пирамиды или расстрельной стенки, трудно сейчас сказать, что он планировал построить. Слово перешло к его младшей коллеге – прокурору Колосковой.

     Девушка вышла к трибуне, включила микрофон, разложила бумаги, ибо ее задача была из труднейших – свое обвинение Колоскова формулировала на основании пресловутой детализации телефонных звонков, и без точных данных тут не обойтись. Юная обвинительница начала с философского: «Коллеги! Время не стоит на месте, и технический прогресс тоже движется вперед. Сотовая связь сегодня позволяет установить то, о чем молчат подсудимые. Цифры – вещь упрямая, и детализация цифр говорит нам о следующем. Вот Квачков говорит, что его дача была необжитой, но и в октябре, и в ноябре его телефон фиксируется в Петелино рядом с дачей. Вот Квачков говорит, что приехал на дачу 12 февраля. Тогда возникает вопрос: что делал Яшин в Петелино 11 февраля? Квачков на этот вопрос ответить либо не может, либо не хочет. Пусть выбирает, что для него хуже. Вообще о телефонных переговорах Яшина и Квачкова можно сказать стихами «Он с именем этим ложится, он с именем этим встает». Удивительно, что эти люди могут обсуждать в течение одной или полутора минут? И становится очевидным, что их связывают не только родственные отношения!».

     Юная  прокурица порылась в бумажках: «Вспомните, Квачкову был задан вопрос об улице Василия Петушкова и Походном проезде. Эта улица очень далеко от Митино и Теплого Стана, где жила его жена. Из детализации следует, что Яшин начинал и заканчивал свои дни в зоне базовой станции на улице Василия Петушкова.  Какое это имеет значение? А вот какое: Яшин с женой около восьми месяцев вместе не жили! Это подтверждает детализация телефонных переговоров».

     Интересные выводы получались у прокурорской поросли, дальновидные. Ведь это надо ж умудриться установить, что Яшин с женой не жил восемь месяцев. Теперь и к гадалке ходить не надо, прокуроры нам всю нашу жизнь, как есть обскажут – по телефонной детализации!

     А Колоскова успешно продвигалась в своих догадках и предположениях все дальше в лес, ближе к Чубайсу, к Жаворонкам, к Митькинскому шоссе: «Что касается телефонных переговоров Миронова, то память подсудимого-историка обладает избирательностью. Он категорически не помнит содержание своих разговоров с Яшиным и Александром Квачковым. Миронов утверждает, что с Александром вел разговоры за жизнь, только из детализации их звонков, которые очень коротки, ясно, что они решали конкретные вопросы и за машиной Чубайса они следили. Например, Александр Квачков 24 февраля находился более часа на проспекте Вернадского и созванивался со своим отцом!  А где находится подсудимый Миронов 3 марта? Подсудимый Миронов в 9 часов находится на проспекте Вернадского. И случайно ли Яшин в этот день созванивался с Мироновым? Исходя из детализации, возникает вопрос: а что делал Миронов до обеда в Жаворонках 6 марта? Несмотря на то, что гастарбайтеры сидели и ждали отправки на работу, Миронов решил 10 марта договориться с ними о поклейке обоев. Спрашивается, а почему Миронов не договорился о поклейке обоев 6 марта? И зачем 10 марта в Жаворонки приехал Яшин, если Миронов там уже был, он сам мог отвезти гастарбайтеров на дачу чистить снег. Зачем все это подсудимым? Затем, чтобы найти хоть какое-то объяснение своим звонкам…».

     Милейшая  девушка, поблескивая стеклышками, до боли напоминавшими бериевские очёчки, ловко, как карты пасьянса, раскладывала детализацию телефонных звонков подсудимых, за них решая, что они делали в то или иное время в тех или иных местах, о чем разговаривали друг с другом, какие «решали вопросы». Казалось, что она вездесущей тенью проскользила за ними во все закоулки их жизни, и теперь выворачивала жизнь подсудимых наизнанку, комментируя в пользу покушения на Чубайса любое передвижение, зафиксированное телефонными базовыми станциями.

     Тягостное впечатление от мрачных фантазий обвинительницы обволакивало судебный зал удушливым покрывалом. Хотелось выбраться из этого затхлого воздуха, немедленно отключить и выбросить  собственный телефон, который, оказывается способен порождать столь ужасные фантасмагории, чреватые пожизненными сроками.

     О, эти речи обвинителей! Сколько в них пафоса, обличения и грозы. И как ничтожны доказательства виновности подсудимых. Но, несмотря ни на что, обвинительница Колоскова воззвала, завершая свои премудрые гадания, к присяжным заседателям: «Я с уважением отнесусь к любому решению, которое вы примете. Но это может быть только решение о виновности. Я прошу вас ответить ДА о виновности подсудимых». И прокурор Каверин, вернувшись после Колосковой к микрофону, подводя итог своим логическим постройкам, обличительно и торжественно возгласил: «Уважаемые присяжные заседатели! Наступило время, когда вам предстоит свою позицию высказать, и от вас зависит, получит ли наказание зло. Вы здесь решаете не только судьбу подсудимых, но и судьбу потерпевших. Они перенесли моральные страдания. Подумайте, что может быть страшнее для потерпевших, чем ненаказанное зло! Прошу вас вынести обвинительный вердикт!».

     Опустим над этим тяжелым зрелищем занавес, ибо наблюдать прокурорское бесчестие нет ни сил, ни даже гнева. Остается лишь жалеть поруганную Фемиду.


Адвокат Чубайса заявил, что вина подсудимых доказательств не требует

      Интереснейшее зрелище – прения сторон!, не даром созвучны понятиям «переть», «напирать». Мы продолжаем наблюдать, как упорно и наступательно прет обвинение на подсудимых, как яростно напирает оно на сторону защиты, и о, искусство словословия!, не имея ни малейших доказательств вины подсудимых, обвинение прёт на защиту, как пёрли немецкие псы-рыцари с пиками и копьями в конном строю на пешее крестьянское войско с дубинами.

     Очередной день прений начал своей речью  адвокат Чубайса Андрей Шугаев, крупногабаритный толстяк, вышедший к трибуне с большой бутылкой запотевшего «пепси-лайта», чем напомнил присутствующим лакомку Карлсона, но только огромных размеров и непривычно сердитого.

     Вначале Шугаев разразился укоризнами: «Уважаемая госпожа председатель! Уважаемые присяжные заседатели! Уважаемые участники процесса! Позавчерашний суд меня несколько шокировал. Выступают прокуроры, выступает представитель потерпевшего Гозман, а среди адвокатов подсудимых и самих подсудимых царит некое веселье. Вот я думаю: неужели убийство людей может быть поводом для веселья? Я надеюсь, что к потерпевшим, которые еще будут здесь выступать, подсудимые отнесутся сдержаннее, ведь перед судом будут выступать люди, которых явно хотели убить».

     Шугаев  отхлебнул «пепси», блаженно послушал, как оно журчит внутри, и перешел к существу дела: «Государственные обвинители дали подробную оценку действиям подсудимых и привели очень важные юридические обвинения. Хочу обратить ваше внимание на ряд других обстоятельств. Сегодня в нашу жизнь входит такое понятие как экстремизм. Особенно опасны пропаганда расового превосходства, насилия, организации беспорядков. Этот экстремизм сходен с экстремизмом, который был в Германии. Экстремисты отводят себе роль судей, прокуроров и исполнителей приговоров одновременно. За этим стоят реальные кровь, смерть, физические и нравственные страдания. Так всегда действуют преступники, для которых человеческая жизнь – средство для реализации своих целей».

     Адвокат шумно вздохнул, посчитав экстремизм подсудимых доказанным, и двинулся обвинять дальше: «Мне кажется, что вы убедились, что покушение на Чубайса не было инсценировкой. Для вас будет поставлен вопрос: «А было ли преступление?» - «Да, - должен быть ответ. – Было». И это установленный факт. Мне кажутся удивительными доводы защиты: «Ну, ведь никого не убило!». Да, никого не убило. А 29 мая в Ставрополе убило много человек. Поэтому какая разница – 500 граммов тротила или килограмм! Все было реально! И огромная воронка от взрыва была, в которую запросто мог поместиться легковой автомобиль. Огромная воронка глубиной около 60 сантиметров! И взрывное устройство – оно могло разнести не только автомобиль, но и танк! Они предполагали долбануть по днищу автомашины, она бы перевернулась в кювет, а дальше дело техники. Напомню: огромное взрывное устройство с огромной разрушительной силой – от 3,4 до 11,5 килограмма тротила. Давайте вспомним фрагменты пуль, бронебойно-зажигательных пуль, в огромном количестве выпущенных по Мицубиси-Ланцер!».

     Шугаев давил на слово «огромный», полагая, что оно впечатлит присяжных своей величиной – воронка огромная, взрывное устройство огромное, разрушительная сила огромная и огромное количество пуль…

     Покончив  с нейролингвистическим программированием, адвокат Чубайса переключился на доказательства обвинения: «Давайте порешаем следующий вопрос: а кто же те преступники, которые готовили покушение на Чубайса? Я понимаю ваше разочарование: вы ждали, что обвинение представит реальных очевидцев, которые видели подсудимых на месте преступления. Увы, таких свидетелей не оказалось. Но остались улики, они косвенно указывают на Квачкова, Яшина, Найденова, Миронова. То, что очевидцев не оказалось, свидетельствует о том, что преступление было очень тщательно подготовлено и реализовано. Ведь мы с вами имеем дело со специалистами очень высокого класса. С использованием навыков полковника Квачкова, капитана Яшина, как отличного снайпера, Найденова, как специалиста по сборке взрывных устройств и тоже хорошего снайпера. Давайте освежим в памяти автомобиль БМВ. Некоторые следы от пуль пришлись как раз в зазоры между корпусом и стойкой автомашины. Помните, потерпевший Крыченко сказал: стойка задержала бронебойную пулю в одном миллиметре от его виска! Наверное, мы с большой точностью не ответим на вопрос: кто лежал в засаде, кто привел в действие взрывное устройство, кто нажимал на спусковой крючок. Зато мы с уверенностью можем ответить на другой вопрос: все это совершила экстремистская группа Квачкова, Яшина, Найденова, и Ивана Миронова. Если эта группа собралась, совершенно не важно, кто в ней в каком качестве будет участвовать».

     Полагая что вина подсудимых благодаря этим его словам бесспорна, Шугаев вознамерился обсудить мотивы и цели преступления: «Чубайс не единственный их враг. В данном ряду В. В. Путин и огромное количество российских бизнесменов, среди которых есть и русские – Потанин, Батурина, Мордашов. Остается догадываться, кто в этом списке после Чубайса будет дальше, ведь все эти бизнесмены составляют, с их точки зрения, преступный режим. Подобные преступные планы возникли не сразу и не случайно. Квачков избрал себе идеолога. Это Борис Миронов, которого можно сравнить с Розенбергом. Он не скрывает своей ненависти и к коммунистам, и к демократам, и к людям русской национальности…».

     Подсудимый  Иван Миронов встает: «Ваша честь, книга Б. С. Миронова в суде не оглашалась. Адвокат Шугаев здесь может говорить о ней все, что ему угодно, и присяжные не будут знать, что все это ложь».

     Судья Пантелеева: «Суд предупреждает подсудимого Миронова о некорректном поведении в суде».

     Шугаев: «Хочу напомнить, кому одновременно не нравились евреи, коммунисты и славяне, - это национал-социалисты. Именно под влиянием Бориса Миронова Квачков пошел на создание экстремистской организации, чтобы посеять смуту в стране. Соучастников искать долго не пришлось. Бывший офицер спецназа Р. Яшин, А. Найденов, который был нужен как подрывник, не пожалел Квачков и своего сына, сделал соучастником, и привлек сына Миронова. Вот ведь как бывает: одни родители хотят, чтобы дети приносили пользу своему государству, а другие отправляют их на плаху. Квачков-младший шестой год в бегах, а Иван Миронов уже два года провел в тюрьме!».

     Ощущение, что тяжелая крокодилова слеза скатилась по щеке толстяка. Шугаев все шире и шире разворачивал панораму преступления: «Помните показания охранников о 10 марта? Как пояснил один из потерпевших, ему показалось, что происходила оперативная встреча, то есть, это была встреча по всем законам военной разведки. Квачков отвел себе роль организатора и роль лица, обеспечивавшего оперативное покидание места преступления. Материалы дела доказывают, что Квачков использовал дачу, квартиру и личный гараж как базу экстремистов. На его даче собиралась адская машинка, там были сосредоточены основные силы экстремистов. Накануне 17 марта преступники заложили бомбу…».

     Адвокат Чубайса жадно глотнул «пепси», отер со лба пот, и завершил обвинительную  речь: «Вот, уважаемые присяжные заседатели, это доказательства того, что Квачков, Яшин, Найденов и Миронов совершили покушение на Чубайса, хранили оружие, и потому они должны понести заслуженное наказание. Я не сомневаюсь, что вы как люди, умудренные опытом,  уже сформировали правильное мнение. Я очень надеюсь, что некие социально-правовые данные о личности Чубайса, в общем абсолютно правомерные, они не перевесят в вас, не затмят в вас те доказательства, которые представлены стороной обвинения. Сегодня вы решите не только судьбу Квачкова, Яшина, Найденова и Миронова. Сегодня вы решите судьбу всей России, ибо экстремизму должен быть поставлен надежный правовой заслон».

     Адвокат откланялся и уселся на расшатанный стул, принимая вид добродушного Карлсона, как будто и не он только что призывал решать судьбу России путем выдачи билета на пожизненный срок четырем подсудимым, не за пролитую ими кровь, - нет, не за преступление, получившее доказательства в суде, - нет, и кроме ссылок на доказательства, представленные прокурором, сам Шугаев не привёл в своей пространной речи ни единого доказательства виновности подсудимых.

     Интересную  тактику избрала сторона обвинения. Не от хорошей жизни прокурор Каверин, выступивший первым в прениях, ударился в притчи, сольное пение и фокусы с машинками, разве что только в пляс не пустился, дабы заполонить пустоту доказательной базы. Теперь же все его коллеги по чубайсовскому окопу со значительным видом ссылаются на выступление прокурора, мол, он так много всего сказал, что нет никакой необходимости это всё повторять, и так, мол, перебор доказательств. Вот и потерпевшие, до которых дошёл черёд, особо утруждать себя не стали. А поскольку главный потерпевший Чубайс в связи с ужасающей московской жарой отбыл в командировку в прохладные кущи, первым к микрофону вышел охранник Чубайса Крыченко, ехавший 17 марта вместе с ним в броневике.

     Сразу бросалось в глаза, что нервы  Крыченко на пределе, руки напряжены, по ногам пробегает с трудом сдерживаемая дрожь. И голос его задрожал, когда он начал говорить: «Пять с лишним лет назад нас убивали не простым, но эффективным способом. Наши машины взорвали и пытались добить из стрелкового оружия. Благодаря мастерству Саши Дорожкина мы уехали, но вот доехали, и что? Мы остались живы, и даже никто не получил ранения. Мы и радовались, и в пот бросало! А потом суд начался, пришли, сидим. И вдруг говорят: а вы почему решили, что вас взорвали? Это вы сами  хлопушку хлопнули, колесо разорвали и стекла гвоздем поцарапали. Вас вообще там могло не быть, машина-то тонированная! Уже пять с половиной лет мы говорим, что мы не верблюды. То есть нас убивали, а мы виноваты в том, что остались живы! Я не буду повторять все аргументы обвинения, они очевидны.  Но мы пять с половиной лет сидим и ждем, когда свершится правосудие? Мы просим вас поддержать обвинение по всем пунктам. Мы надеемся, что рано или поздно это прекратится. И вы поможете нам в этом! Спасибо».

     Вставал дрожал, говорил дрожал, так дрожащим и сел Крыченко на место. У микрофона его сменил потерпевший Дорожкин, водитель бронированного БМВ, маленький и толстенький, с круглой лысиной и короткими руками. Он ровно в тех же интонациях и абсолютно с той же нервозностью, что и Крыченко, и даже вторя ему повышенными нотками в голосе стал жаловаться присяжным, что к имитации покушения никакого отношения не имеет: «Шестой год я хожу в это здание. Я уже устал, я не могу уже больше, честно! Из меня здесь делают идиота. Получается, что я сам взорвал себя, обстрелял из автомата и довез Чубайса до Москвы. Да я, когда Чубайса высадил, стоял, успокаивался, и к тому же колесо нагрелось. А они говорят, что я долго ехал. Хочу сказать о Чубайсе. Что же теперь, если он негативный, то и я тоже негативный? Чубайс – он же не вечный, отработает, уйдет. На его место придет Иванов-Петров, и у него тоже шофер будет, ваш брат! Здесь меня хотят опорочить и очернить! Как это – я сам, сам себя обстрелял! Вина доказана обвиняемых, прошу принять самые строжайшие меры!».

     Без лишних предисловий приступил к опровержению имитации покушения и потерпевший Клочков, охранник из Мицубиси-Ланцер, чубайсовской машины сопровождения: «Про позицию подсудимых и их адвокатов уже говорили. Нас выставляют, как будто мы - отморозки, сами это придумали. Мы этому не обучались. Мы не знаем, как собирать взрывное устройство. По себе я бы не позволил стрелять. Ну, не осталось на дороге машины БМВ, осталась наша машина. Да, я испугался, мой ребёнок мог остаться без отца. Мы этого не делали! На нас не было написано, что мы сотрудники ЧОПа. Мы вышли из машины, ну, обычные невооруженные люди. Считаю, что подсудимые должны быть наказаны».

     И водитель Мицубиси Хлебников, особо не мудрствуя, стал с первых слов открещиваться от имитации: «Не знаю, что говорить. Начинался у нас этот день хорошо. И я, оказывается, уступил место Чубайсу в том месте, после чего произошёл взрыв. Я не сразу понял, что это взрыв был. Всё полетело. Ребята вышли, а я из салона вылез,  хотел обойти вокруг машины, но по нам стали стрелять. Если этих людей посадить в «Мицубиси» кучкой, не знаю, будут ли они хихикать и бубнить. Думаю, они будут сидеть смирно. И то, что мы не идиоты, а нормальные люди, которые находились в тот момент на работе. А доказательств на всех хватит, в том числе бывшие схроны. Какой полковник допустит у себя в гараже схрон? Пусть пистолет не на нем, он у него в гараже. Нормальный человек не поверит, что такой боевой и бравый полковник допускает у себя такие схроны оружия. Мне кажется, всё доказано, всё очевидно. Прошу вас поддержать обвинение».

     Последний из потерпевших - охранник Моргунов: «На протяжении четырех с половиной лет мы участвовали в этом процессе. Адвокаты защиты нам задавали вопрос «Сколько метров было от автомашины до места взрыва?». Мы говорим: «Ну, три-четыре или пять-шесть». А потом на этом выстраивают версии, что вы всё время врёте, у вас одни неточности. Много вопросов задавалось о том, почему я не открыл огонь. Я не обучен войне. Мы живём в мирное время. А на нас устроили засаду. Что такое засада? Человеку из-за угла по башке дай, вот и засада. Мы не ожидали этого. Считаю, что вина подсудимых полностью доказана. Спасибо за внимание».

     Удивляла  в речах потерпевших даже не жестокость к подсудимым, которых ни один из них не видел на месте происшествия, где не пролилось ни одной капли крови и не пострадал ни один человек, но все они, как один, требовали от присяжных поддержать обвинение, то есть, впаять подсудимым от двенадцати лет до пожизненного. Поражала их одинаковая нервность и даже истерика, и это было весьма странно наблюдать у взрослых мужчин, профессиональных военных, офицеров ФСО и ФСБ через пять с лишним лет после так напугавших их событий. Будто кто-то отрепетировал их однообразные речи и велел вести себя именно так, чтобы создать убедительные образы пострадавших и доселе страдающих людей.

     Лишь  один Игорь Вербицкий, тоже потерпевший, но сторонний для Чубайса человек, оказавшийся ближе всех к эпицентру взрыва, единственный реально пострадавший, - под взрыв попала его личная машина, - не явился для произнесения обвинительных речей с требованием сурово наказать подсудимых. Наверное, потому, что ему никто не мог этого приказать, и он, в отличие от чубайсовской челяди, не был заинтересован в опровержении имитации покушения на Чубайса.

     Сторона обвинения завершила свои речи. Слово - защите.

      Театр Чубайса на подмостках Митькинского шоссе

      В судебном процессе по делу о покушении  на Чубайса наступил ключевой момент для защиты, - ей предоставили слово для доказательства невиновности подсудимых. Для нас, с октября, вот уже десять месяцев наблюдающих за ходом дела, интерес назревший: что защита противопоставит обвинению, как подсудимые станут аргументировать свою непричастность к событиям 17 марта 2005 года.

      Подсудимый  Александр Найденов подошел к  трибуне с объемистой пачкой бумаг. Готовился, похоже, дотошно. Еще бы, мы ведь уже слышали, что за перспективы нарисовала и ему, и остальным обвиняемым прокуратура с адвокатами Чубайса – вплоть до пожизненного заключения. Так что речи подсудимых – это борьба за жизнь в прямом, в буквальном смысле.

      Рослый, сильный Найденов по-доброму приветливо улыбнулся: «Уважаемый суд! Уважаемые присяжные заседатели! Уважаемые участники процесса! Считаю, что в настоящем судебном заседании получены неопровержимые доказательства моей невиновности и непричастности к инкриминируемым мне деяниям. В ходе допросов в суде сотрудников ЧОП «Вымпел-ТН», обеспечивающих охрану Чубайса, - Хлебникова, Клочкова, Моргунова, достоверно установлено, что мы никогда не видели друг друга до первого судебного процесса 2006 года.

      10 марта, в указанное сотрудниками  охраны время, я находился не в Одинцовском районе на станции Жаворонки, а в Сергиево-Посадском районе, что подтверждается детализацией моих телефонных переговоров, оттуда поехал во Владимирскую, затем в Ярославскую область.

      Из показаний Хлебникова, Клочкова, Моргунова установлено, что 17 марта 2005 года они наблюдали двух нападавших с расстояния 20-25 метров, когда нападавшие открыли по ним огонь на «уничтожение». Я не являюсь очевидцем тех событий, потому что 17 марта примерно до 13 часов находился в загородном доме моих родителей, я, как и вы, уважаемые присяжные заседатели, могу представить себе происходящие события, руководствуясь только материалами дела и показаниями свидетелей – очевидцев происходящего на Митькинском шоссе.

      Как человек военный, хотел бы в первую очередь обратить ваше внимание на те 20-25 метров, расстояние, с которого потерпевшие наблюдали нападавших. Промахнуться с подобного близкого расстояния сразу двум стрелкам из автоматов, как пытается преподнести обвинение, просто не-воз-мож-но!

      Теперь  о том, где находились нападавшие. Согласно протоколу осмотра места происшествия, по обочине Митькинского шоссе, вдоль проезжей части, снежные отвалы высотой 70 сантиметров, шириной полтора метра. Сама проезжая часть выше уровня прилегающей местности и лесного массива. Из-за этого нападавшие не могли видеть нижнюю часть корпуса автомобиля, а, возможно, и большую его часть, и уж точно человека видели лишь по пояс. В этой связи возникает вопрос: каким образом нападавшие визуально идентифицировали автомобиль «Мицубиси-Лансер» как автомобиль сопровождения броневика БМВ, если номерной знак и нижняя часть корпуса Мицубиси не могли быть видны нападавшим? Ведь из показаний потерпевших видно, что Мицубиси никакими визуальными признаками не отличался от других автомобилей и ничем не выделялся среди автомобильного многообразия, которое двигалось в тот день по Митькинскому шоссе. Получается, или стрельбы не было вообще, что подтверждается показаниями очевидцев из «Газели» и «Ниссан», или стрельба всё же была, но уже после того, как Мицубиси остановился на обочине. Но то и другое порождает вопросы относительно повреждений на БМВ.

      Итак, предназначенный для перевозки  Чубайса БМВ 760 имеет высшую, 7 класса, бронезащиту. В ходе судебного следствия установлено, что против БМВ было применено примитивное взрывное устройство не промышленного изготовления с использованием бризантного вещества пониженной мощности. Учитывая указанную в протоколе осмотра места происшествия ширину полотна проезжей части 6,60 метра, тактико-технические характеристики бронезащиты БМВ, а так же удаления от него заряда взрывчатого вещества бризантного действия средней мощности, т.е. тротила, согласно расчетной методике, для его реального разрушения, масса подобного заряда должна составлять:

      - в случае удаления на 2,5 м = 54-75 кг т.н.т.

      - в случае удаления  на 3 м = 77-90 кг т.н.т.

      - в случае удаления на 4 м = 120 кг т.н.т.

      - в случае удаления на 5 м = 150 кг т.н.т.

      Таким образом, лишь при массе 54 - 150 кг тротила может идти речь о реальном покушении на бронированный БМВ Чубайса! А что было на Митькинском шоссе? Согласно экспертизе: «взрыв заряда эквивалентен взрыву тротилового заряда массой от 3,4 до 11,5 кг». Почему такая огромная, почти в четыре раза разница в оценке взрыва? Она вызвана разницей в расстоянии от места взрыва до автомашины Игоря Вербицкого, по повреждениям которой рассчитывалась мощность заряда. Если 10 метров, то 3,4 кг, если 15 метров - 11,5 кг. Какова же была действительная масса заряда?

      По  показаниям братьев Вербицких, расстояние от места взрыва до автомобиля ВАЗ не превышало трёх метров. А это значит, согласно методике, примененной экспертами, на основании степени разрушения стекол от воздействия ударной волны у автомобиля ВАЗ – 21093, масса заряда составляет максимум 1 кг 200 грамм.

      О преднамеренном и многократном завышении  массы заряда экспертами взрывотехниками  говорит анализ поражающего действия воздушной ударной волны. При  взрыве 3,4 - 11,5 кг, люди, находящиеся в радиусе до 22,5 – 33,6 метра от центра взрыва могут получить баротравмы различной степени тяжести вплоть до летального исхода. Допустим, что Чубайса, Дорожкина и Крыченко от летального исхода, как объясняет обвинение, спас бронированный автомобиль; допустим, что заднее стекло «девятки» приняло на себя основную силу ударной волны. Но что же случилось с нападавшими, которых видели охранники в 20 - 25 метрах от дороги, то есть, в зоне смертельного поражения? Где убитые взрывной волной террористы? Где тяжело контуженные, валяющиеся в лесном массиве, держась за оглушенные головы? Почему нападавшие не только не получили баротравмы, но ещё и, как говорят потерпевшие, открыли по ним огонь? Да все потому, что никаких баротравм у взрывников не было и быть не могло.

      В описании воронки указано, что ее поверхность имеет следы окопчения. Никакого упоминания о следах земли, глины или дорожного грунта ни в самой воронке, ни по ее краям. На дне – лишь комки льда и смерзшегося снега. Достать до дна кювета не хватило мощности. Заряд, от подрыва которого снег разлетелся всего на три метра, исключает реальность покушения.

      Теперь, уважаемые присяжные заседатели, я хочу обратить ваше внимание на повреждения, полученные этой машиной, и механизм их образования».

      Увлеченные наглядными расчетами подсудимого Александра Найдёнова слушатели ясно представляли себе всю недосягаемость  упакованного в герметичную броне-капсулу Чубайса для практически любого внешнего воздействия. Надо быть безмозглыми дегенератами, чтобы попытаться добраться до этого кощеева яйца с помощью «подручных средств», которые вменяются подсудимым. Но ведь они впечатление идиотов не производят.

      Найденов, выглядевший вполне здраво, разобравшись с мощностью взрыва, перешел к другому важному вопросу: «Согласно заключению экспертизы автомобиль БМВ 760 «HS» с государственным номером А 566 АВ имеет пулевые повреждения и осколочные посечения. Из показаний потерпевших следует, что данные повреждения получены на Митькинском шоссе в результате взрыва и обстрела, и если бы, как мы помним, не мастерство водителя Дорожкина, который удержал на дороге машину и, прибавив газу, покинул место происшествия, не известно, что бы было. Однако, стройность такой версии разрушается показаниями других свидетелей, выводами экспертизы и здравым смыслом, которым, я очень надеюсь, вы, уважаемые присяжные заседатели, и будете руководствоваться при вынесении вердикта.

      Итак, утром 17 марта 2005 года примерно в 9 часов 16 минут автомашина БМВ 760 «HS» с  государственным номером А 566 АВ едет по Митькинскому шоссе. В момент взрыва она совершает обгон автомобиля ВАЗ 21093 и уезжает с места происшествия. Факты обгона и «покидания» места происшествия установлены показаниями потерпевших Чубайса, Дорожкина, Крыченко и Вербицкого – водителя «девятки», а так же показаниями потерпевших – сотрудников ЧОП.

      Согласно  документам, поступившим на экспертизу, машина Чубайса имела осколочные повреждения от взрыва на лобовой, передней части и одновременно на заднем стекле. Возникает вопрос, если корпус броневика  иссечен осколками с противоположных сторон, то, или взрывных устройств должно быть как минимум два, или с экспертизой что-то не то».

      Судья Пантелеева, все это время сидевшая довольно смирно, насторожилась при  словах Найденова «что-то не то», как  лиса, стерегущая курятник. Но, решив, что еще не время вмешиваться, сдержала свой охотничий порыв и смолчала.

      Найденов  наступал на обвинение не торопясь, уверенно и обстоятельно: «Из показаний свидетеля Вербицкого Владимира Ярославовича, независимого свидетеля и брата водителя «девятки», складывается следующая хронология событий: автомобиль БМВ, при той скорости движения, которую он имел при обгоне автомашины ВАЗ, на момент стрельбы должен был быть уже в районе Минского шоссе. Кроме того, по заключению экспертизы пулевые повреждения автомобиля БМВ образовались от выстрелов под углом 60 - 100 градусов. Мало того, что такой угол наклона для стрелявших из лесного массива просто невозможен в силу имеющегося там природного рельефа, расположения дороги, густоты леса, но возникает еще один вопрос: как в таких обстоятельствах у автомашины ВАЗ, по сути, почти полностью закрывшей БМВ в момент обгона, нет ни одного осколочного, ни одного пулевого повреждения, только деформация корпуса от взрывной волны?».

      На  чудесное спасение «девятки» от смерча осколков и пуль зал давно обратил внимание, удивляло лишь упорство обвинения, почему-то не видевшего в том ничего особенного. Найденов привел цифры, которые, как известно, еще более упрямая вещь, чем факты: «Несравнимы так же повреждения автомашин в денежном эквиваленте. По показаниям потерпевшего Вербицкого – водителя «девятки», ему возмещен ущерб, очевидно из средств РАО «ЕЭС» или чьих-то личных, в размере пятидесяти пяти тысяч рублей, в то время как затраты на ремонт автомобиля господина Чубайса по материалам дела составляют шесть миллионов сто двадцать семь тысяч двести семьдесят четыре рубля 44 копейки».

      Я бы не удивилась, если бы узнала, что  родной «Автоваз» осуществляет финансовое и информационное сопровождение  этого процесса со стороны прокуратуры. Ведь лучшей рекламы нашим «Жигулям», чем вот эта история с подрывом и обстрелом, придумать трудно. 55 тысяч рублей против шести миллионов! Чубайса в немецком броневике почти контузило, а Вербицкому в нашей жестянке хоть бы что!

      Найденов  двигался дальше, как трактор по бездорожью: «Возвращаясь к механизму образования повреждений, и, в частности, знаменитого повреждения на капоте БМВ, я, как военный, которому преподавали баллистику, могу утверждать, что при движении автомобиля такой пулевой трассы, т.е. такого расположения пулевых отверстий на автомобиле быть не может! А поскольку БМВ не останавливался во время покушения, это означает, что по БМВ стреляли в другом месте и в другое время.

      Обращаю ваше внимание, уважаемые присяжные  заседатели, на два ключевых обстоятельства, очевидных любому, даже не специалисту. Первое. Следы, как минимум пяти пуль, расположены строго «по линейке». Второе. Расстояние между следами этих пуль не превышает 20 - 30 см. Этих двух обстоятельств достаточно для утверждения, что стрельба велась по неподвижному автомобилю или по машине, скорость которой не превышала скорости пешехода».

      Прокурор  беспокойно заворочался на месте, как  растревоженный барсук в норе. Судья уловила его недовольство: «Подсудимый Найденов, я Вас останавливаю. По поводу капота БМВ. Вы искажаете материалы дела. Все эксперты утверждали, что данные повреждения не относятся к пулевым».

      Найденов  вежливо ее выслушивает и снова  уверенно вперёд: «Из материалов дела следует, что автомобиль БМВ двигался по Митькинскому шоссе со скоростью 60 - 70 км в час, т.е. 20 метров в секунду. Обычная, всем понятная скорость. Так же известно, что огонь велся из двух автоматов Калашникова калибра 5,45  и 7,62. Их скорострельность от 600 – до 900 выстрелов в минуту. Промежуток между выстрелами 0,1 сек. За это время машина проезжает 2 метра. Именно такое минимальное расстояние должно быть между следами от пуль, если стрельба велась по движущейся автомашине. Подчеркиваю: МИНИМАЛЬНОЕ расстояние между следами пуль должно составлять МЕТРЫ, а не сантиметры».

      Судья вновь встраивает в мощный рокот  Найденова свою пронзительную поперечину: «Подсудимый Найденов, Вы предупреждаетесь об искажении материалов дела!».

      Но  присутствующие, как и Найденов, прекрасно помнят, что эксперт-баллистик Степанова с редким именем Ульяна нехотя, но признала на суде, что на капоте именно строчка от пуль.

      Сознавая  свою правоту, Найденов невозмутимо прет, как танк на хлипкий сарай: «Чтобы линия обстрела проходила точно через «угол» капота, через фару, т.е. так как зафиксировано на фотографиях БМВ, которые вы, уважаемые присяжные заседатели, рассматривали в самом начале судебного следствия, стрелявший должен был занять позицию примерно под углом 45 градусов на расстоянии не менее 10 метров от расстреливаемого объекта, а машина должна была остановиться. Таких фактов настоящим судебным следствием не установлено».

      Прокурор Каверин не выдерживает, скрипит, и в самом деле как сарай, подминаемый танком: «Подсудимый сознательно искажает доказательства по поводу пулевых пробоин».

      Но  Найденов уже миновал эту преграду, у него еще много сюрпризов для прокурора: «Установлено, что стрельба велась двумя стрелками. Установлено, что это оружие ранее при совершении преступлений не использовалось. Оружие следственными органами не найдено, что вызывает массу вопросов, особенно в свете показаний свидетеля Вербицкого, брата водителя «девятки», который утверждал, что видел, как из леса вышли люди и, сев в машину «Мицубиси Ланцер», уехали с места обстрела в сторону Минского шоссе, а вернулась автомашина «Мицубиси Лансер» обратно на место происшествия уже с одним водителем. То есть, стрелявшие, выйдя из леса со стороны обстрела, сели в машину тех, кого обстреливали, и  покинули место происшествия. Свидетель Иванов, гаишник, также в своих показаниях указывал на то, что он видел автомашину «Мицубиси Ланцер» в районе поворота с Минского шоссе на Митькинское шоссе, за рулем которой находился, вероятно, Моргунов, а на пассажирском сидении сидел кто-то еще. Обратно на место происшествия автомобиль «Мицубиси Ланцер» вернулся уже с одним Моргуновым».

      Судья смотрит на прокурора, покрывающегося мертвецки бледными пятнами, кидается ему на выручку, как «скорая помощь»: «Подсудимый Найденов, Вы предупреждаетесь об искажении материалов дела. Свидетели  Вербицкий и Иванов не давали показаний о том, что Моргунов кого-то вывозил с места происшествия!».

      В зале немало тех, кто своими ушами слышал показания Вербицкого и Иванова о вывозе неизвестных людей Моргуновым, они начинают возмущенно шушукаться, но яростный рык судьи в сторону зрительских скамеек останавливает ропот.

      Найденов не спорит, идёт дальше: «В общей сложности автоматчики сделали 27 выстрелов. Это установлено следствием по количеству гильз. В наружном корпусе БМВ - 8 пулевых повреждений. В корпусе автомобиля «Мицубиси Ланцер» - 6. Итого: 14. Спрашивается, где еще 13 пуль, если, согласно протоколу осмотра места происшествия, в стволах деревьев, расположенных на траектории стрельбы, повреждений от пуль не обнаружено? Поэтому вызывает сомнение достоверность показаний потерпевших – сотрудников ЧОП Моргунова, Хлебникова и Клочкова относительно их действий во время так называемого «обстрела», а также был ли обстрел вообще. Как усматривается из протокола осмотра данного автомобиля, углы вхождения пуль в корпус «Мицубиси Ланцер» тупые от практически перпендикулярно входящих в корпус автомашины пулевых трасс. По характеру повреждений ясно, что находившиеся в салоне в момент обстрела люди, а там, якобы, находились и Клочков, и Моргунов, должны были пострадать с вероятностью в сто процентов. Возникает вопрос, где в момент так называемого обстрела действительно находился экипаж «Мицубиси» и чем он был занят?».

      Экипаж  «Мицубиси Лансер» в этот момент в полном составе сидит прямо перед Найденовым, ерзает на стульях, ежится, вытирает пот, сильно нервничает. Адвокат Шугаев пробует науськать их на возражения Найденову, но охранники только вжимают головы в плечи.

      Найденов  продолжает утюжить их прежние показания: «О том, чем занимались охранники Чубайса, свидетельствуют независимые очевидцы. Согласно показаниям свидетеля Нечаева, он 17 марта 2005 года на «Газели» перевозил с Фильковым пластиковые окна, видел «облако дыма и «воронку» у дерева, небольших размеров, образовавшуюся на скосе дороги внизу». Рядом стоял автомобиль черного цвета, у задней двери которого сидел на корточках человек, вероятно, звонил. После взрыва машина еще минут 10 стояла, после чего уехала. Свидетель Фильков показал, что на шоссе стояла черная иномарка, из правой пассажирской двери которой выскочил человек, обежал иномарку спереди и побежал в лес, после чего в том месте, куда он убежал, произошла вспышка... Фильков звуков выстрелов не слышал. Пояснил, была бы стрельба, то убежал бы, а так, все похоже на спектакль, смешно смотреть. Из показаний свидетелей Аксенова и его супруги Баланцевой, находящихся в автомобиле «Нисан», следует, что какая-либо стрельба на Митькинском шоссе утром 17 марта 2005 года отсутствовала. Но если стрельба действительно имела место, почему сотрудники ЧОП, имея при себе оружие, никак не оборонялись?

      Неясно каким образом заглохшая автомашина «Мицубиси Лансер» чудесным образом завелась и уехала, по словам Моргунова, якобы, до поста ГАИ, но никакого поста ГАИ вблизи нет. К тому же у Моргунова был мобильный телефон, с которого он позвонил своему начальнику Швецу, который приказал: «Огня не открывать». Клочков с Хлебниковым в это время вообще никуда не звонили, значит, были убеждены в отсутствии реальной опасности».

      Найдёнова слушают с напряженным интересом. Мозаика показаний потерпевших и свидетелей, многочисленные экспертизы и протоколы осмотров складываются в стройную картину.

      Найденов  продолжает прояснять «темные места»: «В ходе судебного следствия стало известно, что к РАО «ЕЭС» Чубайс приехал не на БМВ, а на «Тойоте Ленд Крузер». Водитель «Тойоты» Тупицын показал, что Чубайс и Крыченко пересели в его машину на Ленинском проспекте напротив поста ГАИ, при этом к сотрудникам ГАИ они не обращались. Состояние пассажиров Тупицын охарактеризовал как спокойное. Такое поведение людей, подвергшихся нападению, преодолевших путь от Митькинского шоссе до Ленинского проспекта на неисправной автомашине с пулевыми и осколочными повреждениями, не укладывается в рамки здравого смысла, особенно в сравнении с их темпераментным поведением в настоящем судебном заседании спустя пять лет. Помните, какие ужасы в истерике нам рассказывали на суде пострадавшие Дорожкин, Крыченко, Чубайс, и про переживания свои, и про семьи, и про бабушку, и про развалившиеся автомобили, и про размеры образовавшейся на дороге ямы от взрыва. Все эти свидетельства указывают на трюковую постановку имевшегося в действительности имитационного действия, попросту - спектакля».

      Я намеренно привожу выступление  Александра Найденова цельно, без регулярных судейских указаний присяжным заседателям «оставить без внимания», без ее постоянных угроз изгнать Найдёнова из зала. Как не буду описывать откровенное холуйство судьи Пантелеевой к прокурору Каверину, противное не только Закону и Совести, но и элементарной порядочности.

      «Уважаемые  присяжные заседатели, - перешёл подсудимый Найдёнов к анализу вещественных доказательств, - так как я не был 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе, естественно, что никакие предметы, изъятые с места происшествия, не имеют моих следов. Но вот при осмотре автомобиля СААБ под передним пассажирским сидением нашли кепку. Согласно заключению биологической экспертизы «на кепке обнаружены следы пота, который мог произойти от Квачкова и Найденова, имеющих II группу крови. 14 волос по макро-микроморфологическим признакам сходны с волосами Найденова и могли произойти от него». Молекулярно-генетического исследования не проводилось, хотя я об этом ходатайствовал. Квачков показал, что это его кепка. Мой отец подтвердил на суде, что кепки я отродясь не носил, кроме того, слишком маленький у неё размер и на меня не налезет. Да и в автомобиле СААБ я никогда не ездил».

      Подсудимый  Найденов помолчал, поднял глаза от бумаг: «Подводя итог, я должен сказать, что ничего из того, в чем меня обвиняют, а, именно, в покушении на жизнь государственного деятеля, в покушении на умышленное причинение смерти двум и более лицам, в изготовлении взрывного устройства, незаконном приобретении, хранении перевозке и ношении оружия; - всё это НЕ НАШЛО подтверждения в настоящем судебном следствии. Представленные доказательства, как со стороны обвинения, так и со стороны защиты подтверждают то, что Я НЕ СОВЕРШАЛ, ни один, ни в группе лиц, перечисленных выше действий. Приведенный анализ исследованных в настоящем судебном процессе доказательств, надеюсь, убедил вас, уважаемые присяжные заседатели, в моей непричастности к событиям 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе».

      Зал оживленно задвигался. У всех появилось вдруг осознание твердой почвы вместо того зыбуна, что мостило обвинение. Вслед за Найдёновым к микрофону вышла его адвокат Наталья Котеночкина, тоненькая, с короткой стрижкой темных волос: «Уважаемые присяжные заседатели! Сторона обвинения пыталась убедить вас в необходимости признания подсудимых виновными. Однако все исследованные в судебном процессе материалы, как со стороны обвинения, так и представленные стороной защиты, свидетельствуют о невиновности подсудимых, о непричастности их к инкриминируемым деяниям».

      Адвокат перешла к анализу события: «Мы можем воспроизвести события только по рассказам очевидцев. Непосредственные очевидцы события: признанные потерпевшими Дорожкин, Чубайс и Крыченко, находившиеся в автомобиле БМВ; признанные потерпевшими сотрудники охранного предприятия «Вымпел-ТН» Моргунов, Хлебников и Клочков, находившиеся в автомобиле «Мицубиси Лансер»; признанный потерпевшим водитель автомобиля ВАЗ 21093 Вербицкий Игорь Ярославович. Среди очевидцев и те, кто просто наблюдал происходящее: водитель и пассажир «Газели», супружеская пара из автомобиля «Нисан»; брат водителя девятки Вербицкий Владимир Ярославович и водитель лесовоза.

      Вторая группа свидетелей - это сотрудники специальных служб, прибывшие на Митькинское шоссе сотрудник ГАИ Иванов и сотрудник Мосэнерго.

      Показания Дорожкина, Чубайса и Крыченко по существу мало проясняют ситуацию, так как их автомашина БМВ сразу же покинула место происшествия. Несмотря на то, что броневик спешно уехал с Митькинского шоссе, потерпевшие слышали взрыв, выстрелы и очень их испугались. Однако их показания противоречат показаниям сотрудников ЧОП «Вымпел-ТН», которые видели столб снега, слышали звук взрыва, не смогли уехать вслед за автомашиной БМБ, так как у них заглох мотор. Вышли из остановившегося «Мицубиси Лансер», по их показаниям, черного цвета, пошли к месту взрыва посмотреть, что там, и только после этого были обстреляны нападавшими из леса. В результате чего двое спасались от выстрелов в лесу, Клочков застрял внутри автомобиля «Мицубиси Лансер», успешно извлеченный оттуда своим товарищем Хлебниковым, а, оставшийся сидеть за задним колесом черного, с заглохшим мотором «Мицубиси Лансер», потерпевший Моргунов потом залез в него, да и куда-то поехал, но быстро вернулся обратно».

     Охранники Чубайса энергично закопошились, задвигались на своих стульях, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство  и глухую ярость.

      Котеночкина бесстрастно продолжала говорить, глядя  на вспотевшие затылки потерпевших  охранников, сидевших спиной к трибуне: «Показания охранников и показания находившихся в автомашине БМВ, имеют существенные противоречия относительно времени начала стрельбы. Если верить Дорожкину, Крыченко и Чубайсу, а так же пулевым повреждениям на автомобиле БМВ, то получается, что сотрудники ЧОП врут про то, что они выходили из автомашины «Мицубиси Лансер», шли в сторону взрыва и только потом были обстреляны. Так как ни один нормальный человек, понятно, под пули даже из машины с заглохшим мотором не вылезет. Если верить сотрудникам ЧОП про то, что стрельба началась только после того, как они обнаружили нападавших в лесном массиве, тогда врут Дорожкин, Чубайс и Крыченко, а пулевые повреждения автомобиль БМВ мог получить где угодно, только не на Митькинском шоссе, так как ко времени остановки автомашины «Мицубиси Лансер», и выхода из него охранников, автомобиль БМВ с вип-персоной (или без нее) был уже далеко от Митькинского шоссе».

      Из  логического повествования адвоката Котёночкиной складывалась четкая мозаика событий, обретающая очертания строго документальной картины имитации покушения на Чубайса. Это очень не нравилось обвинителям. Юная прокурорша даже сняла очки, быстро запотевавшие от испарины, и метала острые гневные взгляды на соперницу у микрофона, которая невозмутимо разъясняла присяжным: «Из показаний водителя «девятки» Вербицкого, нам известно, что во время взрыва автомобиль БМВ совершал обгон его машины. То есть, фактически, отечественный шедевр АвтоВАЗа заслонил собой импортное бронированное чудо техники в самый опасный момент, при этом, не получив ни одного осколочного, ни одного пулевого повреждения, поимев только деформацию корпуса от взрывной волны и разбитые стекла. При этом сторона обвинения всячески пытается глобализировать полученные автомашиной Вербицкого повреждения. Однако из показаний самого Вербицкого, из показаний потерпевшего Чубайса и из материалов дела следует, что стоимость ремонта автомобиля Вербицкого составила 55 тысяч рублей, что в сто с лишним раз меньше затрат на починку автомобиля БМВ – шесть миллионов сто двадцать семь тысяч рублей».

     Сторона обвинения всерьез встревожена. Адвокат Чубайса Шугаев, слушая про стоимость ремонта, терзал расползавшийся под ним в разные стороны стул и пытался заглушить Котеночкину звучным, но невнятным бурчанием.

      Котеночкина, и на Шугаева взирая свысока, благо, она возвышалась на трибуне, вела свое повествование вглубь событий: «Вы помните, уважаемые присяжные заседатели, что супруги из автомобиля «Ниссан», указывали на то, что никакой стрельбы не было. Водитель и пассажир автомобиля «Газель», так же сказали, что стрельбы вообще не было. Напомню и о противоречиях в показаниях Моргунова, который утверждал, что отъезжал один в сторону Минского шоссе с показаниями сотрудника ГАИ Иванова, который видел, как минимум, двоих мужчин в двигавшемся ему навстречу «Мицубиси Лансер».

      Обрисовав противоречия в показаниях потерпевших, адвокат перешла к анализу документов: «Вы своими глазами видели на фотографиях место взрыва. В протоколе оно описано так: «На обочине имеется воронка 1м 35 см от полотна дороги. Воронка представляет собой яму вытянутой формы вдоль полотна дороги. Размер воронки 60 см до уровня дорожного полотна. На дне воронки находятся сломанные сучья деревьев, комки льда и смерзшегося снега. Поверхность воронки имеет следы окопчения». При этом деревья над воронкой, как вы помните, не имеют повреждений. Неопровержимые фотодоказательства находятся в противоречиях с показаниями потерпевших сотрудников ЧОП, что глубина воронки более полутора метров, диаметр - метров шесть.

      Действительно, счастье, что есть фотографии, и вы, уважаемые присяжные заседатели, сможете вполне самостоятельно оценить и силу взрыва, и выбранное место, и количество снега в лесу в марте 2005 года, и высоту, так называемого, снежного отвала вдоль дороги, где было заложено взрывное устройство и, самое главное, предметы, которые нашли на дороге и которые демонстрировал нам прокурор. Помните, такие грязные ржавые железячки разных размеров, от которых попортились бронированная автомашина БМВ и «Мицубиси Лансер».

      Мне кажется странным, что эти железячки, которые, по утверждению потерпевших, повредили их машины, не были замечены ни братьями Вербицкими, ни водителем, ни пассажиром «Газели», ни водителем, ни пассажиркой «Нисана», ни водителем лесовоза, ни сотрудником ГАИ Ивановым, ни специалистом Мосэнерго. От этих предметов нет повреждений ни у автомашины Вербицкого, ни у автомашины «Ниссан», ни у автомашины «Газель», ни у стеклопакетов, которые эта «Газель» перевозила. Кроме того, ни одна машина из тех, что с утра 17 марта 2005 года находились на Митькинском шоссе, не повредила колес. На дне воронки, согласно протокола осмотра, кроме сломанных сучьев деревьев, комков льда и смерзшегося снега никаких иных предметов в виде болтиков, гаечек и иного металлического хлама не обнаружено. В лесу ни на снегу, ни в стволах деревьев, ничего подобного так же не найдено.

      Таким образом, кроме сотрудников правоохранительных органов, которые приобщили к  материалам дела весь этот вещественно-доказательный  металлолом, этих предметов на дорожном покрытии Митькинского шоссе 17 марта 2005 года никто не видел».

     Действительно, защита постоянно интересовалась у свидетелей, видели ли они на шоссе разлетевшиеся осколки взрывного устройства. И, как ни странно, их никто, кроме потерпевших, не видел, и ни одну машину, кроме чубайсовских, эти осколки не затронули. Еще один кусочек мозаики вставлен в картину под названием - имитация покушения. Сомнения, похоже, затронули даже пару прокуроров-обвинителей, они сидели уже тихо-тихо, не пытаясь даже делать страшные и умоляющие глаза судье.

      А Наталья Котеночкина сеяла в умах новые сомнения: «Внешние повреждения БМВ нам известны из экспертиз. Более никаких документов, кроме оглашенной справки из страховой компании с сомнительным названием, о том, что ущерб возмещен полностью на страшную сумму шесть миллионов сто двадцать семь тысяч двести семьдесят четыре рубля 44 копейки, нам о повреждениях автомобиля БМВ, о его регистрационных данных, о замененных деталях, количестве нормо-часов, потраченных на его ремонт, если таковой вообще производился, ничего не известно. Ни вы, уважаемые присяжные заседатели, ни мы, я имею в виду сторону защиты, включая адвокатов и наших подзащитных, этот автомобиль никогда не видели.

      О «Мицубиси Лансер» известно следующее: по показаниям всех свидетелей, которые его на Митькинском шоссе наблюдали, а так же по показаниям самих сотрудников ЧОП это автомобиль черного цвета. Но из акта осмотра, который оглашался мной недавно, из справки о стоимости ремонта, которую вслед за мной огласил прокурор, следует, что осматривался и ремонтировался автомобиль «Мицубиси Лансер» цвета СЕРЫЙ МЕТАЛИК. Лично у меня нет логичного объяснения такому цветовому чуду.

      Мне не понятно, почему, согласно показаниям потерпевших Моргунова, Клочкова и  Хлебникова, повреждения получил автомобиль «Мицубиси Лансер» ЧЕРНОГО цвета, а осматривался и ремонтировался на сумму 259 264 рубля автомобиль «Мицубиси Лансер» цвета СЕРЫЙ МЕТАЛИК.

      Кроме того, мне не понятно, как автомобиль «Мицубиси Лансер» черного цвета, с заглохшим, по словам сотрудников ЧОП, движком от повреждения во время взрыва, имеющий повреждения колеса, вдруг заводится, отъезжает к Минскому шоссе, возвращается обратно на место происшествия, а по окончании следственных действий, покидает место происшествия на эвакуаторе, так как передвигаться самостоятельно эта машина от полученных повреждений, якобы, не в состоянии».

     Открытия  Котеночкиной впечатляли: во-первых, разница  в стоимости ремонта БМВ и  ВАЗа более чем в сто раз  как-то до боли напоминала разницу в  доходах населения между самыми богатыми и самыми бедными гражданами России. Совпадения, как верно учил нас на процессе прокурор Каверин, вряд ли случайны. За шесть миллионов можно было, наверное, не только выправить капот и крылья броневика, а покрыть весь БМВ сусальным золотом и украсить крупными бриллиантами, чтобы золото и алмазы своим блеском слепили террористов, мешая им целиться в вип-персон. Во-вторых,  черный «Мицубиси» каким-то странным образом после нападения вылинял, как старый пес, в серый цвет. Или это был не тот «Мицубиси», который обстреляли и взорвали? И зачем вообще тот черный «Мицубиси» симулировал недееспособность? Ясно одно: история с чубайсовским автотранспортом очень темная, сторона обвинения опасается ее касаться и в этот момент даже привычно надоедливо не протестовала, только Моргунов тихо всхлипнул: «Я всегда говорил, что она темно-серая» и замолк.

      Адвокат подсудимого Найденова перешла  к главной мысли своей речи: «Перед вами, уважаемые присяжные заседатели, будет поставлен вопрос: «Доказано ли, что 17 марта 2005 года примерно в 9 часов 16 минут, как следует из предъявленного обвинения, с целью прекращения общественной или политической деятельности А. Б. Чубайса, с целью причинения смерти А. Б. Чубайсу и сопровождающим его лицам, на Митькинском шоссе был приведен в действие установленный на обочине дороги подрывной заряд электрического типа осколочно-фугасного действия, а так же, были произведены по автомашинам с указанными лицами 17 выстрелов из автомата калибра 7,62 мм и 10 выстрелов из автомата калибра 5,45, в результате чего автомобилям был причинен ущерб, а смерть А. Б. Чубайса и сопровождающих его лиц не наступила, поскольку одни находились в бронированном автомобиле, а другим удалось скрыться?».

      Ответ на этот вопрос, мне кажется, должен быть отрицательным, несмотря на то, что так называемый «взрыв» никем не оспаривается. Кроме того, отрицательный ответ на этот вопрос подтверждается неопровержимым и достоверным доказательством. Это доказательство – есть не получивший НИ одного осколочного, НИ одного пулевого повреждения, а лишь деформированный от взрывной волны автомобиль водителя Вербицкого ВАЗ 21093, починка которого обошлась в 55 тысяч рублей. А вот все то, что было вокруг так называемого «взрыва», весьма спорно. И мотивы деяния, и происхождение вещественных доказательств, и наличие стрельбы и стрелявших, и обстоятельства получения повреждений автомобилем БМВ и автомобилем «Мицубиси Лансер», и стоимость их восстановления.

      Степень доказанности деяния определять вам, уважаемые присяжные заседатели. Вы должны уместить все длительные усилия сторон этого процесса всего в одно короткое слово «да» или «нет». Лично я, надеюсь, что это будет слово «нет».

      Наталья Котеночкина помедлила, взглянула  на своего подзащитного, собираясь  излагать выводы его алиби: «Теперь о причастности Найденова Александра Ивановича к этому деянию. При ответе на данный вопрос прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, вспомнить показания всех потерпевших, никто из которых Найденова ни в районе станции Жаворонки, ни на Митькинском шоссе, ни 17, ни 10 марта 2005 года не видел. Показания всех свидетелей – очевидцев событий, никто из которых Найденова на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года не видел. Показания сторожа МГУ «Садовод» Жукова, который утром 17 марта 2005 года находился в сторожке товарищества «Садовод», расположенного в районе станции Гжель, видел Найденова, разговаривал с Найденовым, мало того, в присутствии сторожа Найденов звонил с телефона, установленного в сторожке, председателю на домашний телефон и обговаривал с председателем вопросы расчистки дорог от снега в садоводческом товариществе. Показания председателя садоводческого товарищества МГУ «Садовод» Воробьева, который указывал на то, что такой телефонный разговор по поводу расчистки снега действительно между ним и Найденовым состоялся, и именно утром 17 марта 2005 года. Показания свидетеля Зырянова, сына соседки Найденовых по садоводческому товариществу. Свидетель точно указал день, место и время этого разговора между Найденовым и его матерью.

      Таким образом, утром 17 марта 2005 года в 9 часов 16 минут - время, обозначенное стороной обвинения, как время совершения преступления, Александр Иванович Найденов находился у себя на даче в Гжели – это Раменский район Московской области».

      Адвокат подсудимого горестно вздохнула: «В своих стараниях обвинить моего подзащитного в этих деяниях сторона обвинения дошла до того, что заставила вас, уважаемые присяжные заседатели, сначала слушать протокол, датированный 1997 годом, то есть, документ тринадцатилетней давности, за восемь лет до событий 17 марта 2005 года, зафиксировавший следственный эксперимент с участием подозреваемого Найденова, который демонстрирует сборку в 1997 году макета взрывного устройства. Затем прокурор заставил вас просматривать видеоролик 1997 года. К сожалению, не могу себе позволить в данном зале назвать вещи своими именами, потому что буду справедливо привлечена к ответственности за использование ненормативной лексики, но пытаться таким способом соединить в вашем понимании, уважаемые присяжные заседатели, 1997 год с 2005-ым, это по моим понятиям, мягко выражаясь, некорректное поведение стороны обвинения по отношению к участникам процесса. Что же касается исследованных вами доказательств по данному уголовному делу, я прошу вас еще раз вспомнить выводы экспертов о том, что ни на одном из предметов, являющимся вещественным доказательством, я сейчас говорю об оружии, боеприпасах и так называемой оснастке к взрывному устройству с Митькинского шоссе, никаких следов Найденова на этих предметах не обнаружено».

      Настал  срок подводить итоги. Адвокат подсудимого  Найденова с надеждой взглянула на сосредоточенно и бесстрастно слушавшую коллегию: «Никто, я подчеркиваю никто, ни потерпевшие, ни свидетели-очевидцы событий, никто Найденова с каким-либо оружием, боеприпасами, взрывным устройством никогда не видел ни на Митькинском шоссе, ни в районе станции Жаворонки, ни где-либо еще.

      Непричастность Найденова к изготовлению взрывного устройства с электрическим способом взрывания, а так же к хранению, перевозке, ношению и приобретению автоматов Калашникова, патронов к ним - факт установленный и доказанный в ходе настоящего судебного следствия. Соответственно, при таких обстоятельствах, ответ о невиновности А. И. Найденова очевиден».

     На  сегодня прения закончены. Присутствующие вставанием провожают коллегию, молча  покидающую судебный зал. Зрители, толпящиеся на выходе, еще долго не расходятся, обсуждая вероятность обвинительного или оправдательного вердикта. Неизвестность участи только что доказавшего свою невиновность человека придает этому дню привкус горечи.


Атакует защита

      Да  простят меня читатели, что я нарушаю ставшую уже привычной для них за десять месяцев нашего общения форму подачи материалов, и предлагаю выступления защиты в прениях без показа атмосферы в зале, этого восточного базара прокурора с прокурёнком, адвокатов Чубайса, а, главное, судьи Пантелеевой. Сделать это я не могу по той простой причине, что тогда после каждого предложения надо всё время вставлять ремарки: «Вскакивает прокурор…», бесконечное прокурорское «У меня заявление!..», всем опротивевшее, бессовестное и бесчётное судейское «Адвокат предупреждается… Прошу присяжных заседателей не принимать во внимание сказанное адвокатом…», вызывающее уже рвотный рефлекс.

      Судья Пантелеева, не зная чем ещё помочь обвинению, дошла до того, что, затыкая рот адвокатам, зачитывает в оправдание себе статьи Уголовно-процессуального кодекса и умышленно перевирает их! А малейшую попытку указать ей на искажение закона пресекает гневной истеричной угрозой удаления с процесса.

      Вот почему я решила очистить выступления адвокатов от этой судейской грязи и прокурорского мусора, чтобы вы, дорогие читатели, имели возможность пить воду из незамутненного источника и могли сами оценить доводы защиты.

      Из  выступления Оксаны МИХАЛКИНОЙ, адвоката Р. П. Яшина

      «Вопрос о том, кто же собственно взорвал петарду массой не более 500 грамм в тротиловом эквиваленте на обочине Митькинского шоссе 17 марта 2005 года, меня нисколько не интересует. Это вопрос действительно важный, но только не для меня, а для правоохранительных органов и обвинения. Но правоохранительные органы его совсем не выяснили. Как только в поле зрения сыщиков попала машина Квачкова В. В., которая стояла на Минском шоссе, в полутора километрах от места взрыва, то следствие сделало все, чтобы притянуть к участию в деле еще, как минимум четырех человек. Почему четырёх? По количеству найденных в лесу ковриков-лежаков. Следствие не смущало, что, по их же собственному утверждению, стрельбу осуществляли два человека, еще один приводил в действие взрывное устройство. Ковриков-лежаков было шесть. Что делали еще три человека? Гос.обвинитель пояснил: один коврик остался неразвернутым, следовательно, «один из нападавших не пришел». Нельзя согласиться с выводами гос.обвинителя. Только один коврик имеет следы примятия. Остальные коврики просто были положены на снег. Никаких окопов в лесу не обнаружено. Поэтому вывод обвинения о необходимости закупки лопат для того, чтобы копать окопы в снегу, не подтверждается. Несмотря на это, обвинение утверждает, что на месте происшествия присутствовали пять человек. Предположим. Один нажимал кнопку взрывателя, двое вели огонь, что делали еще двое неизвестно, но при этом эти люди так торопились покинуть место происшествия, что оставили после себя множество улик, а именно: коврики-лежаки, на которых не выявлено никаких следов их использования (ни следов рук, ног, пота, волос, одежды); обнаруженные на снегу два следа обуви не принадлежат подсудимым; найден автоматный магазин с патронами, который затем исчез из дела и был заменен на пластмассовый, иного калибра, который и был показан вам, уважаемые присяжные заседатели, в качестве вещественного доказательства. Найдена нитка на дереве, но от какой части одежды она происходит и кому принадлежит не установлено. Но что еще более удивительно, нитку на дереве сыщики обнаружили, а следы от пуль, которые обязательно должны были задеть ветки и стволы деревьев не нашли. По утверждению обвинения, согласно протоколов осмотра места происшествия и схемам, стрельба по движущейся автомашине Чубайса велась из лесного массива, а не из чистого поля. Пули не летают зигзагами, облетая стволы деревьев. Пуля, как известно, летит «по прямой». Автомат должен был перемещаться вслед за уезжающей мишенью. А в стволах деревьев застрявших пуль не обнаружено. Не обнаружены даже сбитые пулями ветки! Объяснение только одно – стрельба велась не из гущи леса, а из-за ближайших к дороге деревьев. Еще одна особенность стрельбы. 17 марта 2005 года гильзы от пуль калибра 5,45 не обнаружены. Их нашли 14 мая 2005 года. Должны ли мы рассматривать исключительно как совпадение тот факт, что в гараже Квачкова нашли канистру с 220 патронами именно калибра 5,45. Тогда как быть с тем, что место обнаружения этих гильз 5,45 в мае 2005 года не совпадает с местом расположения стрелка, как его определили эксперты. Что, гильзы отскочили от места стрельбы на несколько десятков метров, дружно закопались в снег и стали ждать лета?..

      Теперь  об отходе двумя группами с места  происшествия, о котором говорит  обвинение. Как утверждает гособвинитель, одна группа отправилась к Минскому шоссе, чтобы затем на ходу вскочить в Сааб, а вторая группа направилась к улице 30 лет Октября в Жаворонках.

      Нет никакой следственной информации о  том, что в 9-30 утра 17.03.05г. в самое  оживленное время, в Жаворонках видели вооруженных людей в зимней экипировке. Даже если предположить, что по пути следования стрелявшие спрятали все это – тогда почему следователи ничего не нашли? Фактом является лишь то, что в квартире в Жаворонках, которую снимал Яшин, не найдено не только само оружие и экипировка, но не обнаружено даже химических следов их пребывания. Однако мы хорошо знаем, что рядом с улицей 30 лет Октября находится дача Чубайса. А вот ее никто и никогда не осматривал. Есть основание предположить, что нападавшие, если действительно уходили в этом направлении, могли спокойно спрятаться только на даче у Чубайса. А если ещё учесть, что в этом районе на месте происшествия следственная группа описывает следы снегохода, а Чубайс в декларации об имуществе указывает снегоход, то фактическая картина следующая: с места происшествия на снегоходе убывают два стрелка. Снегоход заезжает на дачу Чубайса, которую никто осматривать не планировал. Или может быть он заехал в другое место, но только не на 4-й этаж дома на улице 30 лет Октября, где Яшин снимал квартиру.

      Не  могу не сказать о «громком взрыве», который так красочно описывает обвинение. О взрыве такой силы, от которого задрожали стекла во всем поселке Жаворонки, а броневик, в котором ехал Чубайс, «встряхнуло и отбросило». Вам был предъявлен протокол осмотра места происшествия, где содержится описание этой воронки, указаны ее размеры: «На обочине имеется воронка 1м 35 см от полотна дороги. Воронка представляет собой яму вытянутой формы вдоль полотна дороги, размером 6 на 5 метров. Глубина воронки - 60 см до уровня дорожного полотна. На дне воронки находятся сломанные сучья деревьев, комки льда и смёрзшегося снега. Поверхность воронки имеет следы окопчения» (т.1, л.д. 130). Далее: «По западному краю воронки на расстоянии 1,5 м растут 3 сосны. Нижние ветки (сосен) имеют изломы и следы окопчения» (т.1, л.д.130-131). Вам была предъявлена фототаблица на которой видно, что ветки трех сосен, под которыми был в снег зарыт фугас, свисают над этой воронкой. Взрыв обломал сучки и нижние ветки, но не повредил стволы деревьев. При мощности взрывного устройства от 3,4 до 11,5 кг в тротиловом эквиваленте, как написали эксперты-взрывотехники, от этих трех сосен ничего бы не осталось.

      Неоднократно  представители обвинения ссылались на то, что покушение на Чубайса было, но оно не состоялось, потому что в момент взрыва БМВ пошёл на обгон, а «Жигули» Вербицкого прикрыли своим корпусом броневик Чубайса, именно поэтому обошлось без жертв. Если принять этот тезис за правду, то как объяснить, что на корпусе автомобиля Вербицкого не обнаружено ни одного пулевого или осколочного повреждения? Если принять на веру утверждение представителей обвинения, то бедные «Жигули» должны быть как решето от пуль, осколков, гаек, брусков и болтов. Однако у автомашины ВАЗ 21093 зафиксировано лишь наличие повреждений остекления и деформация обшивки при отсутствии пробоин. А осмотренный вечером в гараже РАО «ЕЭС» БМВ поврежден и пулями, и осколками, хотя на месте происшествия никто повреждений у БМВ не заметил. Более того, бронированный автомобиль с флаговым номером, с «дымящимся пробитым колесом» ехал по Минскому шоссе – правительственной трассе (!) и никто из сотрудников ГАИ даже не попытался ее остановить выяснить в чём дело, оказать помощь.

      Так доказано ли, что деяние имело место? Ответ - НЕТ. Защита полагает, что преступления не было. Имела место имитация покушения на Чубайса А. Б.

      Обвинение не обладает доказательствами причастности подсудимых к преступлению, поэтому и выстраивает свою позицию исключительно на предположениях, опираясь прежде всего на детализацию телефонных соединений. Когда мы слушали трактовку телефонных соединений из уст гос.обвинителя Колосковой, мне стало понятно, что страна теряет автора фантастических романов. Используя детализацию телефонных соединений, в которой указаны лишь номера абонентов, длительность соединений и адреса базовых станций, гос.обвинитель уверенно называла не только точный адрес, где находились телефоны абонентов, но и то, о чем они, по ее мнению, говорили между собой, и даже чем занимались во время разговора. Что это, как не фантазии гособвинения!

      О том, как через пять лет трансформируются детализации, имеющиеся в деле, суду рассказал подсудимый Найденов. Детализация телефонных соединений Найденова за март 2005 года, приобщенная к материалам уголовного дела в апреле 2005 года, и эта же детализация, приобщенная по ходатайству прокурора Каверина в 2010 году, удивительно, но они разные! Это к вопросу о достоверности доказательств обвинения. Количество телефонных соединений в детализации Найденова, которая была получена в 2010 году по запросу гос.обвинителя Каверина, существенно больше, чем в детализации, приобщенной в 2005 году! Если бы количество соединений уменьшилось, мы бы не удивлялись. Действительно, со временем, информация может быть утрачена, но количество звонков УВЕЛИЧИЛОСЬ! Получается, что обвинение против подсудимых было выдвинуто на основании неполной, недостоверной информации.

      Еще о достоверности имеющихся в деле доказательств. При осмотре автомобиля СААБ «в кармане левой водительской двери… изъят клетчатый носовой платок» (т. 21, л.д. 6). Через два месяца, 27 мая 2005 года, платком занялся Центр специальной техники института криминалистики ФСБ. В заключении эксперта № 4/50 от 14 июля 2005 читаем: «В распоряжение экспертов предоставлены материалы и предметы: в упакованном и опечатанном виде носовой платок… При вскрытии пакета в нём обнаружен носовой платок из ткани белого цвета с окантовкой сине-голубого цвета» (т. 12, л.д. 104). Забавно, но на самом деле, этот клетчатый платок до сих пор находится в машине СААБ. Тогда какой платочек исследовали на наличие следов взрывчатых веществ? И ведь обнаружили-таки на белом платочке с голубой каёмочкой следы гексогена. Правда, не учли, ещё не знали тогда, что гексоген не входил в состав самодельного взрывного устройства на Митькинском шоссе. Из заключения экспертов Института криминалистики ФСБ России за № 4/34 от 18 августа 2005 года: «На объектах с места происшествия обнаружены следы взрыва смесевого бризантного ВВ или комбинации нескольких ВВ, в состав которого (которых) входили тротил, аммиачная селитра и мелкодисперсный алюминий» (т. 13, л.д. 43). И НИКАКОГО ГЕКСОГЕНА!

      Та  же история с ковриками-лежаками. Вспомним показания свидетеля Деминова, который рассказал в суде, что он видел в лесу коврики зеленого или голубого цвета. Мы в суде осматривали коврики белого цвета. О метаморфозах с размерами этих многострадальных ковриков-лежаков сторона защиты говорила неоднократно.

      Рассмотрим  теперь свидетельские показания  по делу.

      Главный свидетель обвинения – Игорь  Карватко. Он рассказал суду, как был задержан в Конаково Тверской области, как его подвергли аресту, как допрашивали в тюремном изоляторе, проще говоря, выбивали из него показания вплоть до ожогов на руках. Помните, как ему подбросили наркотики, а его жене - патроны, поэтому он был вынужден повторять за следователем то, что тот ему написал. Свидетель пояснил, что единственным его желанием в тот момент было дожить до суда. Обвинение путем манипуляций с первичными «показаниями» Карватко, отрапортовало, что заговор против Чубайса раскрыт «по горячим следам». Так проведение электромонтажных работ на даче Квачкова превратилось в «подготовку к убийству 2-х и более лиц», закупка лопат для уборки снега объяснена необходимостью «копать окопы в снегу». Встреча в Жаворонках как «рекогносцировка». Но если поверить в эту рекогносцировку 10 марта 2005 года на кругу в Жаворонках, тогда подсудимые, стоя рядом на расстоянии вытянутой руки, почему-то звонили друг другу по сотовой связи. Абсурд.

      Какие же доказательства конкретно указывают на моего подзащитного Роберта Яшина? На одном из четырех изъятых 18.03.2005 г. при обыске дачи Квачкова окурков сигарет обнаружены биологические следы, которые в 99,999% достоверности могут происходить от Яшина Р. П. (т.9, л.д.6-11); на одной из изъятых при обыске дачи Квачкова бутылок из-под водки «Богородская» обнаружены два следа папиллярных узоров, оставленных соответственно указательным и средним пальцами правой руки Яшина Роберта Петровича (т.8, л.д.182-189; т.11, л.д.7-18). ЭТО ВСЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ВИНЫ ЯШИНА Р. П., СОБРАННЫЕ В ХОДЕ РАССЛЕДОВАНИЯ ПО ДЕЛУ!

      Так как бутылка и окурок были найдены на даче Квачкова, это доказывает, что Яшин там бывал. Но этого никто и не отрицает. Более того, из показаний Яшина и Квачкова следует, что Яшин хотел летом 2005 года поселить там свою семью.

      Проблема  жилья знакома десяткам тысяч офицеров. Единственным способом выжить для Яшина и его семьи было снять квартиру в Подмосковье, где порядок цен на жилье значительно ниже, чем в столице. Именно поэтому Яшин снял квартиру в поселке Жаворонки в феврале 2005 года. Квартиру он нашел случайно. Ему был удобен этот район рядом с дачей Квачкова, где он летом планировал поселить семью. Обвинение усматривает преступный умысел там, где его нет, в очередной раз пытается найти черную кошку в темной комнате, где её нет. Как доказательство преступного умысла обвинение рассматривает и телефонные переговоры между друзьями, почти родственниками Яшиным и Квачковым. Зато установленным фактом является то, что никто из потерпевших и очевидцев происшествия не видел Яшина на Митькинском шоссе утром 17 марта 2005 года. На месте производства подрыва и предполагаемой стрельбы отсутствуют биологические следы пребывания там Яшина. На квартире в Жаворонках отсутствуют химические следы оружия и взрывчатых веществ. Тот кусок поролона, который Яшин и Найденов приобрели и который перевозили в автомобиле Карватко, впоследствии был исследован правоохранительными органами и возвращен отцу Найденова.

      Совокупность исследованных судом доказательств доказывают непричастность Яшина Р. П. к совершению преступлений, в которых его обвиняют.

      В судебном заседании был допрошен свидетель Ефремов. Он подтвердил, что Яшин приехал к нему вечером 16-го марта 2005 года. Посидели, поговорили, выпили, легли спать. Утром около 11 часов Яшин уехал. Ефремов показал, что он хорошо запомнил тот день, так как после отъезда Яшина по телевизору начали сообщать о покушении на Чубайса. Ефремов является главным редактором журнала «Радонеж». Кстати, Яшин тогда же передал Ефремову деньги на издание юбилейного номера к 60-летию Победы. Для опровержения показаний Ефремова гос.обвиненитель запросил у прокурора города Подольска справку издавался ли журнал «Радонеж» в Подольске. Ответ отрицательный. Но нами был представлен сам журнал «Радонеж» с указанием Подольской офсетной типографии. Тогда что же за справки-документы представляет суду раз за разом обвинение? Но, даже идя на подлог, обвинение не смогло опровергнуть алиби Яшина.

      Уважаемые присяжные заседатели! Подсудимые обвиняются в совершении особо тяжких преступлений и предусмотренный им срок лишения свободы вплоть до пожизненного. Прошу вас не принимать на веру слова психолога Гозмана Л. Я. о возможности применения условного осуждения, с учетом ранее отбытых трех лет. Такой возможности законодатель по преступлениям, относящихся к категории особо тяжких, не даёт. Это хитрая и наглая уловка обвинения. В совещательной комнате, решая вопрос жизни подсудимых, я убедительно прошу вас еще раз вспомнить те доказательства, которые были исследованы в ходе судебного следствия. Отбросьте все вымыслы, домыслы и откровенные фантазии обвинения, которое пытается выдать желаемое за действительное. Полагаю, что вы все обладаете большим жизненным опытом и сумеете разобраться, где правда. Прошу вас руководствоваться законом, здравым смыслом и совестью!». 

      Из  выступления Алексея  ПЕРШИНА, адвоката В. В. Квачкова

      «Мне очень понравилась речь прокурора Каверина, особенно его высказывания о серьезной конспирации подсудимых при подготовке покушения.  Все подсудимые в этот период пользовались мобильными телефонами, оформленными на их собственные имена. Мой подзащитный пользовался весьма приметной автомашиной «СААБ» с подлинным номером оформленным на собственную жену! Конечно, скрутить ночью номер с любой автомашины, приобрести автомашину на подставное лицо или попросту угнать машину для разовой акции – непосильная задача для спецназа! То, что он находился на данной автомашине на Минском шоссе, где открыто, не скрываясь, стоял на обочине, по сути, маячил, конечно же, говорит о невероятной конспирации. То, что на постах-пикетах, которые Квачков проезжал постоянно, следуя на дачу, установлены видеокамеры, конечно же, являлось государственной тайной и об этом никто даже не догадывался! Канистра с патронами и пистолет ПСМ, обнаруженные в гараже моего подзащитного, тоже, безусловно, говорят о высокой степени конспирации и профессионализме. Ну да, действительно, где ещё хранить патроны? Только в канистре, причем обязательно в своем гараже. Иначе, в ходе обыска – не найдут! Как об особо изощрённой конспирации, можно говорить об использовании автомашины Карватко, да и самого Карватко, как водителя. Конечно же, готовясь к диверсии, непременно пользуются первым попавшимся человеком с автомашиной. Высший пилотаж конспирации! Хорошо, что не такси по телефону заказывали!..

      Меня  потряс пассаж адвоката Шугаева. Оказывается, Саша Квачков промахнулся, стреляя  в охранников из автомата, потому что  плохо стрелял из пистолета! А  почему не Роберт Яшин? Не Иван Миронов? Не адвокат Першин, например? Как мы помним, никто из охранников лиц нападавших не видел. И все-таки, кто бы мне объяснил как такое возможно – нападавшие ухитрились, по мнению обвинения, из глубины лесной чащи, с ограниченным сектором обстрела, изрешетить мчавшийся БМВ, одна пуля попала даже в стойку рядом с головой Крыченко, но промахнулись в охранников с расстояния 20 - 25 метров? Нет, уважаемые присяжные, так не бывает! Уж что-то одно – или меткие стрелки-профессионалы или мазилы-дилетанты. Это не шампунь-кондиционер в одном флаконе.

      Ну  и, конечно, - коврики, как же диверсантам воевать без ковриков! А чтобы принести коврики, понадобились крепкие руки Ивана Миронова. Без него не дотащили бы! Странно, что не диваны принесли. Я вообще удивляюсь, что рядом с ковриками не обнаружены биотуалеты. Кстати, как вы помните, ковриков было много, но лишь у одного из них обнаружили 16 гильз. Остальные участники операции, были, видимо, болельщиками. Пришли, поглазели и ушли. Единственное, что нападавшие профессионально и грамотно сделали – ушли!

      За  время судебного процесса, мы, безусловно, узнали много интересного: кто и  с кем ночевал на даче Квачкова, где в Жаворонках покупать лопаты, как готовиться к празднованию издания  научной монографии. Десятки часов  судебных заседаний потрачены стороной обвинения на уточнение детализации телефонных соединений. Ну и о чем это говорит? О том, что эти люди были знакомы между собой и общались? Что они были на даче Квачкова, а Яшин с Найденовым на ней даже выпивали? Что их телефонные переговоры фиксировались базовыми станциями, расположенными, как в населенных, так и вне населенных пунктов? Мы узнали: что может произойти, если взрывпакет поместить в закрытое пространство из металла и взорвать, а проводку на своей строящейся даче, я, пожалуй, теперь смогу провести сам, даже без помощи Александра Найденова. Мы узнали сколько стоили девушки легкого поведения в 2005 году у кинотеатра «Минск», сейчас цены, наверное, изменились. Ну, что же: «коли шансы на нуле ищут злато и в золе»…

      Вместе  с тем, узнали мы о том, что А. Б. Чубайс - руководитель крупнейшей госкорпорации  РАО «ЕЭС», в прошлом вице-премьер, министр, руководитель Администрации  Президента, несмотря на уже имевшие  место покушения на него, упорно передвигался без охраны, что вызывает большое обоснованное недоверие, ибо мелких рыночных коммерсантов охраняют серьезнее, чем государственного и общественного деятеля. Узнали, что охранники ЧОП «Вымпел-ТН», якобы, на самом деле не охранники, а наблюдатели за пробками на дорогах. Мы узнали, что профессиональные диверсанты-разведчики спецназа хотели уничтожить бронированную машину Чубайса подрывом 500-граммового заряда в кювете и, ведя шквальный огонь из автоматов, не смогли попасть в охранников Чубайса с расстояния в 20 – 25 метров. Мы узнали, что два года Чубайс и его окружение скрывали, что 17 марта Чубайс приехал в РАО не на том автомобиле, который подвергся нападению на Митькинском шоссе. Мы также узнали и увидели, что человека, которого судят, можно удалить из зала суда на несколько месяцев и судить его заочно.

      Не  знаю, как Вы, уважаемые присяжные  заседатели, но я до сих пор так  и не узнал что же конкретно  вменяется в вину моему подзащитному? Я так и не услышал доказательств, подчёркиваю – именно доказательств, а не догадок и выдумок, предположений и фантазий, которые несколько часов кряду красочно и с необычайным вдохновением излагала сторона обвинения. Детективная история про покушение на Чубайса, написанная в прокуратуре, достаточно занимательна и местами даже захватывающе интересна. Но закон совершенно точно излагает требования к обвинительному приговору, а в нашем случае – к обвинительному вердикту: «Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств» (п.4 ст.302 УПК РФ). Так что оставим художественный вымысел обвинению и обратимся к требованию закона – к доказательствам.

      Прежде  всего, где доказательства мотивов действий, которыми руководствовался В. В. Квачков до 17 марта 2005 года, а не после трёх лет пребывания на тюремных нарах. Да, мы с интересом прослушали отдельные выдернутые из контекста цитаты из различных статей Квачкова, написанных им или в тюрьме, или после оправдания его судом присяжных в 2008 году. Но совершенно очевидно, что более чем трёхлетнее пребывание в тюрьме не прибавило моему подзащитному любви к тем, кто его туда посадил, а высказывания обвиняемого об уже произошедшем событии не могут расцениваться в качестве мотивов его действий, так как при этом нарушается правило относимости доказательства, предусмотренное ст. 88 УПК РФ.

      Суду  не предъявлено никаких доказательств, что же конкретно преступного  совершил мой подзащитный. Точно так же не предъявлено никаких доказательств, что конкретно преступного совершили Яшин, Найденов, а также не имеющий никаких военных навыков Миронов? Где доказательства их участия в том, в чём обвиняют? Таких доказательств нет! Где доказательства пребывания подсудимых на месте происшествия? Таких доказательств нет! Или в этой роли выступает обычная поездка моего подзащитного по обычному маршруту к себе на дачу? Где, когда и кем приобреталось оружие, из которого обстреляли машину Чубайса? Это важнейшее обстоятельство не установлено ни следствием, ни судом. Оружие суду не представлено. Где доказательства того, что это оружие приобреталось и использовалось именно подсудимыми, а не другими неустановленными лицами? Таких доказательств нет! Где доказательства изготовления Квачковым и другими обвиняемыми взрывного устройства, которое было приведено в действие на Митькинском шоссе? Таких доказательств нет!

      Защита  убеждена, что 17 марта  на Митькинском шоссе  имела место имитация покушения на Чубайса. Прежде всего, рассмотрим местоположение взрыва, а для этого определим как можно точнее расстояние  машин от взрыва. Расстояние это является главным при определении массы заряда. Установление массы заряда в тротиловом эквиваленте позволит сделать вывод, была ли мощность заряда достаточной для покушения на Чубайса, находившегося в бронированном BMW, или же заряд был рассчитан только на имитацию покушения.

      Расчет  массы заряда производился по разрушениям  автомашины ВАЗ 21093. В заключении экспертов  зафиксировано: «заднее стекло автомобиля отсутствует. Остекление преимущественно находится в салоне автомобиля. Стекло в задней правой вставке также отсутствует. Обшивка автомобиля деформирована. Обшивка правой стороны частично вогнута в сторону салона. Максимальный прогиб наблюдается в области правой задней двери в сторону салона на величину около одного сантиметра. Крыша автомобиля имеет деформации в виде выпуклости вверх из салона на величину около одного сантиметра. Левая задняя дверь (обшивка) имеет деформации в виде выпуклости наружу из салона на максимальную величину около одного миллиметра» (т.13, л.д. 38). Ну, и скажите, пожалуйста, где здесь автомобиль, который по утверждению обвинения «сложился домиком»? Повреждения, полученные машиной, специалистами-экспертами отнесены к лёгким повреждениям автотранспорта (т. 13, л.д. 38). Согласно выводу экспертизы «взрыв заряда ВВ по фугасному действию был эквивалентен взрыву тротилового заряда массой от 3,4 до 11,5 кг» (т. 13, л.д. 47). «Для более точного определения массы взорванного заряда, необходимо проведение экспериментальных подрывов» (т. 13, л.д. 39). Следствие не захотело этого делать. Не зная точного расстояния от автомобиля до взрыва, в основу расчета эксперты положили 10 и 15 метров, совершенно не соответствующие реальной обстановке. При 10 метрах мощность заряда - 3,4 кг, при 15 - 11,5 кг. Защита попросила экспертов подсчитать тротиловый эквивалент при удалении машины от взрыва на 3, 4, 5 метров. Эксперт отказался: «Сами подсчитайте». Мы это и сделали по формуле, использованной сотрудниками Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ при проведении взрывотехнической экспертизы (т. 13, л.д. 38). Подчеркиваю, защитой использовались те же справочники, те же формулы, что и экспертами. Что получилось? На удалении трёх метров мощность заряда в тротиловом эквиваленте 92 грамма, на удалении четырёх метров - 218 г, пяти - 426 г, шести - 740 г, семи метров - 1,2 кг. Мощность взрыва в 400 с лишним граммов подтверждается также характером повреждений, полученных автомашинами, попавшими в область действия ударной волны. В «девятке» остались на месте не только лобовое стекло и все стекла с левой стороны, но даже стекла на правой, обращенной к взрыву стороне, за исключением задней стеклянной треугольной боковушки. Утверждение прокурора, что пассажиров в других машинах защитили и спасли от взрыва автомобильные стёкла, - издевательство над здравым смыслом. Я ответственно заявляю: нельзя спрятаться от взрыва за автомобильными стёклами! Не спасут! Итак, в результате ситуационного анализа и математического расчёта можно вполне обоснованно утверждать, что мощность заряда в тротиловом эквиваленте составляла 0,4 – 0,5 кг.

        Очень важный показатель мощности  взрыва – глубина воронки: 60 см  от уровня дорожного полотна.  В протоколе описания воронки никакого упоминания о следах земли, глины или дорожного грунта. Таким образом, взрыв заряда имел место в уплотнённом снегу, а его мощности не хватило даже достать до дна кювета! Заряд, от подрыва которого снег в разные стороны разлетелся всего на три метра – это заряд для испуга, а не для реального покушения. Не бывает покушения с подрывом 400 грамм заряда в тротиловом эквиваленте в канаве против бронированного автомобиля с седьмым (!)  – наивысшим классом защиты! Это - безусловная имитация!

      Чубайс  сообщил суду, что регулярно пользовался личной небронированной машиной БМВ, передвигаясь без охраны. Почему не было нападения в этот момент, если придерживаться версии обвинения, что за Чубайсом долго следили.

      Согласно  показаниям водителя Чубайса Дорожкина: «От взрыва в салоне автомашины никто не пострадал. На движение автомашины взрыв никак не повлиял. Так как в бронированной машине хорошая звукоизоляция, взрыв мне послышался в форме хлопка. Вес автомашины 4 тонны, поэтому взрывной волны от взрыва мы не почувствовали. После взрыва я услышал шорох по которому определил, что спущено переднее правое колесо. На движение транспортного средства данное техническое повреждение никак не повлияло» (т.2, л.д. 69). В суде Дорожкин показания изменил, заявил, что после взрыва «машину отбросило влево». Вес БМВ 4 тонны. Получается, 4-х тонную машину отбросило, а легкая «девятка» осталась на своей полосе. То, что машина бронирована, по показаниям Дорожкина, видно и секретом не являлось. Класс защиты – наивысший, выдерживает взрыв заряда мощностью до 15 кг в тротиловом эквиваленте, произведенный в непосредственной близости от машины. 500 граммов взрывчатого вещества для неё, что слону дробина. Дорожкин скрыл от суда, что произошло с БМВ после 17 марта 2005 года. Где машина? Почему мсчезло важнейшее вещественное доказательство, несущее на себе следы поражения пулями и осколками, а, следовательно, и неопровержимые доказательства имитации или реального покушения? Да потому и исчезла, что осмотр БМВ процессуально закрепил бы фактические обстоятельства имитации покушения. С целью замести чьи-то следы Дорожкин вместе с Крыченко в течение почти двух лет скрывали, что Чубайс после происшествия пересел в другую машину.

      Помощник  Чубайса Крыченко пытался убедить  суд, что Чубайс вообще не имеет охраны! Возможно ли это? На мой взгляд, очевидная ложь. По его показаниям в суде взрыв был сильный, посыпались даже детали обшивки, через мгновение после взрыва начался обстрел. Хотя на предварительном следствии он заявил: «Вдруг раздался какой-то хлопок, сопровождавшийся какими-то еще звуками, которые на тот момент даже не воспринял» (т.2, л.д. 73). По показаниям Крыченко, перед пересадкой вместе с Чубайсом в «Тойоту» Тупицина, он осмотрел пострадавшую машину: «Зрелище  удручающее: в стойке кузова напротив моей головы отверстие от пули. Капот пробит, а колесо – его практически не было». Показания сильные. Но они противоречат показаниям  водителя Тупицина, что ни Чубайс, ни Крыченко, после того, как вылезли из автомобиля БМВ, ничего не осматривали, не охали, не ахали, не возмущались, не сокрушались, а просто пересели к нему в автомашину и молчком доехали до РАО ЕЭС, сами никому не позвонив, ни принимая какие-либо звонки. Даже не сказали Тупицыну, что на них покушались!

      Свидетель Швец, генеральный директор ЧОП «Вымпел-ТН» насмерть стоял на том, что хотя в договоре об оказании охранных услуг, в качестве предмета договора указана защита жизни и здоровья охраняемого лица, охрану Чубайса сотрудники ЧОП не осуществляли. А что же тогда они делали? За что им господин Чубайс деньги платил? Безусловно, Швец знает много больше, чем он поведал в этом зале. Вот только почему он не все рассказал?

      Сотрудник ЧОПа Моргунов  на следствии утверждал: «Примерно с октября 2003 года я постоянно охраняю Председателя правления РАО ЕЭС Чубайса» (т.3, л.д. 33). Позже эти обязанности странным образом переквалифицировались в наблюдения за пробками на трассе, поиском подозрительных предметов и никакого отношения к охране Чубайса! 17 марта Моргунов оказался единственным вооруженным защитником Чубайса. Что же делает Моргунов, когда по нему и его сотрудникам открыли огонь на поражение? Звонит директору ЧОПа Швецу, который, цитирую: «Швец сказал, чтобы мы лежали и не высовывались, ответный огонь по нападавшим не открывали!».

      Одной этой фразы руководителя ЧОП достаточно, чтобы сделать вывод о характере нападения – это имитация покушения!  Моргунов сразу, как только закончилась стрельба, сел в машину и с не установленным лицом поехал на перекресток Минского шоссе сообщить о произошедшем на пост ГАИ. Но никакого поста на перекрестке нет! Как и остальные охранники, Моргунов допрашивался 17марта 2005 года, однако из материалов дела протокол допроса исчез.

      Когда неизвестные в масхалатах начали обстреливать охранников, Клочков, по его собственным словам, «почувствовал панику, шок и растерялся». Спасаясь от автоматного огня, офицер ФСБ Клочков зачем-то забрался в машину на заднее сиденье, потом полез с заднего на переднее, застрял, но Хлебников под огнем вытащил Клочкова из машины. Когда Клочков находился в машине, а Хлебников его вытаскивал, машина в упор обстреливалась из автоматов. Всю машину изрешетили. Каков результат? Ни Хлебников, ни Клочков царапины не получили! Клочков стал заметной фигурой в нашем процессе, так как через пять лет после происшествия наконец-то «вспомнил», что 10 марта 2005 года на автобусном кругу около станции Жаворонки в толпе молодых людей видел пожилого мужчину очень похожего на Квачкова, хотя пять лет назад, через 12 дней после этой встречи, не смог опознать Квачкова среди двух статистов: «Я с уверенностью поясняю, что среди предъявленных мне лиц нет того человека, которого я видел при вышеуказанных обстоятельствах» (т. 2, л.д. 151).

      Свидетель Ларюшин  на вопрос адвоката Шугаева ответил, что его учили, как обезвреживать, так и устанавливать фугас. К чему такие познания охране? Ладно – обезвреживать, а то ведь – устанавливать!

      Свидетель Иванов, майор, а после показаний в суде – подполковник, настаивал на том, что, управляя машиной на скорости 100-120 км/час, на противоположной стороне дороги за 100 метров умудрился увидеть и запомнить фрагмент номера автомашины, увидеть как в машину СААБ сел один человек, потом еще один и после этого машина рванула с места. Общеизвестно, что за 100 метров не видно  лица человека, оно сливается. Номерной знак не виден тем более. Проверьте, убедитесь. Каким образом данный свидетель оказался за пределами зоны ответственности своего 10 СБ ДПС, тоже непонятно. Ну, а тот факт, что начальник штаба батальона ДПС, без бронежилета, без поддержки, в одиночку выехал на место перестрелки и возможно дальнейших боевых действий за пределы обслуживаемой им территории, попросту не правдоподобен. Однако свидетель Иванов на гораздо меньшей скорости в упор совершенно точно видел, что в автомашине «Митсубиси» находились несколько человек.

      Вопрос: «Митсубиси», которая ехала Вам навстречу, сколько человек в ней было? Ответ Иванова: «Два человека я точно видел» (т.50, л.д. 100).

      Что следует? Что Моргунов уехал с  места происшествия не один. Кто  ещё был в его машине, суду установить не удалось. Во-вторых, и это главное: когда Иванов подъехал к месту происшествия,  НАПАДАВШИЕ ЕЩЕ СТРЕЛЯЛИ, но ведь Иванов уже видел, как СААБ Квачкова уехал!

      Свидетель Карватко подробно рассказывал нам о том, как его обрабатывали в стенах приемника-распределителя, выжимая показания на подсудимых. Карватко зачитывал «свои» показания с листа, мы с Вами наблюдали это на видеозаписи. За спиной Карватко находился непонятный человек, сведения о котором отсутствуют в протоколе допроса. Но основной свидетель обвинения из него явно не получился.

      Сравнение лежаков на Митькинском шоссе  и представленных на экспертизу говорит  об их значительных различиях. В протоколе: «… к западу, вглубь леса обнаружены 2 отрезка пористого материала  светлого цвета толщиной 8 мм, шириной 65 см и длиной 148 см». Но в соответствующий пакет помещен только один из них. Судьба второго коврика осталась неизвестной. У защиты есть все основания полагать, что именно этот коврик стал образцом для изготовления недостоверных доказательств. Длина ковриков 140, 145, 146, 147 и 148 см. По прибытии на дактилоскопическую экспертизу произошло чудо: все размером ровно 150 см, один – 151 см. Все коврики изменили свои первоначальные размеры, один бесследно исчез. Цвет из просто светлого, светло-зелёного или светло-синего стал светло-желтым (т. 8, д.д. 96).

      В трассологической экспертизе указано: «на фрагменте (коврике-лежаке) под № 5 из пакета 12 цифровое обозначение продублировано, на остальных пяти фрагментах нанесено по одному из обозначений... Цифровое обозначение на каждом фрагменте нанесено в одном из его углов, а в случае фрагмента №5 – в двух диагонально противоположных углах с одной и той же стороны, при этом одно из обозначений выглядит более ярким, по сравнению со вторым» (т.10, л.д. 8). А теперь попробуем догадаться, какой именно фрагмент совпал по размеру с куском поролона, якобы найденного на даче? Конечно, № 5! Это означает только одно: лицо, которое делало обозначение ещё до проведения экспертизы знало, какой фрагмент совпадёт по линии разреза с куском поролона, обозначенного в протоколе обыска на даче 18 марта.

      Попытки доказать недоказуемое. В деле имеются протокол выемки видеозаписи системы «Поток» 19 марта 2005 года и протокол осмотра видеозаписи 18 мая 2005 года. Между этими датами никто не должен был беспокоить своим вниманием эти 4 компакт-диска. Однако, в вашем присутствии, уважаемые присяжные заседатели, выяснилось, что данный файл был изменен 30 марта 2005 года. Так кто, с какой целью и какие свойства файла поменял? Кто и по чьему указанию занимался корректировкой? Этого установить не удалось.

      Прокурором  была описана очень живописная картина, как ведущий научный сотрудник  Генерального штаба Квачков ходит  по войсковому полигону и как грибы  собирает неразорвавшиеся боеприпасы и потом извлекает из них аммиачную селитру и алюминиевую пудру. Тут даже не знаешь: плакать или смеяться. Во-первых, брать в руки неразорвавшиеся боеприпасы могут только несмышленые мальчишки либо полностью сформировавшиеся взрослые дебилы. Я уже не говорю о том, что каждый неразорвавшийся боеприпас ярко и заметно обозначается на местности и в последующем в обязательном порядке подрывается на месте накладным зарядом. Поэтому ситуация, при которой приехавший в часть представитель Генштаба на глазах у сотен военнослужащих бродит по стрельбищу и собирает неразорвавшиеся боеприпасы, просто находится за рамками здравого смысла.

      На  даче Квачкова обнаружена подрывная  машинка КПМ-1а и малый омметр. Когда появилась эта подрывная машинка? В протоколе первого обыска 18 марта 2005 года сказано: «В гараже предметов и документов, имеющих значение для дела не обнаружено» (т. 4, л.д. 27). Значит, до 18 марта машинки в гараже не было, поскольку не заметить большой деревянный военный ящик просто невозможно. В протоколе второго обыска 19 марта, который шёл больше десяти (!) часов уже после того, как женой Квачкова ключи от дачи были отданы следователю, сказано: «В гараже находятся стройматериалы, пустые деревянные ящики, бензиновый электроагрегат, шланг из полимерного материала, кирпичи, доски, канистры и хозяйственный мусор» ( т. 4, л.д. 106 ). Если следователь написал «пустые деревянные ящики», значит он их открывал и осматривал. Но в них ничего нет. Пусто. И только 23 марта в ходе третьего обыска в гараже появился ящик с подрывной машинкой и омметром! Но это еще не все чудеса с обысками на даче. Один следователь пишет, что обнаружены два запала и электродетонатор (т. 4, л.д. 107). В ходатайстве о третьем обыске указывается, что 19 марта 2005 года в ходе второго обыска обнаружены два запала УДЗ к гранатам и одна граната»  (т. 4, л.д. 47). Об электродетонаторе - ни слова. Третьим следователем (т.4, л.д.118) указано: «В ходе обследования обнаружена граната (предположительно РГД-5) с чекой и взрывателем». Так кто и что нашёл на самом деле?

      Относительно чека, на котором начертано нечто, по мнению обвинения, сходное с планом места происшествия. Нам предлагают поверить на слово, что на чеке от кассового аппарата план нападения на Чубайса, поскольку на нем имеется кружок со стрелкой и цифра 5. При этом объяснение, почему «5», а ковриков и нападавших якобы 6, очень бесхитростное – один не пришел. Была бы цифра 4 – двое не пришли, и так далее… Адвокат Шугаев предположил, что 5 - это количество пострадавших. По его версии – на чеке отчет о проведенной операции. Тем не менее, экспертизой установлено, что данные надписи и схема выполнены не Квачковым, не его сыном Александром, не Яшиным, не Найденовым, не Мироновым.

      Пистолет  ПСМ.  Согласно ответу службы по надзору за оборотом оружия Главного ракетно-артиллерийского управления МО РФ: «Пистолет ПСМ серии РВ № 1748 1993 г. выпуска на учёте в войсковых частях Минобороны не состоял. Для установления принадлежности указанного пистолета рекомендуем обратиться в адрес силовых структур Республики Таджикистан» (т. 20, лд.173).  Согласно послужному списку полковника Квачкова В. В. он с февраля 1989 по март 1994 года проходил службу командиром войсковой части, дислоцированной в Узбекской ССР (с 1991 г - Республика Узбекистан) Узбекистан и Таджикистан разные республики, а с 1991 года – полностью независимые государства. Кроме того, согласно оглашенного аттестата (т. 6 л.д. 135), при увольнении с военной службы полковник Квачков своё личное оружие сдал полностью. Вывод: доказательств причастности Квачкова В. В. к пистолету ПСМ нет!

      Комплексная судебная экспертиза по идентификации куска скотча обнаруженного и изъятого на Митькинском шоссе с двумя рулонами ленты скотч обнаруженными и изъятыми на даче Квачкова. Что же зафиксировано заключением эксперта? Свободные концы ленты и в том и в другом случае разделены в результате разрезания. Не разрывания, не разгрызания, не пережигания, не химическим способом – растворения. То есть, согласно заключению экспертизы, сходство только по общим признакам – цвету, материалу, механизму разделения. Но на этом все сходство и заканчивается. Самое главное - общая линия разделения между данными объектами отсутствует. Вывод: кусок скотча с места происшествия не имеет отношения к рулонам скотча, обнаруженным на даче!

      Так где же реальные доказательства, а не детективные фантазии о причастности Квачкова, Яшина, Найденова и Миронова к данному происшествию? Да, обвинением проделана титаническая работа, но к обвиняемым никакого отношения не имеет. Все, что обвинение пыталось представить в качестве доказательств вины наших подзащитных – по существу доказательства их невиновности и непричастности!

      Уважаемые присяжные! Народные судьи! Я такой же, как и вы, законопослушный гражданин страны. Я не хочу, чтобы в нашей стране совершались преступления и люди взрывали и стреляли друг друга. Но, я так же не хочу, чтобы невиновные люди сидели в тюрьмах по необоснованным обвинениям и приговорам. Внимательно отвечайте на вопросы в опросном листе и, если Вы действительно убеждены, что тот спектакль, который был разыгран на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года, является реальным покушением на жизнь господина Чубайса, тогда отвечайте «да». Если у вас есть сомнения, что это было реальным покушением, отвечайте «нет». Может, вы больше никогда не будете присяжными, может, будете. Но с чувством справедливости и ответственности за этот ваш вердикт, будете жить не только вы, но и ваши дети и ваши внуки. А потому не слушайте тех, кто говорит: «Не судите, да не судимы будете». Обязательно судите! Судите! По совести! Так, как вы хотели бы, не дай Бог, но в жизни все может быть, чтобы судили ваших знакомых, близких, самих вас! И при этом помните: «Каким судом судите, таким и судимы будете. Какой мерой меряете, такой и вам отмерится!». Судите! Да поможет Вам в этом тот, кто по государственному Гимну России является хранителем нашей Земли – Бог!».

      Из  выступления Ирины  ЧЕПУРНОЙ, адвоката И. Б. Миронова

      «Уважаемые присяжные заседатели, мне не от чего защищать моего подзащитного. Ни по одному, я подчёркиваю – ни по одному из предъявленных ему обвинений, нет ни одного доказательства! Ни один свидетель не показал на Ивана Миронова, как на участника покушения на Чубайса, нигде не зафиксировано ни одного отпечатка его пальца, ни одна экспертиза из всех проделанных около ста экспертиз не подтверждает участие моего подзащитного в инкриминируемых ему деяниях.

      Что вообще предъявляет обвинение моему подзащитному? То, что он был знаком с Владимиром Квачковым, Робертом Яшиным, что встречался с ними, что разговаривал с ними по телефону. И это действительно так. И что в том преступного? Владимир Васильевич Квачков был давно и хорошо знаком с отцом Ивана – Борисом Сергеевичем Мироновым, и когда Борис Сергеевич оказался под преследованием преступной мафиозной группы, ныне арестованной в Новосибирске, Владимир Васильевич стал опекать его сына, стараясь держать его на глазах. А так как огромная занятость Владимира Васильевича самому это делать не позволяла, прекрасный способ держать Ивана в поле зрения – просить Ивана помогать Роберту Яшину: у Ивана была машина, а Роберт Яшин постоянно находился в разъездах по своим семейно-бытовым делам. Одна деталь, на которой прежде никто не акцентировал внимание. У В. В. Квачкова при обыске квартиры на Бережковской набережной 17 марта 2005 года изъяли ружье, принадлежавшее Б. С. Миронову. Разрешительные документы, найденные вместе с ружьём подтверждали это. Как ружье Миронова попало к Квачкову, суд исследовал, и выяснилось, что, ожидая у себя обыск  в связи с объявлением Миронова-старшего в федеральный розыск, жена Бориса Сергеевича попросила Владимира Васильевича забрать ружьё к себе, чтобы его сохранить. Вот представьте себе, если бы Квачков  действительно задумывал то, в чём его обвиняют, стал бы он забирать ружье к себе домой и хранить его там. Нет, конечно!

      Серьёзность преследования в 2004 – 2005 годах отца моего подзащитного, доказывают проведённые в Новосибирске аресты руководителей администрации области, которым вменяется в вину похищение и убийство восьми человек. Но реальная угроза жизни отца моего подзащитного была очевидна и тогда, в 2004 году, о чём его предупреждали высокопоставленные друзья, достаточно сказать, что бывший заместитель Бориса Сергеевича Миронова - Андрей Григорьевич Черненко стал первым заместителем министра внутренних дел Российской Федерации. Сознавая всю серьёзность угрозы отцу, Иван Миронов понимал, что на отца будут пытаться выходить через него, а потому за ним может быть установлен тотальный контроль, его телефон непременно будет поставлен на прослушку, и уж конечно с его машины «Хонда» глаз не спустят. И что, понимая всю эту реальную угрозу, мой подзащитный разъезжал бы на этой машине, готовя покушение на Чубайса?!

      Но  ведь реальность слежки из-за отца за машиной Ивана Миронова сознавали и Владимир Квачков, и Роберт Яшин. Стали бы они пользоваться машиной Ивана, если бы действительно затевали покушение на Чубайса? Нет, конечно!

      То  же самое касается телефонов. Как  вы помните, уважаемые присяжные заседатели, при аресте Ивана Миронова у него было изъято три телефонных аппарата. Давая показания в суде, Иван Миронов пояснил, что это его обычная практика – иметь несколько телефонов. Один – общий, всем известный, другой телефон – для более узкого личного круга общения, а третий и вовсе лишь для связи с отцом и матерью. Так неужели, имея привычку пользоваться несколькими телефонами, мой подзащитный, как, кстати, и более опытные в таких делах, профессиональные разведчики Роберт Яшин и Владимир Квачков, имеющие высшее специальное разведывательное образование, стали бы пользоваться своими телефонами, зарегистрированными на их имена?

      Попутно трудно не заметить того, что если бы Роберт Яшин действительно собирался  снимать квартиру для конспиративных дел, а именно - скрытого наблюдения за дачей Чубайса с запланированным покушением на него, неужели бы он сам снимал квартиру, а потом то и дело средь белого дня наведывался туда, да ещё в компании Ивана Миронова, который в квартиру не поднимался, а торчал у подъезда на глазах всего дома, и приезжал при этом на машине Хонда-Аккорд, за которой, как Иван точно знал, осуществлялось негласное наблюдение. И обвинение называет это «тщательно спланированной и профессионально подготовленной операцией».

      Но  Вы же, уважаемые присяжные заседатели, помните и другое, что Яшин начал переговоры о квартире, еще не видев самой квартиры, то есть, представления не имея, что видно из окон квартиры, а, значит, ему был безразличен вид из окна, ему нужна было просто квартира. И, действительно, как только информация о квартире досталась журналистам, они тут же наведались с телекамерой в эту квартиру, и убедились, что из окон квартиры не видно даже крыши дачи Чубайса, ни из квартиры, ни с лестничной площадки. И этот сюжет канала НТВ увидел весь мир.

      Что ещё инкриминируют моему подзащитному? То, что его машина «Хонда» участвовала  в подготовке к покушению на Чубайса. Как явствует из обвинительного заключения (цитирую): «зафиксированный момент изучения обстановки в районе планируемого преступления членами организованной преступной группы для подготовки посягательства на жизнь Чубайса А. Б., для чего использовалась управляемая Квачковым В. В. по доверенности жены автомашина «СААБ» … и автомашина «Хонда».., генеральная доверенность на которую выдана Пажетных Е. А. Миронову И. Б. в ноябре 2004 г.» (обвинительное заключение, стр. 17). Очень важный и во многом показательный момент. Я остановлюсь на нём подробнее. Единственные свидетели этого так называемого «зафиксированного момента изучения обстановки в районе планируемого преступления», два охранника Чубайса - Моргунов и Клочков. Цитирую протокол допроса Моргунова: «На протяжении всего времени моей работы в ЧОП я осуществляю охрану, которая выражается в сопровождении служебной автомашины председателя РАО «ЕЭС России» Чубайса». Далее Моргунов подробно  рассказывает, что произошло на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года и вдруг ни с того ни с сего, без малейшего перехода, без малейшего наводящего вопроса, Моргунов говорит: «Добавлю, что когда наш автомобиль 10.03.2005 года в 7 часов 50 минут находился возле ст. Жаворонки, я обратил внимание на автомашину Хонда-Аккорд старого образца серого цвета регистрационный знак М 443 СХ 97... Об увиденном нами в рабочий блокнот была сделана запись …» (т.2, л.д. 45-50). В тот же день показания дал и охранник Клочков. Он буквально слово в слово повторил начало показаний Моргунова и повторил тот же самый неожиданный поворот: «Так же хочу добавить, что примерно за 10 дней до совершения покушения на Чубайса А. Б. у станции «Жаворонки» я обратил внимание на автомашину «СААБ» тёмно-зелёного цвета…Добавлю, что возле автомашины СААБ также находилась автомашина Хонда-Аккорд серого цвета» (т. 2, л.д. 51-54). Обратите внимание: Клочков, как и Моргунов, называет «Хонду» серой. А теперь посмотрим журнал суточных сводок ЧОП «Вымпел-ТН»: «В 07-50 на круговом движении около ж/д ст. Жаворонки обращено внимание на мужчин в количестве 7-8 человек, которые в течение 5-10 мин о чём-то оживлённо разговаривали. После чего сели в а/машины: «СААБ» (тёмного цвета) … и «Хонда» серебристого цвета (серебристого цвета уже!, а не серого)... До 09.30 мужчины периодически выходили из а/машин и о чём-то разговаривали. В 09.35 вышеуказанные а/машины уехали в сторону Минского шоссе» (т.4, л.д.206-209).

      Возникает масса вопросов. Клочков, объясняя причину  внимания к людям на железнодорожном  переезде, говорит: «Так как я ранее  работал в ФСБ, я решил, что происходит оперативное совещание». Ну да, где ещё ФСБ проводить оперативные совещания, как не на железнодорожном переезде, или что, станция Жаворонки - место постоянного проведения таких вот «оперативок» ФСБ? Нелогично? Более чем. Но Клочков продолжает гнуть своё. Цитирую: «Подумал, что могу увидеть знакомых сослуживцев». Глупее довода в оправдание причины остановиться на переезде и выйти из машины, трудно придумать. Сколько же и кем он «работал» в ФСБ (вообще-то в ФСБ служат), чтобы в свои неполные 30 лет так много иметь знакомых сослуживцев, чтобы искать их в каждой мужской компании, похожей на «оперативное совещание»?

      Ну, не нашёл так не нашёл, ошибся, как  говорится, бывает, поехали и забыли. Нет же, что-то же ещё настолько привлекло внимание охранников, что они запомнили, как сфотографировали, и лицо, одежду старшего, и номера, марки автомашин. У Моргунова находим лишь одно объяснение: «Я обратил внимание на автомашину Хонда-Аккорд старого образца серого цвета регистрационный знак М 443 СХ 97 регион». Чем конкретно его так сильно привлекла эта Хонда  ни следователю, ни в журнале он не поясняет.

      Клочков более конкретен в причине своего интереса помимо желания встретить коллег из ФСБ: «Меня удивило то, что среди них (молодых людей) находился мужчина пожилого возраста, на вид 55 лет, ростом ниже среднего». Но это опять же объяснение от лукавого: удивило что?, что там мужчина 55 лет?, а что тут такого диковинного? Почему может удивить эта обыденная картинка: руководитель с подчиненными, бригадир с бригадой, тренер с воспитанниками, преподаватель со студентами - да тысячи вариантов! Что здесь могло удивить охранников? Нет ответа. Не будем же мы всерьёз рассматривать приведённый Моргуновым ещё один довод, заставивший охранников остановиться и пристально оглядеть собравшихся на железнодорожном переезде: «Так же нас удивила шапка у пожилого мужчины. Она была выполнена в виде закруглённой вершины конуса, по краям которого были меховые поля». Дальше вопросов ещё больше. Клочков говорит: «Знакомых не обнаружил, сел в автомашину и уехал от станции». Засекайте время: увидели народ, остановились, Клочков вышел из машины и прошёл мимо них, знакомых не обнаружил, сел в автомашину и поехали. Засекли время? А теперь перечитаем в «Журнале суточных сводок», что Клочков там написал об этом эпизоде, а обвинение взяло на вооружение, сделав журнал вместе с показаниями охранников доказательной базой обвинения: «В 07-50 на круговом движении около ж/д ст. Жаворонки обращено внимание на мужчин в количестве 7-8 человек, которые в течение 5-10 мин о чём-то оживлённо разговаривали. После чего сели в а/машины: «СААБ» … и «Хонда» … До 09.30 мужчины периодически выходили из а/машин и о чём-то разговаривали. В 09.35 вышеуказанные а/машины уехали в сторону Минского шоссе». Ну и скажите теперь, уважаемые присяжные заседатели, кто вот это всё видел?! Кто почти битых два часа наблюдал за «вышеуказанными» машинами?! Никто, кроме Моргунова и Клочкова, этого не видел. Других показаний в деле нет. Но ведь по свидетельству самих охранников выходит, что на переезде они находились считанные минуты. Так откуда взялись два часа наблюдения за ними в «Журнале суточных сводок»? И откуда в той же журнальной записи взялась «серебристая Хонда», если и Моргунов, и Клочков говорили следователю о Хонде серого цвета? Как получилось, что видели одно, а записали в «Журнал» другое, определив вдруг точный, подлинный цвет «Хонды» Ивана Миронова?

      «Журнал суточных сводок», ставший для обвинения  весомой уликой, представляет сомнительное изобретение «доказательной базы». Запись сделана Клочковым 10 марта. Правда, ни своей подписи, ни подписи своего напарника Моргунова он не поставил – анонимная справка. С Нового года прошло семьдесят дней, но лист, заполненный Клочковым, лишь четвёртый по счёту, - и это вам  было представлено на обозрение, уважаемые присяжные заседатели. Неужели за целых семьдесят дней такие сверхбдительные стражи, которым даже стояние близ железнодорожной станции группы в семь – восемь человек кажется подозрительным, больше ничего не наблюдали, и их сверхбдительное внимание больше ничто не привлекло? Может такое быть? Может. Семьдесят дней тишь да гладь, а тут на тебе: целых семь – восемь мужиков у железнодорожной станции! Есть чему удивиться настолько, чтоб запомнить это на всю жизнь, пули будут свистеть над их головами 17 марта, мины будут рваться у них под ногами на Митькинском шоссе, но те мужики с двумя машинами  в вечной памяти.

      Может, так оно бы и было, кабы эту  идиллию в округе дачи Чубайса, нарисованной на страницах «Журнала», не портила  сама действительность. Вот что, к  примеру, происходило здесь в  эти дни: «14 марта 2005 года, примерно в 13 часов 15 минут, примерно в 50 метрах от места, где 17.03.05 произошёл взрыв, на противоположной от места взрыва обочине, стояла автомашина «Фольксваген-пассат»… рядом стояла чёрная БМВ-760… Между указанными автомобилями стояли два мужчины, которые разговаривали между собой. Стоящий ближе к БМВ, хорошо одет… Второй мужчина плотного телосложения…На мужчине была вязаная шапка с заворотом. Шапка была аналогична шапкам выдаваемым сотрудникам спецподразделений с прорезями для глаз. Подобные шапки я видел у своего знакомого, который проходит службу в одном из спецподразделений ФСБ… 12 марта 2005 года около 18 часов 30 минут, когда проехал Жаворонки, заметил стоящий капотом в сторону Минского шоссе автомобиль «Мерседес»… 13 марта 2005 года ночью в 4 часа 30 минут я возвращался к себе домой. «Мерседес» стоял на том же месте и в том же положении. Габаритные огни были также включены. Указанный автомобиль стоял примерно в 500 метрах от места, где 17.03.05 произошёл взрыв. 9 марта 2005 года в 8 часов 30 минут на обочине, примерно в 50 метрах от того места, где 17.03.05 произошёл взрыв, стоял автомобиль «КАМАЗ». Возле машины находился водитель, который бортировал колеса. 10 марта 2005 года в 8 часов 30 минут я ехал в Крекшино и заметил, что практически на том же месте, где стоял КАМАЗ 09.03.05, стоит другой автомобиль КАМАЗ. Рядом с машиной находились два водителя, которые меняли колеса. 11 марта 2005 года, в 8 часов 30 минут, обратил внимание, что тот же КАМАЗ ещё стоит там же. Около 13 часов 30 минут КАМАЗа уже не было, а на его месте стоял ЗИЛ-лесовоз с пустым прицепом. Если на КАМАЗах меняли правые колеса, то на ЗИЛе водитель менял колеса с левой стороны автомобиля...». Вот это всё, действительно вызывающее интерес, видит и замечает рядовой шофёр Манухин. Из Одинцово-10 он ездит практически маршрутом Чубайса. Его свидетельские показания в т. 2, л.д. 96-99. Это видит и замечает простой шофёр, но почему-то ничего этого не замечает  высокопрофессиональная стража Чубайса.

      Зато  из таких вот мутных, нелогичных показаний охранников Чубайса следствие отливает грозное обвинительное заключение «зафиксированный момент изучения обстановки в районе планируемого преступления членами организованной преступной группы для подготовки посягательства на жизнь Чубайса А. Б.». Они что, члены этой организованной преступной группы, собираясь близ станции Жаворонки, поезд собирались подрывать с Чубайсом или ждали, что Чубайс в Москву на электричке поедет?

Это вообще стиль  обвинения - бездоказательность компенсировать натужной  патетикой ничем не подкреплённых умозаключений. Сколько патетики звучит в обвинительном заключении: «Следствие имеет все основания для вывода, что в ходе подготовки к совершению покушения на убийство участниками организованной преступной группы в составе Квачкова В. В., Квачкова А. В., Найдёнова А. И., Яшина Р. П., Миронова И. Б. и других лиц было решено приобрести поролон (полимерный материал), на кусках которого вооруженные участники группы могли бы лежать на снегу в лесном массиве» (обвинительное заключение, стр. 94). Так и представляешь, что в руках следствия «Протокол собрания участников организованной преступной группы». «Слушали: о закупке поролона… Решили… Результаты голосования…».

      К тому же, замечу, что Моргунов, накрепко запомнивший на бегу виденные им машины, особой памятью не отличается. Моргунов, проработав полтора года в одном экипаже с Клочковым, даже отчества его не помнит. Полтора года вместе! «Сопровождение автомашины Чубайса, - говорил Моргунов на допросе 18 марта 2005 года, - осуществляю я совместно с Хлебниковым Д. В. и Клочковым Юрием, отчество не помню» (т.2, л.д. 45-50).

      Понятно, чего стоят все эти показания, все эти фокусы с феноменальной  памятью, когда человек отчества товарища своего, с которым день и ночь полтора года вместе в одной  машине, - не помнит, а машину, увиденную случайно и мимолётно на железнодорожном переезде, описал через неделю аж до колёс! Но для обвинения этот момент позарез необходим. Ведь кроме того, что «зафиксирован момент изучения обстановки в районе планируемого преступления», чем ещё обвинение козырнуть может, и потому держится обвинение за этот «момент» 10 марта 2005 года, как пьяный за штакетину, несмотря на всю шаткость этого «момента».

      Как показал в суде мой подзащитный, и это нашло подтверждение  в представленных в деле материалах допроса и обращения Ивана Миронова к Генеральному прокурору Российской Федерации, сразу же после задержания 11 декабря 2006 года, он заявил о своём алиби. Алиби Ивана Миронова уже на следствии было подвергнуто самой тщательной проверке, вплоть до того, а действительно ли 17 марта 2005 года у свидетельницы Тараканниковой, подтвердившей алиби Миронова, был в тот день выходной. Отмечу попутно двойной стандарт оценки свидетельских показаний стороной обвинения, когда они изумлённо вопрошают: «А почему это подсудимые, имея алиби, сразу о нём не заявили следствию?». Дескать, не было у них никакого алиби, иначе бы сразу заявили. Но вот Иван Миронов заявил о своём алиби в первый же день ареста и что толку?.. Никаких противоречий в свидетельских показаниях соседей Миронова, видевших его утром 17 марта 2005 года, при всех попытках обвинения подвергнуть алиби сомнению, так и не было выявлено. Мне претит, и как человеку, и как юристу, то оскорбительное уничижение, с каким государственный обвинитель, выступая в прениях, отзывался о свидетелях защиты, подтвердивших алиби моего подзащитного. Не имея никаких оснований сомневаться в их честности и порядочности, прокурор попытался выставить совестливых людей лжецами в издевательской форме «всё, что было не со мной, помню». А потом ещё удивляются, почему эти люди, зная о невиновности подсудимых, не приходят к ним в прокуратуру. При этом сам государственный обвинитель не постеснялся тут же передёрнуть показания свидетельницы Кузнецовой, заявившей, якобы, что дочь пошла в церковь в свой первый выходной день после 14-го марта, и этот первый выходной день у неё, якобы, был 16-ое, а не 17-ое. Но вот протокол допроса Кузнецовой, озвученный в суде, здесь ясно говорится: «У моего умершего сына Андрея 14 марта день рождения. В день его рождения каждый год моя дочь ходит в церковь. В тот раз она 14 марта пойти не смогла. Она сказала, что пойдёт в церковь 17 марта» (т. 14, л.д. 65 – 69).

      Вообще  меня поражает необъективный подход обвинения к свидетельским показаниям. Когда лыко в строку, то прокурор говорит о свидетеле Карватко «достаточно неглупый свидетель». Когда показания того же Карватко не вписываются в схему прокурора, более того, не оставляют от умозаключений прокурора камня на камне, прокурор пренебрежительно бросает: «помните, как пел нам Карватко», хотя кроме самого прокурора здесь нам никто ничего не пел.

      И вот его, государственного обвинителя, заключительный аккорд, - то, как он представил суду картину преступления, поразило меня, как юриста, новым  словом в юриспруденции. Объясняя, почему в данном деле «при описании преступления конкретно не указано, кто какую роль выполнял при его совершении», прокурор уверял нас, что «это, в общем-то, при организованной группе особого значения не имеет – юридического значения», - подчеркнул он. «Хотя из материалов дела понятно, - рисовал нам картину преступления прокурор, - что кнопку привода в действие взрывного устройства нажимал Найдёнов, автоматами были вооружены те два человека, которые имеют опыт огневой подготовки – это Яшин и Саша Квачков, правда, Саша Квачков – стрелок никудышный, - тут же оговорился прокурор, вспомнив показания сослуживца Квачкова по работе в охране банка Зубкова, что Саша Квачков все зачёты по огневой подготовке сдавал всегда за деньги, если первый выстрел на экзамене сделал и промазал, дальше плати деньги и стреляй сколько пожелаешь, только плати. «Потому и не попал», - сделал вывод прокурор.

      А вот далее прокурор говорит о  моём подзащитном Иване Миронове. «Я уверен», - утверждал в суде прокурор, обратите внимание вот на эту форму доказательств «я уверен». Прокурор не говорит нам: «как показали свидетели», «как было доказано в суде», «как видно из представленных суду вещественных доказательств», или «как показала экспертиза», нет, ничего подобного!, ничего этого в деле нет!: ни свидетелей, ни экспертиз, ни вещественных доказательств, подтверждающих вину подсудимого Миронова, – ничего! Есть только одно – прокурорское «я уверен». И в чём же уверен прокурор? «Я уверен, - говорит он, - что 17 марта и для Миронова нашлась работа. В том, что он закладывал взрывное устройство, у меня лично, - говорит прокурор, - сомнений нет, поскольку его телефон единственный из всех работал на месте подрыва именно в нижней части Митькинского шоссе и зафиксирован базовыми станциями. Но и 17 марта для него работа нашлась. Пара рук, тем более не самых нежных, достаточно крепких рук – она пригодилась. Припомните, сколько имущества пришлось перенести подсудимым на место подрыва: это оружие, два автомата, это коврики, это аккумулятор, взрывное устройство, ну и так далее. Понятно, всё это надо перенести и лишняя пара рук, повторяю, не помешает».

      Так и напрашивается, из груди рвётся вопрос: где логика, господин прокурор? Я уж не говорю про доказательства, их нет, ни одного нет, но хоть какая-то логика должна быть. Здесь же полный абсурд! Автомат, дескать, достался никудышному стрелку Саше Квачкову, и, дескать, именно по этой причине все остались живы и здоровы на Митькинском шоссе. Но опять же, где хоть тень логики, если рядом с никудышным стрелком Сашей Квачковым, по утверждению прокурора, стрелял высокопрофессиональный стрелок Яшин, который, согласно его показаниям, стопроцентно поражает цель на таком расстоянии. Тогда он почему не попал? И зачем нужно было давать стрелять никудышному стрелку Саше Квачкову, если рядом профессионал Александр Найдёнов? То есть, в представлении прокурора, Найдёнов кнопку нажал и дальше, как зритель, похохатывал над мазилой Квачковым? Бред. Но ещё больше бреда в том, что Иван Миронов, ни дня не служивший в армии, не имеющий ни малейшей военной подготовки, глубокой ночью на шоссе закладывает взрывное устройство, - в чём у прокурора лично сомнений нет. А на следующий день мой подзащитный, как нарисовал здесь картину преступления прокурор, якобы несёт за Яшиным с Квачковым их автоматы, лежаки для них и аккумулятор, который, как показала экспертиза, там вообще не нужен. Но ведь кроме автоматов, ковриков и никому не нужного аккумулятора, Миронов, по утверждению прокурора, нес 17 марта 2005 года ещё и взрывное устройство, которое, по утверждению всё того же прокурора, тот же самый Миронов установил накануне. Смешно? Смешно. Только срок за эти шутки прокурора грозит совсем не смешной – от двенадцати лет до пожизненного заключения.

      Нелогичность  обвинения обнаруживается во всём, и прежде сего в том, что, обвинив Ивана Миронова в покушении на Чубайса, следствие исключило из числа подозреваемых его отца, при том, что книги отца, по версии следствия, стали идеологической базой покушения. Вы видели здесь выступавшего свидетелем Бориса Сергеевича Миронова. Он производит впечатление человека, способного спрятаться за спину сына? Учитывая то, что отец  Ивана служил в элитных погранвойсках, офицер, закончил академическую военную кафедру, человек, не побоявшийся, будучи министром печати, выступить против политики Президента Ельцина, - и такой человек смог бы допустить сына участвовать в таком скоморошестве, каким является это мнимое покушение, а сам остаться в сторонке?! Из показаний же свидетеля Б. С. Миронова следует, что уголовное преследование сына, его включение в сценарий имитации покушения, Миронов-старший воспринимает как месть ему лично за его книги, за его гражданскую позицию, то есть, преследование сына Миронов-старший считает попыткой парализовать его общественную деятельность.

      И ещё целый ряд нелогичностей из тех, что заполонили это странное уголовное дело. Стал бы Квачков, с отличием закончивший спецфакультеты разведки военного училища и военной Академии, как и профессиональный разведчик Яшин, как и профессиональный разведчик Найдёнов, как и прекрасно образованный Миронов, стали бы они при подготовке чего-то серьёзного пользоваться в разговорах между собой своими личными телефонами, на их имена зарегистрированными?.. Поехал бы опытнейший диверсант Квачков на «дело» на своей личной машине, тем более зарегистрированной на жену, а, значит, заведомо подставляя её под удар и уголовное преследование?.. Использовал бы Иван Миронов свою машину «Хонда» при подготовке чего-то преступного, заведомо зная, что за ней может быть установлено наблюдение с целью выследить его отца. Потащили бы опытные минёры, к которым следствие относит и Яшина, и Квачкова, и Найдёнова, потащили бы они с дачи собственный тяжеленный аккумулятор, если его спокойно заменяет батарейка «Крона» размером в половину спичечного коробка?..  Пошёл бы опытный диверсант Квачков на «дело», оставив в гараже, на даче патронный арсенал, подрывные машинки?.. Всё уголовное дело соткано из таких вот глупостей, которые обвинение величает доказательной базой.

      Вся доказательная база обвинения состоит  в том, что мой подзащитный 16 марта якобы не уехал домой, а оставался на даче Квачкова, чтобы, пробравшись на Митькинское шоссе, глубокой ночью в одиночку заложить взрывное устройство. Эта доказательная база строится только на том основании, что звонки его телефона зафиксированы в ночь с 16 на 17 марта 2005 года, якобы, в нижней части Митькинского шоссе. И не важно для обвинения, что специалист Громаков признал на суде, что теоретические расчёты определения местоположения звонившего не имеют проверки на местности. Более того, специалист Громаков уточнил, что правильнее всё-таки пользоваться понятием не месторасположение и не местопребывание абонента, а район нахождения абонента. Район, а не место! Возможно, что прокурор и называет так район «нижняя часть Митькинского шоссе», только акцент им был сделан так, как будто звонок с телефона моего подзащитного зафиксирован базовыми станциями не из района Митькинского шоссе, а конкретно с самого шоссе, да ещё более конкретно – с нижней его части, где и произошёл взрыв. И получается по прокурору: заложил Иван Миронов взрывное устройство, и не сходя с места тут же и доложил по инстанции... Саше Квачкову. Только вот какая накладка. Телефон, как вы помните, Иван передал Редькину, который оставался на даче. У обвинения нет ни малейшей зацепки, чтобы это опровергнуть. А у прокуратуры было целых пять лет, чтобы найти этого Редькина и допросить его. Не нашли? Или не искали? Я думаю, что не искали. А зачем это обвинению? Ведь Редькин подтвердит правоту Миронова. Что тогда делать? Хотя понятно, что делает в таких случаях прокуратура. Она поёт «Всё, что было не со мной, помню», игнорируя любые неугодные ей свидетельские показания.

      Свидетели прокуратуре только мешают. Без них  как-то проще говорить подсудимому: а вот не верю и всё тут. И выслушав здесь показания моего подсудимого и о событиях 16, и о событиях 17 марта 2005 года, подкреплённые свидетельскими показаниями, обвинение продолжает настаивать на своём, руководствуясь только одним «я уверен», не только ничем не доказывая это, но и, мягко говоря, лукавит фактами.

      Как сказал 4 августа государственный  обвинитель, у него лично нет сомнений, что Иван Миронов устанавливал взрывное устройство на Митькинском шоссе, потому что там был зафиксирован его  телефон. Но что было зафиксировано? Три звонка. В 23:07 на телефон, зарегистрированный на имя Ивана Миронова, поступает звонок, зафиксированный базовой станцией, расположенной в посёлке Жаворонки по улице 30 лет Октября, в час 20 ночи ещё один звонок с того же телефона, но ловит его уже базовая станция из Крекшино в десяти километрах от Жаовронков, и та же самая станция через две минуты ловит ещё один звонок, но уже исходящий - Саше Квачкову. При чём тут Митькинское шоссе, при чём тут установка взрывного устройства? И при чем тут Миронов, наконец? Это что, вся доказательная база обвинения, чтобы отправить человека на пожизненное заключение? Да, вся. Таковы душегубские фантазии обвинения.

      Как вещественное доказательство, не как  документ, а только как вещественное доказательство, на ваше обозрение была представлена книга Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию», по утверждению обвинения, явившаяся мотивом совершения покушения на Чубайса. На чём зиждется такое утверждение обвинения? Только на том, что эта книга была найдена и у Владимира Васильевича Квачкова, и у Александра Квачкова, при чём у Александра Квачкова она была найдена в нераспечатанных пачках. Ни у Александра Найдёнова, ни у Роберта Яшина эта книга не обнаружена, и никто не знает, читали ли они вообще эту книгу. Ведь вопрос «Читали ли Вы книгу Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию» вообще не задавался ни одному из подсудимых, в том числе и моему подзащитному. Тем не менее, обвинение уверенно заявляет, что именно эта книга стала идеологической основой преступления. Хотелось бы знать, а сами заявители подобного утверждения читали эту книгу, ведь первая же попытка прокурора сослаться на книгу, вспомнив пресловутое «Бей жидов – спасай Россию!», обернулось конфузом, ведь ничего подобного в книге нет, и государственный обвинитель был вынужден попятиться назад, заявив, что он вообще имел в виду историческую параллель.

      Жаль, конечно, что книга, которая фигурирует в деле, и считается обвинителями основой преступления, так и не была исследована в суде. Книга  Квачкова, которая вообще никакого отношения к данному процессу не имеет, была им написана много позже исследуемых нами событий, тем не менее, исследовалась в суде, а вот книга Миронова почему-то нет. Не потому ли, что сейчас, на неисследованный в суде текст, обвинению легко ссылаться, вплоть до того, что позволил себе представитель обвинения адвокат Шугаев, сравнив автора книги Бориса Миронова с Розенбергом. Но если сторона обвинения позволяет себе бездоказательно утверждать, что книга Бориса Миронова сродни трудам Розенберга, то я вынуждена заявить, что это клевета, что книга Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию» - умнейшая аналитическая книга, в которой нет ничего другого, кроме искренней боли за происходящее в России.

      Сторона обвинения, уважаемые присяжные  заседатели, представила вам решение Петропавловск-Камчатского суда, признавшего в мае этого года, то есть через шесть лет после выхода, книгу Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию» экстремистским изданием. Что характерно, когда автор книги выступал на данном процессе свидетелем, сторона обвинения не задала ему ни единого вопроса по данному решению суда. Могу высказать своё мнение, почему не было ни одного вопроса по этому, казалось бы, ключевому моменту. Да потому что тогда бы выяснились интересные моменты. Изданная в 2004 году массовым тиражом книга, и много раз переиздававшаяся после, в том числе монастырским издательством Оптиной Пустыни, книга эта не вызывала вопросов у прокуратуры. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, именно к завершению нашего процесса, и не где-нибудь, по месту издания книги, или по месту проживания автора, как того требует закон, а далеко-далёко от Москвы, на самом краешке земли, куда летать никакой зарплаты не хватит, суд признаёт книгу экстремистской, не удосужившись даже известить о суде самого автора. И, как вы думаете, кто инициировал процесс? Правильно, местная прокуратура. Как говорится, привет прокурору Каверину от коллег с Дальнего Востока.

      Таким образом, мотивы совершения преступления в суде не исследованы. Мотив преступления не выявлен. Выводы обвинения со ссылкой на книгу «Приговор убивающим Россию» безосновательны и бездоказательны. Экспертиза этой книги, как показал допрос эксперта в суде, не может служить таким доказательством. Отсюда вывод: экстремистские взгляды подсудимых, в том числе моего подзащитного Ивана Миронова, не доказаны.

      Вы  выслушали все доводы обвинения  и убедились, что кроме фантазий на тему телефонных соединений у обвинения  нет ни одного свидетеля, ни одной  экспертизы, ни одного вещественного  доказательства – ничего!, чтобы подтверждало участие моего подзащитного Ивана Миронова в тех преступлениях, в которых его обвиняют. А теперь, с учётом того, что обвинение не имеет ни малейшего доказательства вины моего подзащитного, я прошу вас выслушать, в чём его обвиняют.

      Моего подзащитного Ивана Борисовича Миронова обвиняют в совершении преступления, предусмотренного ст. 105 Уголовного Кодекса  Российской Федерации «Убийство» в  ч. 2 п. «а» «Убийство двух и более  лиц», п. «е» «Совершенное общеопасным  способом», п. «ж» «Совершенное организованной группой» - наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью».

      Моего подзащитного Ивана Борисовича Миронова обвиняют в совершении преступления, предусмотренного ст. 277 Уголовного Кодекса Российской Федерации «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершённое в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность, - наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью».

      Такие вот перед вами весы, уважаемые  присяжные заседатели, на одной чаше весов - наказание вплоть до пожизненного лишения свободы, либо и вовсе смертная казнь, которая в России не отменена, на неё лишь наложен мораторий, но в любой день она может быть восстановлена. На другой чаше – доказательства вины подсудимых, за которую положено столь лютое наказание. И не важно, что чаша доказательств вины подсудимых, чаша доказательств вины моего подзащитного Ивана Миронова пуста. Какая из них перевесит, определите только вы,  - определит ваша совесть!, ваша честь!, ваше мужество!». 


Адвокаты Чубайса сдали Чубайса

     Суть судебных прений связана не только с понятиями «переть», «напирать», о которых мы говорили прежде, но и со словом «перечить» - прекословить, возражать, идти наперекор. Прения сторон - это столкновение, сшибка взглядов на событие преступления, на участие-неучастие в нём подсудимых. Что ещё выставит сторона защиты? – думали мы, направляясь на очередное заседание по делу о покушении на Чубайса. Ведь накануне речи и адвокатов, и подсудимого Найдёнова, казалось бы, не оставили за обвинением ни одного мало-мальски убедительного аргумента. Впереди оставалось выступление подсудимого Ивана Миронова. Его речь завершала прения сторон.

      Как и все, подсудимый Миронов вышел к трибуне во всеоружии бумаг. Привлёк внимание пакет, что он поставил у трибуны.

      «Уважаемые присяжные заседатели! – ровный, уверенный голос Миронова заполнил зал. - Спустя десять месяцев мы, наконец, подошли к финалу исторического процесса по делу так называемого «покушения» на Чубайса, происшествия, которое многие наблюдатели сравнивают с поджогом Рейхстага. Данный процесс уникален, поскольку впервые сторона обвинения пыталась не только голословно обвинять, но была вынуждена яростно отбиваться от неоспоримых доказательств имитации покушения. Не буду Вас утомлять, оценивая представленные прокурором доказательства, которые касаются лично меня: мои тюремные медицинские карты с перечислением приобретенных в заключении болячек, записные книжки... Моя личная жизнь, начиная с семьи и заканчивая анализами крови, ростом и весом, была вывернута наизнанку и представлена публике и журналистам. Пусть это останется на совести прокурора.

     Относительно  моих поездок на дачу Квачкова, а  так же телефонных звонков из района Минского шоссе все исчерпывающие объяснения мною были даны в ходе допроса. Отмечу, что если бы данная имитация произошла на Новорижском, Симферопольском, Ленинградском, Рязанском, Киевском шоссе, то против меня запросто могли быть выдвинуты аналогичные обвинения, поскольку я тоже бывал в этих краях и звонил оттуда по пути. Кроме того, исходя из логики обвинения и простого жизненного опыта, существуют ещё тысячи и тысячи граждан, которые, как и я, звонили из района местожительства Чубайса, а многие из них, в отличие от меня, даже находились на маршруте кортежа Чубайса во время его прохождения. Я же, судя по оглашенной детализации телефонных соединений и показаний свидетелей о графике передвижения Чубайса, никогда не находился ни на Минском, ни на Митькинском шоссе, когда проходил кортеж так называемого потерпевшего. Таким образом, я не мог даже видеть, куда, когда и на чем ездит Чубайс, да и ездит ли он вообще, поскольку этого не может определить даже его собственная охрана. И уж тем более я не мог осуществлять слежку за Чубайсом, о чем заявляет сторона обвинения.

     Надо  признать, что обвинение меня поставило  в очень сложное положение. По логике процесса я должен опровергать  доказательства моей вины, которые  представило следствие. А что  мне делать, если таких доказательств  нет, а есть исключительно пустые, необоснованные обвинения, абсолютно абсурдные по своей форме и сути?

     Как быть, если обвинение ставит мне  в вину книги моего отца? Сказать, что не признаю достоверности  документов, которые приводит автор, я не могу, потому что они подлинные и достоверные. Решение суда города Петропавловска-Камчатского, вынесенное специально под наш процесс в 2010 году, о признании книги Бориса Миронова экстремистской, дела не меняет. Если у нас правда объявляется экстремизмом, она не перестает быть правдой.

     Как быть, если мне в вину ставится найденная  в блокноте запись из интернета «За Квачкова голосуй, покажи Чубайсу…»? Сказать, что я не занимался предвыборной кампанией Квачкова в Госдуму, я не могу. Я ею занимался.

     Как быть, если мне в вину ставится обнаруженный у меня диск с обвинительным заключением Квачкова, Яшина и Найденова? Сказать, что я не интересовался, по каким основаниям меня в средствах массовой информации шельмуют злодеем и разбойником, совершившим такое-растакое кощунство, будет неправдой. Мне действительно это было интересно.

     Как быть, если мне в вину ставится наличие  у меня служебного удостоверения, паспорта, связки ключей и травматического бесствольного пистолета «Оса» с разрешением на ношение последнего? Это действительно мои вещи и документы.

     Как быть, если мне в вину ставится знакомство с Квачковыми и Яшиным? Да, я был с ними знаком. Но они же не американские шпионы, а заслуженные офицеры.

     Как быть, если мне в вину ставится посещение  дачи Квачкова и поселка Жаворонки  по просьбе Яшина? Но я, честно, не знал, что, во-первых, на бывшей свалке, как нам пояснил Гозман, обитает Чубайс, и, во-вторых, я действительно не знал, что, находясь в радиусе 20 километров от нее, можно быть обвиненным в терроризме.

     Как быть, если Вадим Редькин пользовался моим мобильным телефоном в районе Минского шоссе ночью 16 марта, когда я спал у себя дома на проспекте Андропова? Отвечать за ночные похождения мало знакомого мне человека?

     Как быть, если мне в вину ставится нахождение у меня в багажнике нового зимнего утепленного спортивного костюма ярко зеленого цвета? Это моя одежда, и точно такой же костюм я до сих пор с удовольствием ношу зимой.

     Здесь следует отметить логику прокурора Каверина. Если костюм зеленый, значит он камуфлированный, а в камуфлированную форму одеваются диверсанты, отсюда вывод: Миронов - террорист. Хорошо еще, что не ваххабит, как ни крути, зеленый – цвет Ислама».

     В зале стояла напряжённая тишина. Судья с прокурором ловили каждое слово, выискивая повод оборвать, заявить присяжным «оставить без внимания», но поводов пока не представлялось, и Миронов беспрепятственно продолжал речь: «Во всех показаниях свидетелей и подсудимых сказано, что Миронов приехал на дачу с Редькиным на вишневой «девятке», что дает основание прокурору задать мне вопрос, не на той ли приехал «девяносто девятой», которую продал в 2004 году?! А чего стоит вопрос обвинителя: что мешало Вам, то есть мне, при наличии удостоверения помощника депутата заниматься изготовлением фальшивых водительских прав? Получается, прокурор подозревает меня ещё и в угоне, технологическом изменении кузова автомобиля, который я продал в 2004 году, а так же в подделке государственных документов.

     Мне ставят в вину в виде мотива преступления неприязнь к Чубайсу, выраженную в книгах моего отца. Я понимаю, мягко говоря, неадекватность причинно-следственной связи, но у обвинения она именно такова. Кстати, главным в любом преступлении является мотив. Если вникнуть в логику следствия, то мой мотив совершения преступления сформирован следующим образом. Я начитался документов, которые в своих книгах приводит мой отец, и воспылал ненавистью к Чубайсу. Таким образом, мотивом совершения этого преступления мне вменяется знание, обладание достоверной информацией! Вот, оказывается, как получается: если ты знаешь правду о фактах государственной измены, коррупции, воровства высших государственных лиц – значит, у тебя есть мотив приобретать, перевозить оружие и взрывчатку, изготовлять бомбу, взрывать и расстреливать. И судят меня за то, что я знаю, что Чубайс – преступник. Так что же получается, если завтра в Абрамовича, Авена, Кудрина, Березовского, Грефа, Зурабова, Лужкова и прочих деятелей полетит помидор или петарда, я вновь предстану перед судом как человек, обладающий железным мотивом на их повреждение? Получается, чтобы не оказаться обвиненным в букете особо тяжких статей, мы должны не говорить о политике, не читать газет, по телевизору смотреть исключительно мультики и рекламу, чтобы, не дай Бог не узнать правду, получив вместе с ней по логике прокуроров мотив на ненависть и убийство. Закройте глаза, чтобы ничего не видеть, иначе у вас есть шанс оказаться на скамье подсудимых. Заткните уши, чтобы вас не посадили. Закройте рот, чтоб не оказаться под судом. В общем, не ешьте холодное, чтобы не заболеть ангиной! И еще не носите зеленое!»

     Удивительно, но и эти слова Миронова сошли  ему с рук. Судья сидела смирно. Прокурор и подначальный ему прокурятник, то бишь, сторона обвинения, не шелохнувшись, проглатывали весьма неприятную для них информацию, кривясь, морщась, но пока без капризов и протестов.

     Миронов, привычно ожидавший вскакиваний, гневных криков возмущения, несколько озадаченный безмолвием оппонентов, продолжал: «Я хотел бы дать небольшой анализ выступления представителей обвинения. Занимательного было сказано достаточно. Но почему, какого бы вопроса они ни касались, даже в мелочах на лицо передергивание фактов и отсутствие здравого смысла. Мне сложно комментировать заявление прокурора о том, что, дескать, это точно не имитация, поскольку нападавшие не использовали имитатор ядерного взрыва и не стреляли холостыми патронами. Но государственный обвинитель всеми неправдами пытается поставить под сомнение данные мною показания и показания моих соседок Елены Борисовны Тараканниковой, Алевтины Михайловны Кузнецовой, которые полностью согласуются с детализацией телефонных соединений, а также с графиком работы Тараканниковой, у которой 17 марта был выходной. Господин Каверин не придумал ничего более убедительного, как заявить, что у Тараканниковой выходной был 16 марта, поэтому именно в этот день, по логике прокурора, Елена Борисовна должна была пойти в храм, чтобы помянуть брата. Кстати, Тараканникова очень подробно объяснила, что 16 марта она не планировала и не могла пойти в храм, поскольку у ее сына в тот день были утренняя и вечерняя тренировки. Однако, государственный обвинитель не стал напоминать об этой существенной подробности. Еще бы! Только вспомните, с каким упорством господин Каверин выпытывал у Кузнецовой - пенсионерки с серьезным заболеванием ног, почему она не ездит в церковь на такси. Не знаю даже, как угодить обвинению? Кузнецова не ездит на такси – для прокуратуры это повод сомневаться в правдивости её показаний, Яшин ездит на такси – для обвинения это опять же повод сомневаться в искренности его слов.

     Кстати, относительно невозможности выписать журналистское удостоверение на псевдоним, на чем так настаивал прокурор, могу сказать, что Максим Горький, которого в жизни звали Алексей Пешков…».

     Судья, наконец, нашла, к чему прицепиться в речи подсудимого, и повисла на последних словах, как безбилетник на трамвайной подножке: «Подсудимый Миронов предупреждается о недопустимости информации, не исследованной в судебном заседании. Какая фамилия была у Максима Горького, в суде не исследовалось».

     Она привычно, тренированно и бездумно принимается наставлять присяжных, не замечая абсурдности своего внушения: «Уважаемые присяжные заседатели, прошу вас оставить без внимания информацию о том, какая фамилия была у Максима Горького, потому что она не исследовалась в судебном следствии».

     Подсудимый не спорит и при всей комичности ситуации даже не улыбается, поскольку, не будучи кондуктором, не имеет права ссаживать судью со своего трамвая, а продолжает поединок с обвинением: «Прокурор Каверин сделал феноменальный вывод относительно записей с номерами и моделями машин возле РАО «ЕЭС» с припиской фрагмента номера автомобиля, который принадлежал Чубайсу. Найденная у Квачкова-младшего записка содержит подробные описания автомобилей вплоть до удлиненного кузова. Причем в списке есть машины с очень почтенным возрастом и областными номерами. Нормальному человеку может прийти в голову, что так называемый госдеятель с официальным годовым доходом 202 миллиона рублей ездит на старой развалюхе, зарегистрированной в области? Прокурор заявил, что «подсудимые не знали, на какой машине ездит Чубайс, но по записке методом вычисления (цитирую дословно) это установили»! Давайте на секунду представим себя в роли злодеев, в руках которых оказывается эта записка. Наша задача вычислить, на какой машине ездит Чубайс. Вот текст этой записки: «30.11.04. РАОЕЭС 9:38. А184АР BMW удлин. куз. около РАО с ней С182ТМ 99рус BMW5 синяя Н336 ЕВ 90рус. BMW 2.12.04 РАОЕЭС около РАО Н336ЕВ 90рус BMW 9.40 В065АА Ауди 9.50 А566АВ 18.01.05.». К сожалению, господин Каверин оставил в тайне метод вычисления, а это все серьезно усложняет. Что ж, попробуем. Ни одна машина не содержит признаков принадлежности к власти, ни тебе мигалок, флагов на номерах, ни двух нулей, ни трех одинаковых букв в серии, ни «мр», ни «екх». Поэтому, не знаю как вы, но я бы остановился на БМВ с удлиненным кузовом, звучит как-то серьезно и представительно. Но как в этом списке обнаружить машину Чубайса под обрывочным фрагментом номера, без указания региона или «флага», а так же без указания не то что марки или модели, а даже типа транспортного средства. Ведь это мог быть мотоцикл, фура, грузовик. Все, что угодно! Никогда никакой аналитик не остановит своё внимание на этой кургузой приписке из трёх букв и трёх цифр без указания марки машины, её цвета, хоть каких-то дополнительных данных о ней. Возможно, кто-то из подсудимых является телепатом, провел рукой по записи и дал ответ, соответствующий действительности, но жестко противоречащий логике данного вещдока.

     Вообще  логически объяснить природу  этого текста крайне сложно. К тому же эта записка ко мне никак не относится. Но я просто хочу обратить внимание на следующие обстоятельства. Фрагмент номера Чубайса без указания подробностей, которые отличают основной текст, содержится в самом конце записки. Когда и с какой целью была сделана эти приписка, сказать невозможно. И, второе, в тексте содержатся указания только на марку БМВ, причем независимо от модели, возраста и технического состояния автомобиля. Исключение  единственное - Ауди. Если гипотетически представить, что кто-то кого-то вычислял по этому списку, то он явно искал рядовую машину БМВ, скорее всего синего цвета. Возможно, наблюдавший механически начал фиксировать номер Чубайса, но, увидев «флаг» и мигалку, понял, что это явно не его клиент и оборвал на этом запись. Кстати, очень странная получается «слежка»: 30 ноября 2004 г. следивший фиксирует всего три машины, 2 декабря – две машины, а спустя полтора месяца фиксирует лишь фрагмент номера Чубайса. Итого, шесть машин за два месяца слежки. Кстати, представьте парковку богатейшей госкорпорации   РАО «ЕЭС России». Десятки роскошных Мерседесов, дорогущих БМВ, современнейших Ауди, Тойот и Лексусов последних моделей, вот из чего, казалось, можно выбирать. Но ни одной подобной машины в этом списке нет».

     И этот монолог подсудимого Миронова прошел почти без палок в колёса. Лишь когда помянул доходы потерпевшего, которые недавно обсуждала вся пресса, судья не выдержала и попеняла: «Я Вас останавливаю, подсудимый Миронов. Имущественное положение потерпевшего Чубайса в суде не исследовалось» и привычно попросила присяжных заседателей напрочь забыть о доходах обитателя мусорной свалки в Жаворонках.

     Миронов заметно воодушевляется тем, что ему дают говорить: «Обвинителю Каверину вторит его юная коллега Колоскова, которая, во что бы то ни стало желавшая поймать меня на лжи, сама оказалась в нелицеприятной ситуации. Госпожа Колоскова утверждала, что Иван Миронов следил за Чубайсом, поскольку его номер фиксировали базовые станции на проспекте Вернадского, например, проспект Вернадского, 88. Но проспект Вернадского, 88 - это не что иное, как адрес моего родного МПГУ – Московского государственного педагогического университета. И как бы мне доступно объяснить обвинителю, что данные базовые станции меня фиксировали в течение 7 лет обучения в институте и аспирантуре. И что с девяти часов утра я не на дежурство заступал следить за Чубайсом - вовремя или нет тот приезжает на работу, просто с девяти часов, на которые прокурор Колоскова делала ударения, в институтах начинаются лекции и семинары. Удивляюсь, как с таким подходом к доказательствам, прокурор не додумалась обвинить меня, что я специально поступил учиться именно в МПГУ, по соседству с РАО «ЕЭС», чтобы из окон университета следить за Чубайсом».

     Прокурор рассеянно блуждает взглядом по стенам судебного зала, соображая, очевидно, чем парировать подобные доводы. Миронов тем временем мучает прокурорское самолюбие дальше: «Обвинение, высказывая свое, так называемое, мнение, грубо и откровенно искажает факты. Так, Каверин заявил, что «Миронов отключил телефон после покушения на Чубайса! Предприняли меры, чтобы их не поймали». Оглашенная в суде детализация номера, на меня зарегистрированного, была запрошена за период до 22 марта 2005 г. и до 22 марта, согласно полученной детализации, телефон не отключался! Не отключался он и позже, просто более поздней детализации следствием не запрашивалось. Какие меры я мог принять, чтобы меня не поймали, если меня никто и не ловил, я не от кого не скрывался, жил дома, работал, писал диссертацию, готовил к печати книгу, вел семинарские занятия в университете, посещал Государственную Думу? А как вам утверждение Шугаева, адвоката Чубайса о том, что в БМВ стреляли высококлассные стрелки, чуть ли не сборная по биатлону. Мол, на скорости 70 километров в час умудрились рассмотреть и попасть в самую уязвимую часть, в зазор между стойкой и броней. Что не мешает прокурору при этом утверждать, что Саша Квачков - никудышный стрелок, потому и остались охранники Чубайса без царапины.

     Как назвать следующее обвинение прокурора Колосковой: Миронов, мол, скрывает, делая вид, что забыл, о чем разговаривал с Квачковым и Яшиным. Какое иезуитское извращение моих показаний и не придерешься! Напомню, что я очень доходчиво изложил темы нашего общения с Яшиным и Квачковым, однако на вопросы Колосковой, о чем, согласно распечатке телефонных соединений, разговаривал с Квачковым такого-то декабря, в такой-то час, в такую-то минуту с секундами 2004 года!, или с Яшиным 6 марта в такой-то час и минуту в течение 37 секунд в 2005 году!, естественно, как человек искренний и с нормальной психикой, я сказал, что не могу этого помнить».

     Подсудимый Миронов чуть помолчал, то ли, чтоб дух перевести, то ли чтобы подготовиться к важному впереди: «Впервые за пять лет была озвучена моя предполагаемая роль в так называемом покушении на Чубайса. Прокурор это сделал в прениях. Вот что он утверждает: поскольку Миронов Иван Борисович не умел ни стрелять, ни взрывать, но имел «пару крепких рук», то 17 марта 2005 года он был подряжен носильщиком. А накануне, дескать, вы только вдумайтесь в логику обвинителя!: так как номер телефона Миронова фиксируется базовой станцией в районе Минского шоссе в ночь с 16 на 17 марта, значит, он еще и бомбу закладывал. То, что установка взрывного устройства требует специальных профессиональных навыков, прокуратуру не интересует. Но вернемся к моей непосредственной роли, определенной прокурором Кавериным. Утром 17 марта я, якобы, принес на место преступления шесть ковриков, аккумулятор и, судя по всему, совковые лопаты, которыми, как утверждал прокурор, злоумышленники окапывались. Саперную лопатку, которую обычно используют военные для этой цели, полковник Квачков мне, как человеку невоенному, конечно же, не доверил. А, может, пожадничал, хотя в машине она у него была. Поэтому пришлось тащить совковые лопаты. Господин Каверин, к сожалению, не указал, как я появился на Митькинском шоссе, поэтому сей вопрос окутан мраком неизвестности. Судя по расстеленным коврикам, всего нас собралось пятеро. Вот расклад прокурора: Миронов - носильщик, Яшин - автоматчик, Найденов - подрывник, Квачков-младший - автоматчик и некто Пятый. Кто, зачем и откуда этот Пятый - никто не знает: из автомата не стрелял, кнопку не нажимал, вещи не носил. Должен был быть еще и Шестой, такой же бесполезный, как и Пятый. Я даже, якобы, и коврик ему принес, а он не явился, поэтому коврик так и простоял свернутым».

     Видно было, как наигранная бодрость тихо сползала с лица прокурора. Но Каверин крепился, лишь изредка нервно проверяя, на месте ли лысина. Ну, не рвать же в самом деле, обвинителю на себе волосы, которых и так не слишком много осталось.

     Что до подсудимого, то нет ничего проще демонстрировать абсурдность очевидно абсурдного, чем Миронов не без удовольствия и занимался: «Квачков, по версии следствия, окажется провидцем, когда на чеке АЗС, якобы, напишет количество злодеев - пять, хотя все до последнего момента думали, что их будет шесть. Возможно, пятый был радист, а шестой – санитар, или наоборот. Обратите внимание, какая путаница у обвинителей с передвижениями подсудимых, то есть, всех нас. Прокурор утверждает, что Найденов вместе с Александром Квачковым уехали на СААБе с Минского шоссе, на котором их ждал Квачков-старший, поскольку кепку с волосами, которые могли произойти с головы Найдёнова, найдут в машине. Кепку, судя по утверждению прокуратуры, Найденов носил под масхалатом. Но при этом, как утверждают потерпевшие, два стрелка (прокурор говорит, что это Яшин и Квачков-младший) после обстрела потерпевших, прикрывая друг друга, убежали в сторону Минского шоссе. Однако, прокурор Каверин четко и громогласно объявил, что Яшин ушел вместе с Мироновым в поселок Жаворонки, т.е. в обратную от Минского шоссе сторону. Какому именно утверждению обвинителей верить, понять сложно, поскольку налицо раздвоение Яшина, а у обвинения раздвоение сознания».

     Признаться, в этот монолог Миронова прокурор Каверин все же встрял. Он вскочил и пытался сделать заявление, что ничего подобного не говорил, хотя все помнили, что говорил – недавно было! И судья, спасая прокурора от лишнего позора, тихо велела ему сесть, не забыв при этом предупредить подсудимого об «искажении материалов дела», а присяжных, как всегда, «оставить без внимания последние слова подсудимого Миронова».

     «Итак, следуем дальше по сценарию прокуратуры, - продолжал Миронов. - К половине десятого отгремели бои, отсвистели пули. Поскольку лопаты на месте происшествия не обнаружили, а бдительный гаишник Иванов не видел их в руках мужчин, запрыгивающих в СААБ, то, получается, я до конца исполнял роль носильщика. Собрав совковые лопаты, я вместе с Яшиным двинулся через лес, по сугробам в поселок Жаворонки. Куда делся Пятый, никто нам не поведал. Приблизительное расстояние от места происшествия до поселка Жаворонки где-то три километра, которые по заснеженному лесу можно преодолеть не меньше, чем за час. Итак, представьте: 10.30, вся местная милиция на ушах, шерстят всех подозрительных и потенциально подозрительных, вдруг из леса выходят двое или трое, по пояс мокрые, уставшие, с рюкзаками, в которых прячут маскхалаты и с лопатами наперевес идут по дороге в сторону жилого дома рядом с дачей Чубайса. Но удача на их стороне. Злодеев никто не замечает. Они подходят к дому, поднимаются на четвертый этаж.

Дальнейшая хронология: 10.40 - 10.45. Яшин и Миронов, по версии следствия, на конспиративной квартире в Жаворонках. Принять душ, переодеться, что-нибудь перекусить, переговорить с ребятами, выяснить, почему не пришел партизанить Шестой. Туда-сюда - минимум минут 40, а если еще успеть постирать трусы, которые найдет Гурина, то выходит час. То есть, по самому спешному варианту я мог выйти из дома в Жаворонках никак не раньше 11.20. Чтобы как можно раньше прибыть в Москву, я должен был поймать машину. Для этого надо было идти на круг – еще минут 20. Итого, я мог выехать из Жаворонков не раньше 11.40. Но как доехать в Москву из Жаворонков? Самая короткая дорога через Митькинское шоссе наверняка была перекрыта. Весь автомобильный поток  должен был направиться через железнодорожный переезд и Одинцово. Таким образом, с учетом пробок, светофоров и приличного расстояния, в Москве я должен оказаться не раньше начала второго. Если бы я воспользовался электричкой, то по самым благоприятным раскладам, прибыл бы в Москву на двадцать минут раньше.

     Таким образом, если поверить, что я, как  утверждает прокурор Каверин, участвовал в так называемом покушении на Чубайса, то в таком случае я не мог оказаться в Москве раньше 13.00 – 13.30. Однако, согласно оглашенной детализации телефонных соединений, мой телефон в 11.31 фиксирует базовая станция на улице Коцюбинского города Москвы, потому что в это время я приехал из своей квартиры на проспекте Андропова на родительскую квартиру в Кунцево. Я понимаю, что и здесь обвинение сошлется на самый излюбленный аргумент в этом процессе - на чудо. Но детализация моих телефонных соединений опровергает утверждение прокурора Каверина, что я участвовал в подрыве и обстреле потерпевших просто потому, что я не мог бы после этого так быстро оказаться в Москве».

      Подсудимый  замолчал. В зале стояла оглушительная тишина. Оглушительной тишина была потому, что прокурор сидел оглушенный собственной же речью в прениях, где незаметно для себя доказал алиби Миронова. Картина баталии при Митькинском шоссе, живописуемая в суде Кавериным, не давала Миронову никаких шансов в этой баталии участвовать, и прокурор с тоской начинал осознавать, что своей жаждой определить каждому из обвиняемых конкретную роль в античубайсовской экзерциции, сам превратил версию обвинения в комическую оперу, из которой, как из всякой песни, слова теперь никуда уже не выкинешь.

      Обеспокоенная полупомешанным состоянием прокурора судья объявила перерыв в судебном заседании, чтобы проветрить и отпоить обмякшую сторону обвинения, дать обвинителям время собраться с мыслями о мерах противодействия защите. Они действительно собрались с мыслями, и даже меры экстренные приняли. После перерыва адвокат Шугаев ябедливо и очень жалостливо поплакался судье, что в буфете мужчина приставил к его животу вилку и обещал заколоть.

      «Оскорбления  я еще терплю, - буквально навзрыд исповедовался судье представитель Чубайса, - но угрозы моей жизни переносить не могу».

      Гражданин лет сорока, невысокий и жилистый, пружиной  подскочил со скамьи публики и не менее возмущенно, чем адвокат Чубайса, выкрикнул: «Да он мне сам угрожал, первый в спину толкнул, сказал, что нас всех перевешает. Вот судебный пристав все видела, она свидетель!».

      Судья перевела взгляд с гражданина, которого собирался повесить адвокат Шугаев, на самого Шугаева, которого собирался заколоть вилкой пружинистый гражданин, потом глянула на девушку судебного пристава, которая кивнула в подтверждение слов гражданина, и совершенно неожиданно велела всем сесть и успокоиться.

      Потрясенный Шугаев остолбенело сел и затаился, ну, вот, действительно, как мышь под веником. В зале живо зашушукались, что заколоть Шугаева вилкой – все равно, что подорвать пятьюстами граммами тротила броневик Чубайса. Получается еще одна голимая имитация покушения прямо у всех на глазах! Даже судья это поняла.

     Вдохновленный наглядным примером шугаевско-чубайсовского провокаторства, подсудимый Миронов решительно перешел от обороны к наступлению: «А теперь проанализируем имитацию покушения, доказательства которой после завершающегося ныне судебного процесса опровергнуть невозможно. Я предлагаю обратить внимание на следующие вопросы, которые так упорно не желает замечать сторона обвинения».

      Миронов запустил руку в пакет, что поставил прежде к трибуне, достал автомобильчики: «Прокурор уже демонстрировал расстановку машин на Митькинском шоссе, я хочу так же наглядно ему возразить. Вы позволите, Ваша честь?».

      Судья, вмиг накалившись от одного вида игрушек в руках подсудимого, уже рот наполнила рыком, да напоминание о прокуроре заставило ее прикусить язык. Кляня в душе новаторские методы прокуратуры, столь оперативно перенимаемые подсудимыми, она принялась угрюмо наблюдать за манипуляциями Миронова.

     А тот задался первым вопросом своего расследования: «Почему машина службы безопасности РАО «ЕЭС», в функции экипажа которой не входило сопровождение БМВ Чубайса, в момент взрыва оказалась четко сзади, отрезав БМВ от потока?».

       Передвигая машинки по парапету, подсудимый комментировал: «17 марта около девяти утра бронированный лимузин с мигалкой и правительственным номером выехал с дачи в Жаворонках. В машине находился водитель Дорожкин, помощник председателя РАО «ЕЭС» Крыченко и «предположительно» (согласно постановлению прокурора) Анатолий Борисович Чубайс. При выезде с дачи их подхватывает маломощная «Митсубиси Лансер» с тремя сотрудниками ЧОПа «Вымпел-ТН» Хлебниковым, Клочковым, Моргуновым и одним пистолетом на борту. «Митсубиси» двигается впереди чубайсовского лимузина, поскольку задачей экипажа являлось наблюдение за трассой. Непосредственное сопровождение броневика в функции экипажа не входило, связи с пассажирами БМВ не было. Движение и время лимузина Чубайса они знали приблизительно. Все это следует из показаний охранников. Таких экипажей «наблюдения» было два. Второй состоял из Кутейникова и Ларюшина. При этом, якобы, машины сопровождения и личных охранников у Чубайса не было. Хотя свидетели показывают, что Анатолий Борисович всегда выезжал из Жаворонков в составе кортежа из трех тяжелых машин, да и дорогу для него всегда перекрывали гаишники. Но не в злополучный четверг 17 марта 2005 г.».

     Поглощённые наблюдением за руками Миронова, словно в них и заключается сейчас момент истины, все вздрагивают вдруг от истошного вопля судьи Пантелеевой: «Отойдите от парапета! Не приближайтесь к присяжным!».

     Миронов и не думал приближаться к ним, он стоит на почтительном расстоянии и продолжает рассказывать: «Машина Чубайса с включенным маяком шустро, шашечками, обгоняет плотный поток, устремленный в Москву. Десятки машин остались позади, до Минского шоссе чуть меньше километра. И вот чисто случайно (!) БМВ обгоняет родной «Митсубиси», встает перед ним таким образом, что машина «наблюдения» отсекает лимузин от сзади идущего транспорта. БМВ начинает обгон «девятки» Игоря Вербицкого. Раздается «хлопок», - так называют взрыв очевидцы. В разные стороны летят комья земли со снегом. В считанные часы по «горячим» следам взят у себя дома полковник Владимир Квачков, спустя месяц арестованы офицеры Роберт Яшин и Александр Найденов. Через полтора года в результате спецоперации ФСБ задержат меня».

     Миронов задаёт второй вопрос своего расследования: «Была ли обстреляна машина Чубайса на Митькинском шоссе? Обвинение утверждает, что после взрыва по БМВ из леса был открыт огонь из автоматического оружия – есть пулевые повреждения. Однако охранники Чубайса в один голос показывают, что выстрелы раздались спустя 6 - 8 минут после того, как БМВ, не снижая скорости, покинул место происшествия, то есть, броневик Чубайса никак не мог попасть под обстрел! Старший охраны Моргунов прямо сказал на суде: «Нападавшие отрыли огонь, когда броневика Чубайса и след простыл». А дальше сбивчивые, нелогичные показания охранников. Вместо того, чтобы следовать за умчавшимся броневиком, ведь дальше могла поджидать вторая засада, Хлебников, Моргунов, Клочков остановились посмотреть «что случилось?». Бывшие офицеры ФСО и ФСБ почему-то не подумали, что взрыв, более мощный, может прогреметь вновь, ведь именно так поступают сегодня боевики на Кавказе. Не логично и то, что охранники Чубайса, когда их обстреляли, ответно не использовали оружие, якобы, опасаясь, что их за это могут убить. Моргунов во время обстрела звонит своему начальнику Швецу с вопросом, что им делать, и получает очень странный ответ: не высовываться и ответного огня не открывать. Клочков зачем-то запрыгивает в машину, по которой шел якобы шквальный огонь, а Моргунов, когда ему надоедает сидеть в укрытии, делает героический круг почета на «Митсубиси» по Митькинскому шоссе. Итак, показания чубайсовских охранников, которые за зарплату на протяжении трех лет процесса ходят в суд как на работу, опровергают версию расстрела БМВ. Да и была ли стрельба вообще? Ни одной сбитой веточки, ни одной пулевой зазубрины на деревьях, откуда якобы шла стрельба. Аккуратные кучки гильз в лесу «найдут» лишь спустя два месяца и явно не там, откуда, по свидетельствам охранников, палили диверсанты. Кроме того, не ангажированные Чубайсом очевидцы событий на Митькинском шоссе вообще отрицают факт стрельбы. Свидетель Сергей Фильков с «Газели», перевозившей стеклопакеты, который, по его словам, со смехом наблюдал за нелепыми телодвижениями охранников Чубайса после хлопка, заявил: «Я не слышал ни одного выстрела. Если б я слышал выстрелы, меня бы через полсекунды там не было!».

     Миронов разворачивает картину своего аналитического повествования, как историк – летописный свод: «Вопрос третий. Кого вывозил охранник Моргунов с места происшествия? Сам Моргунов утверждает, что во время обстрела он заскочил в «Митсубиси» и поехал в сторону Минского шоссе, чтобы вызвать гаишников, что само по себе абсурдно, поскольку никаких гаишников там не могло быть. По показаниям свидетеля майора ГИБДД Иванова, на перекрестке Минского и Митькинского шоссе давно уже нет поста ГАИ, из него сделали шиномонтаж, - и не знать этого охранники Чубайса, ездившие здесь каждый день, не могли, к тому же у них у всех были мобильные телефоны, а информацией об инциденте уже обладали местные сотрудники ГИБДД, если верить показаниям майора Иванова, который уже почти примчался на место имитации покушения. Моргунов утверждает, что отлучался в поисках гаишников в полном одиночестве. Однако свидетель Иванов опровергает показания Моргунова, утверждая, что, подъезжая к месту происшествия, он видел в «Митсубиси» как минимум двух человек. Его показания закрепляет и уточняет свидетель Владимир Вербицкий, утверждая, что когда «Митсубиси» уезжала с места происшествия, в ней находилось «порядка четырех человек». Так кого же вывозил Моргунов с места происшествия и почему он от этого открещивается? На этот вопрос, я надеюсь, когда-нибудь даст ответ расследование имитации покушения на Чубайса».

     Надо  признаться, что цельной речь подсудимого  Миронова выглядит лишь в нашем повествовании. В реальности она на каждом шагу прерывалась металлическим скрежетом судейского шлагбаума. Всякий факт, всякую ссылку Миронова на свидетельские показания, судья обсекала неизменным «подсудимый предупреждается». Процедура сравнимая с телепоказом захватывающего детектива, который каждую минуту прерывается рекламным роликом гигиенических прокладок, что неизменно вызывает у зрителей глухую и бессильную ярость.  Точно такую же ярость вызывала у присутствующих судья Пантелеева со своими прокладками, и чтобы не повышать градус в моих читателях без того уже раскалённой в обществе неприязни к судейскому сообществу, я опускаю реплики судьи Пантелеевой, тем более что они не имели никакой другой цели, кроме как сбить подсудимого с мысли и стереть из памяти присяжных ход его рассуждений.

     Удивительно, но подсудимый говорил о событиях, так трагически отразившихся на его  судьбе, с отстраненной хладнокровностью ученого. Впрочем, ему действительно было не впервые реконструировать минувшее на основе фактов и документов: «Вопрос пятый. Что взорвалось на Митькинском шоссе? Так называемый взрыв – серьезный прокол имитаторов. Следствие поспешило найти в машине Квачкова носовой платок, надушенный гексогеном. Однако последующая экспертиза покажет, что в состав взрывного устройства гексоген не входил. Сам хлопок, именно так его описывали очевидцы, был направлен от дороги вверх. Его осколочный заряд вызывает серьезные вопросы, поскольку гайки, гвозди, шурупы, разбросанные по дороге, видели только чубайсовские потерпевшие. Загвоздка у обвинения вышла и с мощностью взрыва. В экспертизе заявлено, что его мощность составила от 3,4 до 11,5 кг тротила. При этом эксперт ФСБ Сапожников, дававший показания в суде, оправдывался за столь оригинальную приблизительность: «По выбитым стеклам мы могли бы рассчитать точно. Здесь, к сожалению, такой возможности не было». Хотя возможность-то была, да еще какая! Спустя месяц на суде будет задан вопрос свидетелю Филькову: «Вы сказали, что окна везли. Они разбились от взрыва?». Фильков: «Какое там разбились! Даже царапинки никакой не было, ни на стеклах, ни на «Газели».

     Я уже предупреждала читателя, что  опускаю нудные и постоянные прерывания Миронова судьёй Пантелеевой. По времени она говорила больше подсудимого, попирая и нормы законов, и нормы морали, открыто позволяя себе комментировать сказанное Мироновым. А на попытки Миронова возражать тут же следовала угроза удаления его из зала. Судья не просто подсуживала обвинению, судья открыто перешла на сторону обвинения. И то, что невозможно представить на футбольном поле, чтобы судья, понимая неизбежный проигрыш своей команды, сам берётся гнать мяч в ворота соперника, останавливая грозным свистком и угрозой удалить с поля малейшую попытку ему помешать, в 308-м зале Московского областного суда эта страшная явь издевательства над правосудием происходит с регулярностью трёх дней в неделю на протяжении десяти месяцев. Судья Пантелеева раз за разом провоцировала Миронова на возмущение, чтобы тут же удалить и прервать, наконец, его речь, доводящую обвинение до белого каления. Миронов держался. И зал мысленно аплодировал ему, поражаясь его выдержке. «Вопрос шестой, - как ни в чём не бывало, продолжал наращивать атаку на обвинение Миронов. - Почему ВАЗ 2109, прикрывший БМВ от взрыва, не имеет осколочных повреждений? Природа осколочных повреждений бронированного БМВ не менее загадочна и фантастична. Ключевым аргументом представителей Чубайса Шугаева и Гозмана, пытавшихся опровергнуть версию об имитации, является утверждение, что жизнь Чубайса, передвигавшегося на броневике за 700 тысяч долларов с максимальной степенью защиты, спас лишь случай. БМВ в момент взрыва пошёл на обгон, выехав на встречную полосу движения, вырвавшись из эпицентра взрыва. Только вот почему-то на этом весь пафос и обрывается. БМВ обгонял не бронепоезд и даже не танк, а обыкновенную жестяную родную «девятку», за рулем которой ехал Игорь Вербицкий, волею судеб оказавшийся в эпицентре взрыва, прикрыв своей машиной чубайсовский броневик. Но, о чудо! Если по последнему заявлению Чубайса, БМВ приподняло, а его самого контузило, и на кузове лимузина следователи насчитали десятки осколочных повреждений, то в «Жигулях» лишь выбило окна, деформировало крышу, и заложило уши водителю. Ни одной царапины, ни одного следа от осколка, гвоздя или гайки! И водителя Игоря Вербицкого не контузило. Что же получается? По «девятке» ударила маломощная пустая взрывная волна, которая затем металлическим смерчем обрушилась на БМВ? Данную аномалию можно объяснить следующим образом. Возможно, это рекламный трюк российского автопрома. Возможно, на «девятке» испытывались секретные военные разработки, а именно - электромагнитный щит, который чудесно отвел воздушный поток смертельного металла, перекинув его на немецкую бронемашину. При этом за рулем «девятки» должен был сидеть непробиваемый и взрывоустойчивый терминатор в лице Вербицкого. Или же это была всего лишь имитация взрыва с использованием безосколочного маломощного заряда».

      Подсудимый  продолжает, преодолевая судейские препоны, как ходкая «Нива» рытвины и ухабы отечественного бездорожья: «Вопрос седьмой. Зачем злоумышленникам понадобился аккумулятор? Гвоздем прокурорской программы стал аккумулятор - альтернативный источник подрыва, найденный в лесу и вроде бы принесённый туда с дачи Квачкова, и, якобы, опознанный свидетелем Карватко, - о чём нам уверенно вещало обвинение. Прокурор Каверин слово в слово повторил обвинительное заключение: «Вероятно, что исполнитель взрыва опасался, что в холодную погоду источник тока «замёрзнет», поэтому автомобильный аккумулятор был принесён на место установки взрывного устройства как резервный мощный источник тока».  Представляете эту шизофреническую фантазию: если основной источник тока замерзнет, «не обеспечит нужных электрических параметров для срабатывания электрической цепи» в тот момент, когда Квачков или кто там, Найденов, Миронов, Яшин, вся эта ватага разом и дружно навалится на кнопку, а в ответ - тишина, и машины Чубайса с ветерком проносятся мимо, обдав горе-взрывателей снежной порошей, вот тогда-то и наступает звёздный час мощного резерва, автомобильного аккумулятора, который почти совсем рядом, всего каких-то 72,5 метра от взрывника - так в протоколе осмотра. Бегут за аккумулятором по метровому мартовскому снегу, приволокли, подключили. Остается лишь догнать Чубайса и уговорить его сделать ещё один заход на фугас… Чем не анекдот?!».

      Анекдот с возможным концом пожизненного заключения. Миронов продолжает насчитывать вопросы, на которые у него есть ясные, убедительные ответы: «Вопрос восьмой. Где БМВ Чубайса были нанесены «осколочные» и «пулевые» повреждения? Так откуда, спрашивается, осколочные и пулевые повреждения чубайсовских машин? Остается загадкой, куда и зачем отгонял «Митсубиси» Моргунов? Его версия о том, чтобы вызвать милицию, малоубедительна, поскольку у всех охранников были сотовые телефоны, а пост ГАИ на Минке давно убрали. Повреждений же БМВ никто на месте происшествия не видел. Искалеченный лимузин был представлен публике только в гараже РАО «ЕЭС». Владимир Вербицкий, который ехал на своих «Жигулях» впереди брата, на суде показал: «Когда БМВ Чубайса после взрыва проезжал мимо нас, тогда я не видел на БМВ никаких повреждений. А вечером в «Вестях» показали БМВ с повреждениями». Тупицын, водитель джипа «Лэнд Круизер», в который на МКАДе пересели Чубайс и Крыченко, также утверждает, что никаких следов от пуль или осколков на БМВ не видел. Кроме того, он указывает на очень примечательную деталь. Когда Чубайс и Крыченко вышли из БМВ, они, как ни в чем не бывало, пересели в джип. Всякий автолюбитель меня поймет. Стоит только неудачно припарковаться, и ты уже выходишь из машины, чтобы подосадовать на возможную царапину. Здесь же коллективная демонстрация полного равнодушия и отсутствие всякого интереса к тому, что же случилось с машиной и насколько серьезны повреждения. Почему Чубайс и его охранник, его шофер не осмотрели броневик, ну, хотя бы для того, чтобы владеть первичной информацией, что с ними произошло. Нет же, Чубайс и Крыченко молча выходят из машины, не удостоив даже малейшим вниманием экстерьер БМВ. Водитель Дорожкин тоже особо не волновался, поскольку вообще не выходил из машины.

      Еще одна занимательная деталь. Чубайс и его помощник Крыченко показывают, что после имитации покушения по пути в офис их мобильные телефоны разрывались от звонков. Как сказал Чубайс на суде, он получил сотни звонков. А водитель Тупицын утверждает, что Чубайс с Крыченко в РАО «ЕЭС» ехали молча, никому не звонили, звонков не получали, были спокойны и никаких происшествий не обсуждали. О факте «покушения» Тупицын узнал позже телевизору!

      Давайте на минутку представим себя на месте людей, только что почти взорванных и обстрелянных. Кто-то может сказать, что Чубайс – это кремень. Но рядом с ним сидел Крыченко, который вел себя абсолютно одинаково со своим шефом. И любой психолог, даже такой самодельный, как Гозман, скажет, что Чубайс и Крыченко 17 марта не оказывались в экстремальной ситуации, сопряженной с угрозой для их жизни. По всей видимости, именно поэтому на протяжении двух лет Чубайс, Крыченко и водитель БМВ Дорожкин скрывали сам факт пересадки в «Лэнд Круизер», утверждая, что на подбитом броневике они приехали к спецподъезду РАО «ЕЭС».

      Таким образом, повреждения бронированному БМВ могли быть нанесены только после того, как Чубайс и Крыченко пересели в джип Тупицына. Кстати, Тупицын утверждает, что БМВ доехал до РАО «ЕЭС» лишь спустя 30 - 40 минут, хотя на это требуется 5 -7. При этом, как подтвердил эксперт в судебном заседании, тупые повреждения бронированного заднего стекла БМВ, якобы от осколков взрывного устройства, могли быть образованы от удара кувалдой».

      Разумеется, и упоминание кувалды, и ссылки на неудобные показания свидетелей Вербицкого и Тупицына,  и даже цитирование текста обвинительного заключения про злополучный аккумулятор, судья Пантелеева подвергла злобной цензуре, и то присяжным надо забыть, и это не принимать во внимание. Но, повторяю, нашей целью не является пропаганда ненависти к судьям и судебной системе, ведь именно ненависть и никакие другие чувства возникают у слушателей подобных прений. И потому мы целомудренно опускаем описание того беспредела, который в очередной раз на глазах у всех творила судья, тем более, что подсудимый приближался к самому интересному для нас, а для обвинения самому опасному вопросу: «Почему главное вещественное доказательства не фигурировало в суде? Уважаемые присяжные заседатели! Вам были представлены фотографии поврежденного БМВ. Ровная строчка, которой прошит капот броневика, могла получиться только при автоматной очереди, сделанной сверху вниз спереди по стоящему или медленно движущемуся автомобилю, что позволяет нам говорить об имитации покушения на Чубайса. Ведь это парадокс: защита просит предъявить вам, присяжным заседателям, БМВ Чубайса, - это главное вещественное доказательство преступления, а обвинение, казалось бы, самое заинтересованное лицо в демонстрации подорванного и обстрелянного броневика, как неопровержимого доказательства серьёзности покушения, отказалось это сделать, и даже пытается убедить суд, что БМВ вещдоком не является. Но БМВ Чубайса является бесспорным вещдоком на том основании, что, согласно Уголовно-процессуальному кодексу, цитирую с точностью до запятой ст. 81 УПК Российской Федерации: «Вещественными доказательствами признаются любые предметы: 1) которые служили орудиями преступления или сохранили на себе следы преступления; 2) на которые были направлены преступные действия; 3) иные предметы и документы, которые могут служить средствами для обнаружения преступления и установления обстоятельств уголовного дела». Но если три из четырёх перечисленных в статье характеристик вещественного доказательства прямо указывают на автомобиль БМВ, почему БМВ не только не признан вещественным доказательством, но и вовсе исчез. Нет его! И ни один потерпевший даже заикнуться боится о нём. Самое потрясающее, что обвинение, которое в качестве вещдоков носило сюда горстями окурки, не только не попыталось выяснить, где же их самый главный и единственный подлинный вещдок, но и приложило все силы, чтобы вопрос этот не поднимался в суде. Почему? Да потому что обвинение, так же, как и мы с вами, давно уже поняло, что имеет дело с имитацией, и теперь делает всё для того, чтобы сокрыть от суда доказательства этой имитации. Потому и поторопились убрать БМВ, как главное вещественное доказательство имитации покушения. И раз за разом суду представляются лишь черно-белые ксерокопии ужасного качества фотографий повреждённого БМВ».

      Ожидаемая подсудимым реакция стороны обвинения  во главе с судьей последовала незамедлительно, как хлопок от соединения бертолетовой соли с красным фосфором на школьных уроках химии. Судья завела было привычные ей мантры «подсудимый предупреждается», как утопающий за соломинку схватившись за Уголовно-процессуальный кодекс и, лихорадочно пролистав, открыла статью про вещественные доказательства. Пробежавшись взглядом по тексту, взялась за цитирование, почему-то с изъятиями упомянутых Мироновым мест. Победоносно подняв глаза на подсудимого, она с досадой обнаружила в его руках точно такой же УПК. Миронов явно собирался повторить чтение статьи про вещдоки, восполнив пропуски, учиненные судьей. Пантелеева с надеждой глянула на прокурора. Тот, как Чип и Дейл в одном лице, немедленно пришел на помощь: «Присяжным заседателям в полном объёме были представлены и фототаблицы повреждённого БМВ в самом начале судебных слушаний, и протокол его осмотра с подписями следователя и понятых, которые не вызывают сомнений. Предъявлять же сам БМВ суду – это такой же абсурд, как требовать предъявлять суду труп, если дело касается убийства!».

      Сравнение БМВ с трупом – ход сильный, но явно не в пользу прокурора, ведь бронированная машина, подвергшаяся нападению, - это не человек, а вещественное доказательство, и путать эти понятия  юристу непростительно. Хотя, Каверин - юрист опытный, как-никак пара звезд на широких просветах, давно усвоил, что в нынешних судах простительно всё, непростительно только одно –заказ не исполнить.

      Подсудимый Миронов вздохнул, понимая, что главное высказать все же успел, и пока что не изгнан из зала суда, что само по себе несомненная благосклонность судьбы: «Вопрос десятый. Зачем понадобился обвинению игрушечный автомат, бутылки водки «на бруньках», грязная кепка и куча окурков? Никаких вещественных доказательств, а, именно, доказательств вины подсудимых и самого факта реального покушения на жизнь «государственного деятеля», в деле не содержится. Оружия не нашли. Не нашли на месте происшествия и отпечатков пальцев, слюны, крови и прочих выделений подсудимых, в том числе их «пахучих следов». Свидетельских показаний, даже под угрозой физической расправы и лишения свободы, не получили. Не нашли согласных на подлость и оговор. А главные вещдоки – машины БМВ и «Митсубиси Лансер» в деле отсутствуют. Зато, чтобы хоть чем-то наполнить пустоту уголовного дела, придав ему видимость такового, обвинение с бомжеватой жадностью, насобирало на даче Квачкова водочную тару, рюмки, окурки, сигаретные пачки. На водочных бутылках отпечатки пальцев Яшина, все остальные остатки дачного пикника следов подсудимых не имеют. Еще в машине Надежды Квачковой нашли грязные шапку и кепку. Присутствует в деле и лингвистическая экспертиза, сделанная почему-то историком, специалистом по северо-американским индейцам. Но даже специалист по индейцам не вычитал в книге Б. С. Миронова «Приговор убивающим Россию» ни призывов убить Чубайса, ни выражений ненависти в его адрес.

      Зато  показания на суде самого Чубайса  были полны, мягко говоря, нескрываемой неприязни к подсудимым. Чубайс, не видев никого из нас на месте происшествия, напомню, что и его там никто не видел, заявил суду, что подсудимые, цитирую, «сидели в кустах». И за эти бездоказательные обвинения мы можем получить пожизненное?! А чего стоит тот незабываемый момент, когда Чубайс на суде похвастался, что если бы он заплатил прокуратуре, то я бы из тюрьмы не вышел. Все это свидетельствует о личной неприязни Чубайса к нам, подсудимым, людям, которых он до суда в глаза не видел.

      Вообще  создается ощущение, что обвинители не сумели или сробели объяснить  Чубайсу, что он должен говорить в своих показаниях перед присяжными, ибо именно его показания – самые противоречивые из всех, услышанных нами на суде.  Чубайс говорит, что был в БМВ под обстрелом и взрывом, но почему-то не помнит ни обстрела, ни взрыва, ссылаясь на то, что не отводил глаз от телефона. Чубайс уверяет, что ездил без охраны по неперекрытым дорогам, но свидетельница Филиппова рассказала на суде, что дороги перекрывали и кортеж состоял из трех машин.   Чубайс утверждает, что его четырёхтонный броневик от взрыва подбросило, что пули, как заговоренные, попадали исключительно в его БМВ, старательно огибая попадавшиеся на пути другие машины. Чубайс долго скрывал, что после взрыва приехал в РАО «ЕЭС» на другой машине, а когда его поймали на лжи, стал настаивать, что его об этом никто не спрашивал. Чубайс насчитал на БМВ десятки пулевых пробоин, а эксперты установили по всей машине не больше двенадцати, а там, где, якобы, сидел Чубайс, и вовсе ни одной. Чубайс убеждает, что против него действовали профессионалы, хотя именно профессионалы не полезли бы никогда подрывать бронированную машину, когда есть возможность подорвать личную небронированную, в которой, как признал Чубайс, он сам ездил за рулем и хорошо просматривался через лобовое стекло. Вот почему могу сказать, подобно прокурору, мы критически оцениваем показания Чубайса и полагаем, что они лживы».

      Миронов решительно выпрямился, оторвав взгляд от бумаг. Его расследование близилось  к концу: «Как я оказался обвиняемым по делу о «покушении» на Чубайса? Обвинение утверждает, что я участвовал в так называемом покушении, выследил Чубайса, в неустановленном месте в неустановленное время у неустановленных лиц приобретал-перевозил неустановленное оружие и взрывчатку, изготавливал взрывное устройство, а после подрыва расстреливал из заснеженного леса чубайсовский броневик. Каковы доказательства? Изначально основным доказательством моей причастности должна была стать моя машина - Хонда Аккорд 1998 года выпуска с госномером М443СХ97, приобретенная у однокурсницы по аспирантуре Екатерины Пажетных в 2004 году по генеральной доверенности. Преступники, которые разрабатывали имитацию, подготовили двойник моей машины, который, по всей видимости, был засвечен утром 17 марта на Минском шоссе, что непременно было зафиксировано системой «Поток». Кроме того, по сценарию планировалось вытрясти лживые показания на меня у юридической хозяйки машины - хрупкой девушки со слабым здоровьем. Но, как говорится, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Спектакль начал сыпаться, когда за два дня до задуманной имитации моя машина со сломанным двигателем на три недели была поставлена в автосервис. Провокация была сорвана окончательно, когда Катя Пажетных даже под прессом автоматчиков, ворвавшихся в квартиру ее семьи, отказалась лжесвидетельствовать против меня. В отместку за принципиальность и порядочность девушку обвинили в содействии терроризму, и она была объявлена в федеральный розыск. Однако страшный заказной следственный механизм был запущен, имя «злодея» названо.

      Для чего была запущена в дело машина-двойник? Наличие в деле двойника моей Хонды с головой выдает заранее спланированный сценарий имитации покушения. Удивительно, но доказательства существования машины-двойника и выбивания из Екатерины Пажетных показаний обнаружились в нашем же уголовном деле. Во-первых, это протокол об административном правонарушении от 21 марта 2005 года в отношении некоего гражданина Потапова, который, согласно документу, передвигался на идентичной моей машине с идентичным госномером. При этом сам Потапов, кстати, мой ровесник, вызванный на допрос, открестился от моей машины, заявив, что 21 марта он никогда не был в районе Химок, где была остановлена машина-двойник. Примечательно, что впоследствии все попытки вызвать Потапова в суд для дачи показаний, оказались безуспешны. Таким образом, выходит, что машиной с поддельными номерами или управлял некто по фальшивым правам, или ею управлял сам Потапов, который сейчас скрывается от судебного следствия, если, конечно, он еще присутствует в списках живых. Во-вторых, в деле содержится заявление Екатерины Пажетных, где она заявляет, что под угрозой лишения свободы от нее требуют оговорить Ивана Миронова, на что она не пойдет ни при каких обстоятельствах. И, наконец, как показывает свидетель Игорь Карватко, один из руководителей Департамента по борьбе с организованной преступностью некто Корягин, прямо заявил Карватко, что «было две Хонды, и одна уехала в сторону Питера». Кстати, тот же Корягин сообщил Карватко, что у них «имеются неоспоримые факты, что Служба безопасности РАО приняла в этом участие».

      Надо  ли говорить, что в самом захватывающем  месте, когда Миронов предъявил  доказательства существования машины-двойника из уголовного дела, его голос был заглушен резким криком судьи. Какое-то время они говорили вдвоем. И каждый участник процесса выбирал, что ему интереснее слушать – историю Миронова про две Хонды и Службу безопасности РАО «ЕЭС» или надоевшую пластинку судьи Пантелеевой о том, что-де Миронов не имеет права все это оглашать при присяжных, а присяжные не имеют права все это слушать.

      Понятно, что всё равно всё привычно закончилось привычным до чёртиков сольным исполнением судейской  арии «присяжные должны оставить без  внимания слова подсудимого Миронова»  и подсудимый Миронов продолжил говорить уже один: «Почему система «Поток» не зафиксировала мою машину? Когда сразу же после имитации стало известно, что машина, на которой я, якобы, «покушался» на жизнь государственного деятеля, находилась и находится в сервисе на глазах десятков свидетелей, преступники, чтобы избавиться от следов машины-двойника, решили зачистить систему «Поток». Но и здесь вышла промашка. Переусердствовали и удалили все записи с Хондой, реальной и подставной. Таким образом, несмотря на то, что я неоднократно проезжал по Минскому шоссе в другие дни, система «Поток» «волшебным» образом ее не зафиксировала. В результате удаления из записи машины-двойника появились «дырки» в системе «Поток» за 16 марта. Запись показывает, что тогда в течение 40 минут по Минскому шоссе вообще ничто не ездило, хотя такого быть не может!».

      Кажется, все доказательства имитации покушения  на Чубайса были представлены Мироновым  суду, оставалось только выявить мотив содеянного. Подсудимый говорил четко и быстро, ожидая всякий миг, что его остановят: «Зачем Чубайсу «покушение на Чубайса»? Сам Чубайс ясно говорит в книге «Крест Чубайса», что к 2005 году он был готов приступить к завершающему этапу уничтожения последней опоры советской империи – единой энергосистемы страны, но было всё ещё сильное сопротивление целого ряда губернаторов, учёных, энергетиков. «Надо было думать о неожиданных ходах, чтобы сломить сопротивление». Имитация покушения и раздутая вокруг нее шумиха переводила всех критиков и противников реформы в возможных заказчиков покушения. Испугались и замолчали все, кто мог оказать серьезное сопротивление реформе электроэнергетики страны, хотя жизнь показала, что критики были правы: в итоге чубайсовской реформы тарифы на электроэнергию выросли в десять раз, уничтожена лучшая в мире энергосистема. По свидетельству советника президента Андрея Илларионова, в бюджет страны не поступило ни цента из 32 миллиардов долларов, полученных Чубайсом от распродажи энергосистемы».

      Оглушительная цифра в 32 миллиарда украденных долларов утонула в крике судьи о  том, что данный факт не исследовался в суде. Впрочем, мы все хорошо помним, что когда данный факт Миронов пытался «исследовать в суде», требуя оглашения перед присяжными документов, судья настаивала, что 32 миллиарда не относятся к фактическим обстоятельствам дела.

      «Таким  образом, - голос Миронова нарастал в тишине неуставшего зала, - прокуратура не только не смогла доказать недоказуемую виновность подсудимых, но, благодаря показаниям свидетелей братьев Вербицких, Тупицына, Иванова, Филькова, Гуриной, Ивашова, показаниям так называемых потерпевших Моргунова, Клочкова, Дорожкина, Хлебникова, Крыченко, Чубайса, а также системе «Поток», протоколам осмотра и экспертизам БМВ и «девятки» Игоря Вербицкого, в этом судебном процессе удалось установить, что 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе была организована имитация покушения на А. Б. Чубайса, в которой задействована Служба безопасности РАО «ЕЭС».

      Уважаемые присяжные заседатели! Я верю, что  благодаря вашей объективности, вашей совести, вынесенному вами справедливому вердикту, мы вскоре поменяемся местами с так называемыми потерпевшими, которые ответят за преступление, совершенное ими 17 марта 2005 года, ответят за годы нашего преследования и тюрьмы, назовут непосредственного организатора и заказчика имитации, какой бы очередной трон тот не занимал и какую бы очередную корону не примерял».

      Так закончились прения сторон. Осталось последнее слово подсудимых. И присяжные заседатели уйдут в совещательную комнату решать их судьбу.

Любовь  Краснокутская.

     (Информагентство  СЛАВИА)