Представим себе такую картинку: по результатам выборов в Думе оказались несколько партий. Их спектр – от национал-большевиков до ультраправых, при этом 64% набрала партия Русского Большинства. Все депутаты в ней – русские, на выборы они шли с деньгами от русских предпринимателей и с программой русских и только русских интересов.

Первым делом после выборов депутаты отменяют русофобские статьи в УК, потом открывают депутатские расследования по делам этнических мафий, вводят законы, ограничивающие их беспредел в России. Следующий пакет законов перераспределяет ресурсы, отнятые у русских, в пользу титульного народа. По всем этим вопросам думские фракции голосуют практически единогласно «да». Против голосует те, кто представляет этнические меньшинства, но, как и должно быть при демократическом правлении, их голос пропорционален размеру их электората.

Спор между думскими фракциями идет лишь о том, как лучше распределить вернувшиеся нам ресурсы: какие социальные программы восстанавливать первыми, в какие отрасли вкладывать вставшие под русский контроль деньги, какие принять законы о СМИ, вышедших из-под контроля русофобов, чтобы они так и остались в русских руках и т.д. Никто из депутатов не продает свои голоса и не прогибается под давлением исполнительной власти.

* * *

В сегодняшней России это читается как фантастический рассказ, куда фантастичнее «Карантина». Более того, русские живут в полной уверенности, что в России такого не бывает и быть вообще не может. Эти же люди, впрочем, допускают мысль, что в других странах и у других народов такое положение вещей отнюдь не столь фантастично и в значительной степени соответствует реальности.

Довольно много и тех, кто вообще на задумывается о подобных материях и ограничивает сферу своих интересов личными проблемами. Такое отношение не стоит путать с безразличием к политике тех народов, у которых все обстоит благополучно. В нашем случае уместнее называть это апатией, которая возникает, например, у больного, которому не помогли врачи и лекарства, и теперь вместо того, чтобы пытаться вылечиться, он приспосабливается к болезни. – «Ножки не ходят?» - «Ну как-нибудь бочком. С палочкой там, от стенки к стеночке, а там и перемогусь, глядишь».

* * *

Кстати, русским вообще свойственно именно такое отношение к болезням: перетерпеть. Не лечиться, а именно пережить.

За этим стоит, в частности, любопытный для нашей темы архетип гетерономного этноса. Его можно назвать культ больного.

Заключается он в том, что здоровое и больное состояние в представлениях людей меняются местами. Болезнь становится не только нормальным и привычным состоянием, она становится желанной. Нет, конечно, никто в своем уме не желает себе физической боли и ограничений, которые влечет болезнь, но зато люди активно ищут те симпатии, которые вызывает в гетерономе болезнь, больные люди, увечье и слабость. Болезнь и слабость в гетерономе представляют собой один из немногих механизмов социализации. Они открывают доступ к эмоциональным ресурсам непосредственного окружения.

Больной и слабый человек пользуется не только вниманием и заботой, но и уважением. В гетерономе болезнь и страдания представляют собой социальный капитал, который легко конвертируется в высокий социальный статус. Достаточно вспомнить неисчислимые образы согбенных, увечных, разного рода неудачников и умственно отсталых, которыми с удивительным постоянством наполняется пространство образов, в котором русские обычно ищут ответы на метафизические вопросы.

Взять хотя бы недавний фильм «Остров», в котором военный преступник, патологический лгун, предатель и убийца (покушавшийся на убийство офицера) назначен режиссером Лунгиным в главные герои и воспет в качестве «прижизненного святого». Стоит только дернуть за эту ниточку, и по ней одной можно размотать такой клубок обмана, который постоянно как яд вливаются в русское сознание, что останется только удивляться, как русские все еще сохранили остатки здравого смысла.

Все закономерно в этой больной системе образов: больной этнос выбирает больных лидеров. И наоборот: этносу прививают болезнь, подтасовывая ему больных лидеров.

* * *

Большинству русских это не приходило, не приходит и не придет никогда в голову. Они жили и живут теми образами и архетипами, которые были созданы и продолжают конструироваться для их порабощения и уничтожения.

Но что делать тем, кто вырвал из вены иглу с ядом и выпал из контура нескончаемого гетерономного обмана? Как жить таким людям? – ведь первая реакция после того, как человек выпадает из него – шок. Гораздо спокойнее и проще жить как все и не загружать себе теми проблемами, которые в одиночку решить невозможно.

Осознавший всю глубину обмана и его фантастические, не укладывающиеся в сознание масштабы, теряет почву под ногами. В самом деле: подумать только, целый огромный народ, сто сорок три миллиона человек разводят, как наперсточники лоха. Миллионы людей ссчитают себя хуже всех других народов, сами суют шею в петлю и признают себя же самих виноватыми в том, что с ними проделывают!

Если сформулировать для себя эту простую мысль, становится не по себе.

А ведь сухое научное понятие «гетерономный этнос» на деле означает именно это.

* * *

Представим себе здорового человека, осиротевшего сразу после рождения. Его родителей убили, и убийцы взяли его на воспитание, но взяли вовсе не для того, чтобы вырастить такими же людьми, как их собственные дети. Ребенок был нужен им, чтобы обратить его в рабство, когда он повзрослеет, и поэтому они с детства внушали ему мысль о неполноценности.

Когда он учился ходить, ему дали костыли и строго-настрого запретили ходить без них. Мальчик выучился ходить с костылями. Он ковылял, а сыновья его приемных родителей бегали, но ему и в голову не приходило отбросить костыли и побежать: ведь первое слово, которое он выучил было «больной». «Мальчик больной, мальчик хороший, – гладила его по головке мачеха. – Мальчик хороший, потому что больной. Я люблю больного, а здоровых не люблю. Здоровый фу! Больной хорошо!» Потом она уходила в соседнюю комнату. Оттуда доносился ее голос и потом смех ее сыновей и мужа. Она рассказывала, что она только что внушила приемному сыну, и всем им было смешно. Еще смешнее им всем было, когда сирота повторял, не умея правильно выговорить, «больной, я больной» и радостно улыбался. Он так и вырос: с костылями, не выговаривая половины звуков, слабым и трусливым и –самое главное- с глубокой уверенностью, что он болен и слаб и что болезнь есть благо.

Более того, ему внушили, что болезнь это и есть его «я», то, что отличает его ото всех других. Во всех своих бедах он привык винить только себя.

Вот этот ребенок и есть русские на сегодняшний день.

Теперь задумаемся, что будет, если найдется человек, который расскажет этому ребенку, что с ним на самом деле произошло? Правильно: он бросится на такого умника с кулаками.

Это и есть еще один мотив поведения современных русских в отношении своих национальных лидеров.

Ложь и обман, что у русских нет лидеров. Их сколько угодно. Сколько надо. Проблема лидерства в национальном движении русских вовсе не в недостатке лидеров. Она заключается в том, что русские сами отключают кислород этим людям, потому что та правда, которую приходится узнать о себе тем, кто соприкасается с лидерами, слишком ужасна. Особенно для тех, кто привык всю жизнь считать себя слабым и виноватым в собственной слабости.

* * *

Национальное лидерство в современной России это убыточное предприятие. Убыточное не только с точки зрения денег и вообще материальных благ. Оно убыточно прежде всего с социальной точки зрения.

Русские в массе не только не поддерживают потенциальных лидеров, но и активно подавляют их.

Как уже говорилось, это отчасти реакция на зло, которое русские видят во всякой власти. Но этим психологические механизмы, тормозящие создание вертикальных структур в обществе, не ограничиваются. Лидерам приходится сталкиваться с перевернутой системой ценностей, в которой слабый и больной заслуживает поддержки и уважения, а сильный и здоровый (и в физическом, и особенно в духовном смысле) подозрителен уже потому, что он не соответствует тому представлению об авторитетном человеке, которое доминируют у русских.

* * *

Тут впору задаться вопросом: а как же вообще существует страна, в которой перевернуты все представления? Почему ездят автобусы, летают самолеты и работает радио, если «чем хуже, тем лучше»?

Все да не все. Сказанное относится именно и только к лидерам национального движения. На работе у тети Зины и дяди Васи включаются другие стереотипы. Это связано с тем, что когда речь идет о русских интересах, Зина и Вася ощущают себя русским. Эта идентичность и запускает весь каскад стереотипов, описанных выше. А на работе Зина и Вася ощущают себя членами другой группы, и тут в ход идет другой набор стереотипов, вполне позволяющий если не самое продуктивное лидерство, то по крайней мере не его прямую противоположность. Как уже было отмечено, у других народов все обстоит по-другому. У китайцев, например, доминантами в образе лидера были и остаются мужские качества и возраст. Пожилой мужчина пользуется у них авторитетом уже по факту того, что он родился мужчиной и прожил достаточно долго. И обратно – от пожилого мужчины ожидают, что он будет накапливать опыт, учить более молодых и брать на себя ответственные решения.

Поэтому, в том числе, Сунь Ятсен, врач по образованию, сумел собрать средства на национальные восстания в Китае: он брал на себя ответственность. И ему доверяли ресурсы.

То же, что и у китайцев, наблюдается у других народов, сумевших, как и китайцы, сбросить колонизаторов.

1893-ий год: Махандас Ганди отправляется в Южную Африку защищать там права индийского меньшинства. Он адвокат, получивший образование в Англии, но его настоящей страстью в жизни стало лечение. Он лечил близких от болезней и лечил свой народ от рабства.

В Африку он едет на деньги индийской адвокатской конторы, оплатившей его билет и положившей ему и его семье жалование, чтобы он защищал национальные интересы. К слову сказать, владелец этой конторы был мусульманин, а Ганди – индуист. Но оба были индусы, и кровного родства была достаточно, чтобы объединить их усилия.

Более того: куда бы Ганди ни ехал, его встречают делегации индусов, к нему идут нескончаемым потоком люди за советом и просто «чтобы увидеть его». Этот человек стал народным героем еще при жизни. Всего его нужды были обеспечены индусами, он разъезжал по свету с семьей, организовывал коммуны, издавал газеты и т.д. на средства и при поддержке тех, в чьих интересах он старался. Т.е. быть национальным лидером в Индии в конце XIX века было выгодным делом: человек, пожелавший таковым стать, получал всю поддержку и внимание, которое ему было нужно и мог себе позволить оставить адвокатскую практику.

Это и есть ограничивающее звено в появлении национальных лидеров и развитию национального освободительного движения: как только достаточно людей созревает до идеи поддержки своих лидеров, последние не замедляют появиться.

Сравните это с положением дел в России. Думаю, всё станет ясно.

Ответ на вопрос, почему среди русских «нет» национальных лидеров, таким образом, лежит именно в этой плоскости: потому что русские не поддерживают тех людей, которые давно готовы ими стать.

* * *

Но помимо элементарных средства к существованию и деятельности, лидеру необходимо доверие.

У индусов оно было по отношению к Ганди таково, что они шли в тюрьму и даже на смерть по одному его слову. Т.е. они верили, что все, что говорит и делает этот человек, делается для их же блага.

Сунь Ятсен организовал первое антиманьчжурское восстание в Китае в 1895-ом году, и после его поражения раз за разом китайцы выходили на новые и новые восстания против маньчужуров, пока Учанское восстание в 1911-ом году не увенчалось успехом.

Сравните это с тем цинизмом, с которым русские подходят к любой попытке изменить что-либо в их взглядах, не говоря уже о попытках хоть как-то изменить их поведение. Этот цинизм появился, конечно, не на пустом месте, а как следствие многих и многих слоев обмана, в которые закатали русских. Но не верить никому означает в теперешней ситуации вечно быть тем самым мальчиком на костылях, уверенным в том, что он виноват в своей болезни.

Сейчас появилось понимание того, что из себя представляет эта болезнь - и ясны действия, которые достаточно предпринять, чтобы выздороветь, но для этого нужно желание выздороветь. Чтобы оно появилось, нужно хотя бы один раз осмелиться отбросить костыли и пройтись без них.

Нужно перестать думать о других народах и начать думать о себе, вернуть себя в центр своего сознания. Пусть хромая и падая, но пройтись без костылей вечной вины и болезни.

Если у русских появится желание выздороветь, то появится оно из вкуса свободы, который дается в этой прогулке без костылей.

А пока: по результатам выборов в Думе оказались несколько партий. Их спектр от умеренной до открытой русофобии, при этом 64% набрала партия, подписавшая антирусский пакт и демонстративно игнорирующая русский вопрос.

Продолжение следует

Дмитрий Крылов