— Прилетели смотреть, как мы готовимся к встрече первых лиц? — спросил моряк-черноморец, когда группа московских журналистов выползла из самолета на полосу степного военного аэродрома.

— Каких еще первых лиц? — не поняли мы. — Кого вы тут считаете первыми?

— Ну как же, — удивился моряк, — разве вы не в курсе, что Севастополь в День Военно-морского флота ждет двух президентов: Медведева и Януковича? Всех уже на уши поставили. За вами следом вот главком ВМФ летит...

— А он для вас какое лицо: первое, второе или третье?

Моряк растерялся, так и не решившись признать главкома третьим лицом.

— Ладно, если пьедестал первых лиц занят, мы готовы быть четвертыми. Показывайте нам — четвертой власти, — как вы тут готовитесь к приезду первой.

Так начался наш пресс-тур в Севастополь, организованный Минобороны к Дню Военно-морского флота. Первым пунктом посещения стала единственная в стране школа водолазов. Она разместилась в Херсонесе, у подножия Свято-Владимирского собора, где князь Владимир принял крещение, и затем уже в Киеве крестил Русь.

Начальник школы капитан 1-го ранга Николай Седов сразу ведет нас к столам, где разложено водолазное оборудование. Глаз тут же натыкается на огромный шлем, напоминающий фильм о капитане Немо.

— Старенькое снаряжение? — спрашиваю я командира.

— Не новое, — изящно уходит он от прямого ответа. — Но нерабочего нет. — И, показывая на «костюм Немо», уточняет: — Этому трехболтовому снаряжению более 100 лет, но оно используется до сих пор.

Шустрая тележурналистка тут же просит примерить раритет.

— Сколько вы весите? — интересуется офицер.

— 57 кг, — кокетливо улыбается девушка.

— Значит, не судьба. Вес этого костюма 81,5 кг. Он вас раздавит.

— А если матрос весит меньше 80 кг, он тоже не сможет его надеть?

— Сможет, только на берегу придется напрячь мышцы. Но после того, как спустишься под воду, костюм станет невесомым.

— Есть ли у вас что-нибудь более современное? — уточняю я.

— Да, — отвечает командир, показывая на резиновое изделие ярко-желтого цвета. Но года его создания он все же не называет и приглашает подойти к воде, где идут тренировки водолазов.

Пока спускаемся к морю, пытаю командира:

— Сколько у вас получает профессиональный водолаз-контрактник?

— Денежное довольствие порядка 3,5 тысячи гривен (чтобы перевести в рубли, нужно умножить на 3,75) и плюс за водолазные спуски. Это в среднем еще 2,5 тысячи гривен. В месяц выходит порядка 5–6 тысяч гривен. Срочник получает 100 гривен.

— А сколько получаете вы?

— У меня набегает 8 тысяч гривен. Умножаем на четыре, это порядка 30 тысяч рублей.

Тем временем у воды разворачивается яркое действо. На фоне кораблей из глубин моря появилась шестерка водолазов. Зажигая красные факелы, они бросают их на воду, обозначая безопасный фарватер для кораблей.

— Наш ежегодный выпуск 160 человек, — рассказывает офицер. — Берем нулевых призывников. Они проходят отбор по здоровью и морально-психологической устойчивости. Затем месяц — теория, еще три — водолазный полигон. Времени мало, поэтому образование приветствуется. Сейчас из тех, кто у нас учится, 41 человек с высшим образованием.

Между тем нас приглашают в другой отсек, где идет подготовка к погружению почти целого взвода водолазов. На входе там висит табличка: «Место купания личного состава». От зависти к личному составу начинает ныть в груди:

— А места для купания журналистов у вас тут случайно нет? — осторожно намекаю я офицеру.

Намека тот не понимает и строго отвечает:

— Нет. Но в следующий раз предусмотрим.

Что ж, остается под палящим солнцем наблюдать, как бойцы, тройками спускаясь по трапу, уходят под воду. Причем почему-то с автоматами Калашникова наперевес. Интересно, что они с ними там делают? Пугают барабульку?

Вскоре бойцы теми же тройками поднимаются по трапу и, маршируя в чавкающих мокрых ботах, выстраиваются на берегу:

— Здравия желаю, владыка морей! — дружно рапортует строй и начинает палить из автоматов.

— Все, перегрелась... Какой еще владыка морей? Нет такого звания на флоте.

Офицер, успокаивает:

— Не удивляйтесь, это ж мы выступление ко Дню флота репетируем.

Ах, ну конечно же: День флота, праздник, первые лица...

— И кто у вас будет владыкой морей: Медведев или Янукович? — зачем-то смущаю я этим вопросом офицера.

Тот молчит, видимо, оценивая, можно ли этот вопрос считать политкорректным. Затем, хмуря брови, бурчит: нам-то что, кого подведут, тот и будет.

— Вот-вот, — соглашаюсь я с ним. — И нам так же: кого на следующих выборах подведут, тот и будет. Давайте лучше купаться?

На следующий день по плану у нас встреча с морской пехотой. Едем в расположение отдельной бригады, где нас встречает подполковник Сергей Ловкачев. На вопросы он отвечает прямо, не юлит. О том, кто для них потенциальный противник, твердо заявляет: НАТО, в первую очередь Турция.

Рассказывает, что контрактников в части 25%, а хотелось бы больше. Что бойцы, как и раньше, ходят в караулы и наряды по кухне, так как с аутсорсингом проблемы. По правилам нашего Минобороны военных могут обслуживать только российские компании, но договориться о том, чтобы они работали на территории Украины, сложно.

Подполковник показывает плац, казармы и место для купания солдат:

— У нас, между прочим, есть те, кто не умеет плавать. Учим их, но, честно говоря, за год научить не успеваем. Кстати, пару лет назад я видел, как в Турции матросов тоже учили плавать. Это было на базе Аксаз Кара-Агач, на международных учениях. Турки клали человек сто на живот, и те имитировали плавание сначала на берегу. Потом их заводили в воду по колено, затем по шею...

Как воюют не умеющие плавать морпехи, мы увидели в тот же день на полигоне в бухте Казачья на учениях, которыми руководил командир бригады полковник Владимир Белявский — Герой России. Предстояло отработать сначала погрузку пехотинцев на корабль на бронетранспортерах (БТР), затем высадку десанта и бой на необорудованном побережье.

Необорудованным его, правда, можно назвать условно. Стройки, дома, апартаменты для курортников наступают на границы полигона, угрожая превратить его в обычный пляж.

Выполнение боевой задачи началось с того, что большой десантный корабль (БДК) «Цезарь Куников» снялся с рейда и, подойдя почти вплотную к берегу, распахнул носовую часть трюма.

С берега прямо в эту раскрытую пасть двинулась колонна БТРов. Словно огромная рыба-кит, корабль глотал машины одну за другой, чтобы через несколько минут выплюнуть их из своего чрева уже на глубине, откуда они сами поплыли к берегу. Здесь из них выскочили бойцы и пошли в наступление на невидимого противника.

Символично, что бой происходил на фоне огромных баков нефтехранилищ, словно напоминая нам истинные ценности современной России, на страже которых стоит сегодняшняя армия.

Щелкая фотоаппаратом, я вспоминаю, что точно такую же картинку с тем же «Цезарем Куниковым» я уже видела. Это было лет двадцать назад на полигоне под Туапсе. Удивительно все же: умирают и рождаются государства, меняются ценности и цены, и только наша армия умудряется применять все те же методы ведения боя, воюя все тем же оружием...

Но, может, в этом и состоит наша главная военная хитрость? Недаром в армии так любят повторять: стабильность — признак мастерства.

От морпехов мы отправились к спасателям. В свете последних событий с теплоходом «Булгария» эта тема казалась особенно актуальной. Моряки и сами невольно возвращались к ней не раз, показывая, как должны были бы действовать капитан и экипаж «Булгарии» на аварийном судне.

— Я в спасателях с 99-го года, — рассуждал командир 37-й бригады спасательных судов капитан 1-го ранга Владимир Береговой, — но не помню, чтобы хоть год обошелся без нас. Мы и Украине тут хорошо помогаем — у нее спасательные силы намного слабее.

— Помогаете за деньги?

— Нет, мы военные, у нас принцип совместного базирования.

— И турок спасать будете?

— Всех будем. На совместных маневрах это отрабатываем. Сейчас одно наше судно с учений в Норфолке (США) возвращается. Другое из Африки идет, третье в Аденском заливе борется с пиратами. И дома дел хватает. В 2008 году, например, после ноябрьских штормов в Черном море мы подняли 11 затонувших кораблей. До сих пор все они в строю. А тот буксир, что их спасал, недавно был на учениях с НАТО «Болд-Монарх-2011».

— Что вы на них делали?

— Каждый день там планировалась аварийная подлодка: ложилась на грунт, и ее нужно было спасать. Каждый корабль применял свою тактику. Мы с помощью спасательного колокола совершили шесть стыковок к натовскими подлодкам, выводя подводников на борт.

— Как вам показались натовские коллеги?

— Нормально. В кают-компании вместе пили кофе, кока-колу, коньяк. На американских кораблях в буфетах всегда есть вино, пиво. А у нас по уставу не положено. Заначка лишь для гостей. Вообще отношения были очень дружелюбными. После одного случая они нас вообще считали героями. Там каждый день десантные баржи развозили по кораблям международных наблюдателей. И вот как-то в сильный шторм прошла команда: отбой учений. Людей надо было забрать, но все суда отказались выходить в море. Только наш «Шахтер» прошелся по кораблям, собрал наблюдателей и отправил их на берег.

— Что вам больше всего у них понравилось?

— Новая техника. Если ей пять лет, она у них уже считается старой. Для нас пять лет — это новинка!

Одну такую новинку мы увидели на спасательном судне «Эпрон». Это был водолазный костюм, больше смахивающий на космический скафандр.

— Наш «железный человек», — представил его капитан 1-го ранга Дамир Шайхутдинов. — Канадская разработка. Способен выполнять работы на глубинах до 365 м. Но, главное, водолаз внутри него находится под обычным атмосферным давлением. Ведь после спуска на 125 метров режим декомпрессии может занимать до 25 часов. А «железного человека» спустил, тут же поднял — и никаких проблем.

Других новинок мы не увидели. Суда на флоте в основном старые, 50–60-х годов прошлого века. К примеру, «Эпрон», на котором нас принимали спасатели, 1959 года постройки, хотя по виду и не скажешь.

«Эпрону» повезло, говорят моряки. В 1986 году его захотела купить одна из стран. И с 1986-го по 1989 год на Севмашзаводе его фактически перестроили. Но затем развалился Союз, договоренности забылись, и «Эпрон» остался дома. А вот другому, более современному спасателю «Эльбрус» — его называли Голиаф Океанов — не повезло. Он пришел на завод в лихолетье 90-х. Простоял там несколько лет, проржавел и был списан.

Такая участь в то время постигла многие корабли. Те, что выжили, экипажи сейчас берегут как великую ценность, тем более что есть среди них и небывалые раритеты. Так, в боевом составе Черноморского флота есть спасательное судно «Коммуна» 1915 года постройки. Причем оно до сих пор служит, поднимая затопленные корабли.

На флагман Черноморского флота — гвардейский ракетный крейсер «Москва» — нас везли на легком катере через всю бухту «Северная».

— Это практически весь украинский флот, — грустно сказал наш сопровождающий, когда мы шли мимо кораблей: «Гетман Сагайдачный», «Славутич», «Константин Ольшанский»...

Я невольно усмехаюсь: весь украинский флот легко уместился у меня в одном фотокадре. Туда даже еще попали и пришвартованные на той же стоянке российские катера «Бора» и «Самум».

— Причал тут общий, — рассказывает офицер, — каждое утро в 8.00 и украинцы, и россияне поднимают флаги. У них команды звучат на украинской мове: шикуйсь, струнко! У нас на русском: равняйсь, смирно! Затем одновременно исполняются гимны Украины и России.

— Зачем одновременно? Кто громче?

— Нет. Положено. Ритуалов же никто не отменял. И они, и мы все еще живем по старым советским традициям. Только украинские моряки больше теперь стараются работать по документам НАТО. Зато наши чаще участвуют с НАТО в совместных учениях.

Веселое соцсоревнование, думала я, поднимаясь на палубу крейсера «Москва», где нас встречал командир — гвардии капитан 1-го ранга Сергей Трунин. Он провел нас по кораблю, рассказывая буквально про все. Про ударный комплекс «Базальт», с 16 ракетами весом в 6 тонн и дальностью 550 км. Про вертолет с противолодочным оружием. Про комплекс ПВО — аналог сухопутного С-300, автономный ЗРК «Оса», антенну, которая видит цели за 100 км, и бомбовые установки для защиты от подлодок.

Боекомплект «Москвы» выглядел убедительно. Но при всей этой мощи один предмет на корабле меня все же смутил. В командирской рубке на разложенных картах я увидела старенький морской секстант.

— Неужели навигация корабля с таким вооружением зависит от допотопного секстанта? Или у вас нет GPS и ГЛОНАСС?

— Да все у нас есть, — усмехается командир. — Но, знаете, как-то приехала к нам группа офицеров с иностранного судна. Один из гостей, так же, как вы, видит секстант и начинает смеяться. Подходит его командир и говорит: «Ты не смейся, вот откажут все эти спутниковые системы, они смогут определить место корабля старым дедовским способом, а ты — нет».

В этот момент в иллюминаторах «Москвы» показался ракетный корабль на воздушной подушке «Самум» — убийца авианосцев, самый новый на флоте, спущенный на воду в 1992-м, а в 2002-м перебазированный с Балтики в Севастополь.

Огромное преимущество «Самума» — воздушная подушка, с помощью которой он может развивать скорость до 55 узлов (под 100 км в час). А значит, он может быстро нанести удар и тут же уйти от противника.

На борту «Самума» 8 ракет, которые американцы зовут «Sun burn» («солнечный ожог»), в российском варианте — «Москит». Такая ракета имеет уникальные свойства: она идет над водой на высоте 4–6 м и, поскольку скорость ее огромна, поднимает за собой массу водяной пыли, а потому на локаторе не видна.

Ее можно заметить лишь на подлете к цели. В этот момент она делает вираж — встает как кобра и бьет сверху по корпусу корабля. Головная часть ее сделана из титанового сплава, температура горения которого около полутора тысяч градусов. Потушить его практически невозможно, и кораблю, по которому ударила такая ракета, — верный конец.

Моряки говорят: нам бы 5–6 таких кораблей, мы были б королями на Черном море. Сейчас их всего два — «Бора» и «Самум». И, к сожалению, такие корабли больше не строятся. Двигатели, нагнетающие воздух в воздушную подушку, делались на Украине, а она перестала их выпускать. Но главное предназначение таких кораблей — наносить удары по межвидовым авианосным группам. А у кого есть такие группы? У США. Но мы ведь больше не гоняемся за их авианосцами. Вот у нас и решили: такие корабли нам не нужны.

Правда, моряки с «Самума» говорят, что буквально месяц назад им пришлось-таки погоняться за американским крейсером «Монтерей», который пришел на учения «Си Бриз-2011», а затем ушел в Грузию.

Наши держали его на протяжении всего пути на расстоянии выстрела. Американцы пытались уйти: то сбрасывали скорость до 3 узлов, то приближали ее к тридцати — маневрировали, пробуя оторваться. Но наши их так ни разу и не выпустили из зоны поражения вплоть до Батуми.

Крым, Черноморский флот, Севастополь, нефть, газ — эти понятия давно сплелись в сознании людей в единый клубок проблем, который сильно портит отношения России и Украины. В последнее время, говорят черноморцы, наши отношения заметно потеплели. Но все же мы хорошо помним, что, когда по утрам мы пели общий гимн, а не как сейчас: каждый свой, кто громче, — то были сильней.

Так, в 1991 году ЧФ включал 835 кораблей всех существующих классов. В 1992–1993 их было уже 400. А из 338 кораблей, доставшихся России в 1997-мпри разделе, на ходу теперь осталось порядка 35.

И вот уже можно слышать: зачем нам такой флот? Пусть умирает своей смертью. Все равно ведь, случись что, турки, владеющие проливами, запрут его в черноморской луже, где он и сгинет, не сделав ни единого выстрела.

Но есть и другая точка зрения. Она обращена к истории. После вхождения в 1783 году Крыма в состав Российской империи между Россией и Турцией в 1791 году был заключен Ясский мирный договор. Кроме прочего он подразумевал и то, что Турция признает права Российской империи на Крым и предполагает, что в случае отказа от этих прав Крым возвращается Турции.

Договор этот, конечно, древний, но юридически до сих пор никем не отменен. Современная Турция — правопреемник Османской империи — ни от каких договоров не отказывается. И о своих правах на Крым отлично помнит.

Хорошо, если б о них помнили еще и братья-славяне, которые в своих бесконечных спорах превратили Черноморский флот в разменную монету, окончательно забыв о его исторической роли на этом полуострове.