Была ли клевета?

«Я с самого начала суда обращала внимание на неконкретность обвинения моей подзащитной, — сказала The New Times адвокат Марина Андреева. — После нескольких месяцев судебного разбирательства стало понятно, что Крепкова не только не обвиняла Иванина в использовании рабского труда, она вообще не говорила о том, что командир «Зубра» имеет к этому отношение. Поэтому в ее действиях нет не только состава преступления, нет самого преступления».
Следствие длилось целый год, были допрошены 120 свидетелей, гособвинитель вызвала в суд всего двух. Но эти свидетели не могли сообщить по существу дела ничего конкретного. У защитников Крепковой создалось впечатление, что ни судья, ни прокурор конкретики не искали. Более того, и они, и даже сам потерпевший Иванин не читали статью «Рабы «Зубра». Так что адвокату Андреевой даже пришлось в прениях полностью зачитать интервью Крепковой.
В поисках выхода
Читка интервью в суде не помогла прокурору Гуревич. Она попросила для подсудимой два года условно. Судья Зубова взяла тайм-аут на две недели. Почему?
«Видимо, судья поняла, что выносить Крепковой обвинительный приговор не за что, — считает адвокат Андреева. — Кроме того, судья не могла не знать, что в Госдуме на рассмотрении находятся президентские поправки в УК, согласно которым клевета из уголовного преступления переходит в разряд административных правонарушений. Возможно, судья решила: если поправки будут приняты, можно будет через пару месяцев дело тихо прекратить, но ни в коем случае не оправдывать Крепкову. Ведь оправдательный приговор был бы индульгенцией остальным: можно выступать против системы и не понести за это наказания».
Никакой шизофрении
10 августа Лариса Крепкова должна была произнести на суде последнее слово. Она собиралась говорить о том, что не признает себя виновной и не отказывается от тех слов, которые опубликованы в ее интервью, потому что все это чистая правда, и судить ее не за что. После этого судья Зубова должна была удалиться в совещательную комнату для вынесения приговора. Но обычное заседание, не предвещавшее никаких сенсаций, закончилось беспрецедентным решением, которого в московских судах давно не было.
В маленьком зале мирового участка № 380 в тот день, кроме корреспондента The New Times, не было зрителей. С левой стороны от судьи — прокурор и потерпевший, командир отряда «Зубр» Александр Иванин, высокий, в пятнистой форме, гладко выбритый загорелый череп, холодные глаза. Рядом с ним его помощник, за время заседания не проронивший ни слова. Справа от судьи — подсудимая Лариса Крепкова: стрижка «ежик», усталый внимательный взгляд. Год она ходит под дамокловым мечом: ведь статья о клевете предполагает и реальный срок наказания — до трех лет лишения свободы. Рядом с Крепковой — два адвоката.
Заседание началось, и судья неожиданно для защиты обратилась к прокурору: «Мы все исследовали?» — «Нет, — ответила прокурор. — Я прошу суд возобновить судебное следствие». Вопрос к подсудимой: «В настоящее время какое ваше состояние здоровья — физическое, психологическое?»
Лариса Крепкова чуть слышно ответила: «Я отказываюсь отвечать на этот вопрос». Прокурор продолжала: «У меня ходатайство. В материалах дела есть сведения, что Крепкова в течение длительного времени находилась в психиатрической больнице, страдала головными болями и есть медицинские документы, где Крепковой был поставлен диагноз «шизофрения». Ходатайствую о проведении судебно-психиатрической экспертизы. Следует выяснить, отдавала ли Крепкова отчет своим действиям и могла ли руководить ими».
Потерпевший Иванин согласился с прокурором. Адвокат Андреева не могла сдержать эмоций: «Я категорически возражаю. Это возвращение к карательной психиатрии советских времен. Расправа. Прошу внести это в протокол».
Судья Зубова ударила судейским молотком по столу и объявила: «Суд удаляется в совещательную комнату. Решение будет вынесено завтра в 9 утра».
11 августа была назначена амбулаторная судебно-медицинская экспертиза Ларисы Крепковой. Среди перечисленных диагнозов, которые позволили судье вынести подобное решение: астенический невроз, последствия ишемического инсульта в височной доле правой гемисферы. Но никакой шизофрении, о которой заявляла прокурор Гуревич.
«Возобновление судебного следствия перед последним словом подсудимого — случай беспрецедентный, — объяснила The New Times адвокат Андреева. — Кроме того, прокурор уже изучала справки о болезни Крепковой, и у нее не возникало мыслей о проведении экспертизы. Вся эта затея с психушкой придумана для того, чтобы тянуть время и попортить нервы Крепковой. Очевидно, что невменяемой ее не признают».
Понятно, что цель судебного процесса — не разобраться в обстоятельствах дела. Цель — наказать. А для этого, как видим, сгодится и психушка.