«имплантация еврейской воли в качестве интеллигентской совести»
«…в начале, при том что я была медсестрой и мобилизована как медсестра, меня поставили
на совсем другую должность. Была такая должность, ее очень быстро
ликвидировали – помощник политрука…»
Е.Боннер, «Воевали не за Родину…»
«Кончался август 1968 года, пражские события. Я гостила во Франции у маминой сестры. Мне все было ни к чему - Париж, бульвары, музеи. Даже Ника Самофракийская. Я буквально погибала от
боли, стыда и вины. Я думала, что так же, как я, мучается моя страна и мне нужно быть
дома. А у меня обратный билет на 15 сентября. И каждый день надо знакомиться с
новой порцией родни. Пришла жена троюродного брата с десятилетним сыном.
Войдя, он молча встал у стены. Его спросили: "Почему ты не здороваешься с
кузиной?" И он, глядя мне в глаза, сказал: "Я не подаю руки русскому офицеру"»
Из воспомнаний Е.Боннер, путешествовавшей по миру еще в 60-е…
«Из КПСС Елена Боннер вышла в 70-х годах, по-моему в 72-ом, лет за 20 до того, как из партии коммунистов начался массовый исход. Ну, а остальное известно всем. Елена Боннер - одна из основательниц правозащитного движения в СССР, жена, друг и ближайший соратник
академика Андрея Дмитриевича Сахарова, хранитель его наследия. А официальных
должностей Елена Боннер не занимала нигде и никогда»
svoboda.org
Сахаров с родными детьми Боннер со своими детьми Сахаров с Боннер
У академика Сахарова было трое родных детей – Люба, Таня и Дмитрий. У Боннер Сахаров принял ее двоих детей – Татьяну и Алексея «Семеновых». И его невестку Лизу. В официальной историографии именно они и проходят как «дети академика Сахарова», до сих пор получая гранты…
Рассказывает родной сын Сахарова
Дмитрий: «Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи. Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы».
«…деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет».
«Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр – Лизе
…В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание. Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой.
Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову».
Портрет
«Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.
- Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.
Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.
- Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу»»
У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.
Из книги С.П.Капицы «Мои воспоминания»
«Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо - пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: "Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии". Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: "Сергей, проводи, пожалуйста, гостей". Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины».
Из воспоминаний Петра Александрова «Самый человечный человек»
Первое отрицательное отношение к идеям Сахарова у Александрова возникло, когда его назначили научным руководителем программы атомных подводных лодок. В своих воспоминаниях Александров говорит о том, как был поражён идеей Сахарова вооружить подводные лодки оружием совершенно необычайной ядерной мощности для наиболее «эффективного» применения его против Америки. Проект состоял в инициировании синхронизированными подводными взрывами гигантской приливной волны, которая должна была прокатиться через весь североамериканский континент, смыв всё живое.
«То есть, - говорит АП, - речь шла не о войне против армии, флота или каких-то военных объектов, а именно о тотальном уничтожении людей»…
«Очень резко, - рассказывает Пётр Александров, - высказался АП в адрес Сахарова, когда тот нашёл моральное оправдание угонщикам самолёта после убийства стюардессы Надежды Курченко. Сахаров считал, что борьба против запрета на свободный выезд из СССР оправдывает захват самолёта и убийство, тогда как, по мнению АП, никакие политические догмы не могут оправдать убийства людей, не причастных к этой борьбе». Мотивы голодовки Сахарова он также не принимал: «Я не верю человеку, - говорил он, - который бросил своих детей от первой жены и голодает из-за того, что не выпускают за границу невесту сына его новой жены». Но именно он пошёл к Брежневу и убедил последнего принять правильное решение, после чего Сахаров голодовку прекратил.
Из мемуаров А.Д. Сахарова
«По местам боевой славы»: «....На официальном обеде я сидел рядом с мадам Миттеран... Люся [Боннер] между президентом Миттераном и Ген.Секретарем ООН Пересом де Куэляром...Переводчик был со мной, и после полутора часов беседы на английском Люся очень устала...11 декабря мы отправились на прогулку по Парижу. В 1968 Люся провела здесь целый месяц, ходила везде, где хотела. На этот раз нас сильно ограничивала служба безопасности... Мы хотели сходить на Пляс Пигаль и купить колготки с люрексом, но охрана не разрешила, из-за опасения толпы и преступников... Колготки пришлось купить в дико дорогом магазине, не совсем те, какие хотелось.. Кoгда мы проезжали по району секс-шопов и порно-кинотеатров, мы встретили знакомую пару, мирно там прогуливавшуюся. Это был талантливый бард Булат Окуджава, старый Люсин друг, и его жена...»*
«Несколько слов о том, как я отношусь к палестинской проблеме в целом. Несомненно, каждый народ имеет право на свою территорию – это относится и к палестинцам, и к израильтянам, и, скажем, к народу крымских татар. После трагедии, разыгравшейся в 40-х годах, палестинцы стали объектом манипулирования, политической игры и спекуляции... Давно можно было бы расселить беженцев по богатейшим арабским странам...» (с. 529)**.
Беседа Сахарова и Боннэр с женой Солженицына
«Дух славянофильства на протяжении столетий
представлял собою страшное зло»
А. Сахаров
«[Она] сказала: как я могу... придавать большое значение проблеме эмиграции, когда... в стране так много гораздо более важных, гораздо более массовых проблем? Она говорила, в частности, о том, что миллионы колхозников по существу являются крепостными, лишены права выйти из колхоза и уехать жить и работать в другое место. По поводу нашей озабоченности [дать детям образование за рубежом] Аля сказала, что миллионы родителей в русском народе лишены возможности дать своим детям вообще какое-либо образование. Возмущенная дидактическим тоном обращенной ко мне “нотации” Натальи Светловой, Люся воскликнула:
– На...ть мне на русский народ! Вы ведь тоже манную кашу своим детям варите, а не всему русскому народу.
Люсины слова о русском народе в этом доме, быть может, звучали “кощунственно” [в кавычки слово “кощунственно” поставил почему-то сам академик]. Но по существу и эмоционально она имела на них право» (с. 577).
«Причиной депортации было объявлено сотрудничество крымскотатарского народа с немцами во время оккупации Крыма. ...Несомненно, однако, что делать ответственным за индивидуальные преступления – если они имели место – целый народ недопустимо ни во время войны, ни спустя почти сорок лет!» (с. 463). «Днем я ездил в троллейбусе и мог убедиться, как относятся литовцы к русским... Как только я садился на сиденье рядом с литовцем или литовкой, они демонстративно отворачивались или пересаживались на другое место. Несомненно, они имеют на это право» (с. 631).
Андрей Дмитриевич Сахаров с восхищением описывает поведение Сергея Адамовича Ковалева на суде. Когда публика в зале отреагировала без сочувствия, смешками, тот крикнул: «Я не буду говорить перед стадом свиней!» (с. 633)***.
Суккуб Боннер
дочь Руфи Боннэр, вышедшей второй раз замуж за первого секретаря Компартии Армении Геворка Алиханяна, можно назвать «характерным представителем института еврейских жен». Ее матримониальные похождения были весьма увлекательными, начиная с того, что она телефонными наветами отбила мужа у своей подруги, затем во время войны ее похождения продолжились в санитарном поезде, где она пробыла любовницей главврача В.Дорфмана, потом были другие крупные чиновники. Говорят, что именно мать гражданки Боннэр активно помогала дочке, любившей пожить красиво, в поисках выгодных ухажёров. После событий с ее последним любовником – крупным инженером Моисеем Злотником, который занимал пост начальника производственного отдела Главхимпрома в Наркомате химической промышленности СССР, по поводу убийства им своей беременной жены, когда «Люся Б.» проходила свидетелем на следствии, она вдруг исчезла. Но уже в 1948 году начался роман с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом, человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. «Роковая женщина» к этому времени сумела поступить в медицинский институт, где одновременно сошлась с молодым И.Киселевым, от которого родила детей, продолжая сожительствовать и Киссельманом.
Характерно, что «видная правозащитница» уже в конце 60-х годов из «железного занавеса СССР» ездила во Францию. Сразу после этой поездки в 1970-м она намертво вцепилась в сосредоточенного на физике, но отличавшегося мягко говоря редким дилетанством в общественно-политической сфере академика Сахарова, «имплантировав ему еврейскую волю в качестве интеллигентской совести». Боннер, по сути, являлась суккубом - не только подменив вдовцу родных детей на своих собственных, до сих пор получающих дивиденды со своей причастности к имени Сахарова, но и полностью котролировала своего мужа-подкаблучника. Начиная от слов, которых он произносил в интервью, заканчивая встречами с его друзьями и финансами. Но Бог им судья.
_______________
* page 75, "Moscow and Beyond" 1986 to 1989, Andrei Sakharov, translated by Antonina Bouis, published in the United States by Alfred A.Knopf, Inc., 1990, ISBN 0-394-58797-9. Originally published in Russian as «Горький, Москва, далее везде», 1990
** после прочтения речи Боннер в Норвегии на съезде «Форума свободы в Осло» становится совершенно ясно, что цитаты из Сахарова по Израилю принадлежать самой Боннер - «и.о.Сахарова», за которой все эту чушь и повторял тряпка и подкаблучник...
***А. Сахаров, «Воспоминания» в двух томах, изд-во «Права человека», Москва, 1996
(использовались материалы oboguev)
на совсем другую должность. Была такая должность, ее очень быстро
ликвидировали – помощник политрука…»
Е.Боннер, «Воевали не за Родину…»
«Кончался август 1968 года, пражские события. Я гостила во Франции у маминой сестры. Мне все было ни к чему - Париж, бульвары, музеи. Даже Ника Самофракийская. Я буквально погибала от
боли, стыда и вины. Я думала, что так же, как я, мучается моя страна и мне нужно быть
дома. А у меня обратный билет на 15 сентября. И каждый день надо знакомиться с
новой порцией родни. Пришла жена троюродного брата с десятилетним сыном.
Войдя, он молча встал у стены. Его спросили: "Почему ты не здороваешься с
кузиной?" И он, глядя мне в глаза, сказал: "Я не подаю руки русскому офицеру"»
Из воспомнаний Е.Боннер, путешествовавшей по миру еще в 60-е…
«Из КПСС Елена Боннер вышла в 70-х годах, по-моему в 72-ом, лет за 20 до того, как из партии коммунистов начался массовый исход. Ну, а остальное известно всем. Елена Боннер - одна из основательниц правозащитного движения в СССР, жена, друг и ближайший соратник
академика Андрея Дмитриевича Сахарова, хранитель его наследия. А официальных
должностей Елена Боннер не занимала нигде и никогда»
svoboda.org
Сахаров с родными детьми Боннер со своими детьми Сахаров с Боннер
У академика Сахарова было трое родных детей – Люба, Таня и Дмитрий. У Боннер Сахаров принял ее двоих детей – Татьяну и Алексея «Семеновых». И его невестку Лизу. В официальной историографии именно они и проходят как «дети академика Сахарова», до сих пор получая гранты…
Рассказывает родной сын Сахарова
Дмитрий: «Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи. Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы».
«…деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет».
«Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр – Лизе
…В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание. Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой.
Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову».
Портрет
«Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.
- Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.
Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.
- Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу»»
У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.
Из книги С.П.Капицы «Мои воспоминания»
«Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо - пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: "Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии". Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: "Сергей, проводи, пожалуйста, гостей". Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины».
Из воспоминаний Петра Александрова «Самый человечный человек»
Первое отрицательное отношение к идеям Сахарова у Александрова возникло, когда его назначили научным руководителем программы атомных подводных лодок. В своих воспоминаниях Александров говорит о том, как был поражён идеей Сахарова вооружить подводные лодки оружием совершенно необычайной ядерной мощности для наиболее «эффективного» применения его против Америки. Проект состоял в инициировании синхронизированными подводными взрывами гигантской приливной волны, которая должна была прокатиться через весь североамериканский континент, смыв всё живое.
«То есть, - говорит АП, - речь шла не о войне против армии, флота или каких-то военных объектов, а именно о тотальном уничтожении людей»…
«Очень резко, - рассказывает Пётр Александров, - высказался АП в адрес Сахарова, когда тот нашёл моральное оправдание угонщикам самолёта после убийства стюардессы Надежды Курченко. Сахаров считал, что борьба против запрета на свободный выезд из СССР оправдывает захват самолёта и убийство, тогда как, по мнению АП, никакие политические догмы не могут оправдать убийства людей, не причастных к этой борьбе». Мотивы голодовки Сахарова он также не принимал: «Я не верю человеку, - говорил он, - который бросил своих детей от первой жены и голодает из-за того, что не выпускают за границу невесту сына его новой жены». Но именно он пошёл к Брежневу и убедил последнего принять правильное решение, после чего Сахаров голодовку прекратил.
Из мемуаров А.Д. Сахарова
«По местам боевой славы»: «....На официальном обеде я сидел рядом с мадам Миттеран... Люся [Боннер] между президентом Миттераном и Ген.Секретарем ООН Пересом де Куэляром...Переводчик был со мной, и после полутора часов беседы на английском Люся очень устала...11 декабря мы отправились на прогулку по Парижу. В 1968 Люся провела здесь целый месяц, ходила везде, где хотела. На этот раз нас сильно ограничивала служба безопасности... Мы хотели сходить на Пляс Пигаль и купить колготки с люрексом, но охрана не разрешила, из-за опасения толпы и преступников... Колготки пришлось купить в дико дорогом магазине, не совсем те, какие хотелось.. Кoгда мы проезжали по району секс-шопов и порно-кинотеатров, мы встретили знакомую пару, мирно там прогуливавшуюся. Это был талантливый бард Булат Окуджава, старый Люсин друг, и его жена...»*
«Несколько слов о том, как я отношусь к палестинской проблеме в целом. Несомненно, каждый народ имеет право на свою территорию – это относится и к палестинцам, и к израильтянам, и, скажем, к народу крымских татар. После трагедии, разыгравшейся в 40-х годах, палестинцы стали объектом манипулирования, политической игры и спекуляции... Давно можно было бы расселить беженцев по богатейшим арабским странам...» (с. 529)**.
Беседа Сахарова и Боннэр с женой Солженицына
«Дух славянофильства на протяжении столетий
представлял собою страшное зло»
А. Сахаров
«[Она] сказала: как я могу... придавать большое значение проблеме эмиграции, когда... в стране так много гораздо более важных, гораздо более массовых проблем? Она говорила, в частности, о том, что миллионы колхозников по существу являются крепостными, лишены права выйти из колхоза и уехать жить и работать в другое место. По поводу нашей озабоченности [дать детям образование за рубежом] Аля сказала, что миллионы родителей в русском народе лишены возможности дать своим детям вообще какое-либо образование. Возмущенная дидактическим тоном обращенной ко мне “нотации” Натальи Светловой, Люся воскликнула:
– На...ть мне на русский народ! Вы ведь тоже манную кашу своим детям варите, а не всему русскому народу.
Люсины слова о русском народе в этом доме, быть может, звучали “кощунственно” [в кавычки слово “кощунственно” поставил почему-то сам академик]. Но по существу и эмоционально она имела на них право» (с. 577).
«Причиной депортации было объявлено сотрудничество крымскотатарского народа с немцами во время оккупации Крыма. ...Несомненно, однако, что делать ответственным за индивидуальные преступления – если они имели место – целый народ недопустимо ни во время войны, ни спустя почти сорок лет!» (с. 463). «Днем я ездил в троллейбусе и мог убедиться, как относятся литовцы к русским... Как только я садился на сиденье рядом с литовцем или литовкой, они демонстративно отворачивались или пересаживались на другое место. Несомненно, они имеют на это право» (с. 631).
Андрей Дмитриевич Сахаров с восхищением описывает поведение Сергея Адамовича Ковалева на суде. Когда публика в зале отреагировала без сочувствия, смешками, тот крикнул: «Я не буду говорить перед стадом свиней!» (с. 633)***.
Суккуб Боннер
дочь Руфи Боннэр, вышедшей второй раз замуж за первого секретаря Компартии Армении Геворка Алиханяна, можно назвать «характерным представителем института еврейских жен». Ее матримониальные похождения были весьма увлекательными, начиная с того, что она телефонными наветами отбила мужа у своей подруги, затем во время войны ее похождения продолжились в санитарном поезде, где она пробыла любовницей главврача В.Дорфмана, потом были другие крупные чиновники. Говорят, что именно мать гражданки Боннэр активно помогала дочке, любившей пожить красиво, в поисках выгодных ухажёров. После событий с ее последним любовником – крупным инженером Моисеем Злотником, который занимал пост начальника производственного отдела Главхимпрома в Наркомате химической промышленности СССР, по поводу убийства им своей беременной жены, когда «Люся Б.» проходила свидетелем на следствии, она вдруг исчезла. Но уже в 1948 году начался роман с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом, человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. «Роковая женщина» к этому времени сумела поступить в медицинский институт, где одновременно сошлась с молодым И.Киселевым, от которого родила детей, продолжая сожительствовать и Киссельманом.
Характерно, что «видная правозащитница» уже в конце 60-х годов из «железного занавеса СССР» ездила во Францию. Сразу после этой поездки в 1970-м она намертво вцепилась в сосредоточенного на физике, но отличавшегося мягко говоря редким дилетанством в общественно-политической сфере академика Сахарова, «имплантировав ему еврейскую волю в качестве интеллигентской совести». Боннер, по сути, являлась суккубом - не только подменив вдовцу родных детей на своих собственных, до сих пор получающих дивиденды со своей причастности к имени Сахарова, но и полностью котролировала своего мужа-подкаблучника. Начиная от слов, которых он произносил в интервью, заканчивая встречами с его друзьями и финансами. Но Бог им судья.
_______________
* page 75, "Moscow and Beyond" 1986 to 1989, Andrei Sakharov, translated by Antonina Bouis, published in the United States by Alfred A.Knopf, Inc., 1990, ISBN 0-394-58797-9. Originally published in Russian as «Горький, Москва, далее везде», 1990
** после прочтения речи Боннер в Норвегии на съезде «Форума свободы в Осло» становится совершенно ясно, что цитаты из Сахарова по Израилю принадлежать самой Боннер - «и.о.Сахарова», за которой все эту чушь и повторял тряпка и подкаблучник...
***А. Сахаров, «Воспоминания» в двух томах, изд-во «Права человека», Москва, 1996
(использовались материалы oboguev)
хорошо
