Перед новогодними сатурналиями, когда элита готовила очередную репетицию своего окончательного бегства в Куршевель, главные вопросы жизни были единодушно отложены верхами и низами на «после 10 января». Ничего личного, классический пример психологической защиты: чем сильнее угроза, тем сильнее она вытесняется из сознания индивида до того момента, когда будет поздно. Ну что же, срок настает.

Еще в декабре политтехнологи единодушно заявляли, что в замерах общественных настроений и реальной оценке того, погрузилась или нет страна в рецессию ожиданий, главное значение будет иметь январь наступающего года. Январь, который и даст ответы на те вопросы, которые были отложены «до после праздников».

Заработают ли после 11 января остановленные пока до этой даты конвейеры, восстановятся ли рабочие недели, и все ли выйдут на работу из «временных» отпусков без сохранения содержания (а также без выходного пособия и пособия по безработице – ред.)?

А сверх того — что там будет с рублем, с выплатами январских зарплат, ценами на продукты и тарифами ЖКХ. И может ли так быть, что государство что-то там еще придумает, как-то подтолкнет, чем-то поддержит. И тогда, глядишь, все будет более или менее хорошо.

Как отмечают аналитики, Кремль не только накачивает искусственный оптимизм через подконтрольные СМИ, но и сам рассчитывает на относительно мягкое развитие событий и недалекое начало выхода из кризиса. Россия, во всяком случае сверху, остается страной девственно непуганных идиотов: идиоты внизу уже пуганные.

Оно, наверное, в чем-то и неплохо, что на фоне нынешнего кризиса не происходит «обвал настроений» (паника – прим. ред.), как в каком-нибудь 1998 году, а пирамида завышенных ожиданий разбирается довольно долго и постепенно.

Однако, с другой стороны, ситуация относительно затяжного начала катастрофы (которую все с надеждой называют «кризисом») порождает новую волну завышенных ожиданий, связанных уже с самим кризисом и выходом из него. Социальные настроения начинают концентрироваться на том, что, «может, все рассосется и через полгода или через год ситуация выправится и должно начаться восстановление докризисной ситуации».

То есть сегодня обыватель вместе с властью ещё надеется, что проживет непростой 2009 год на скопленных резервах и всё бочком-бочком вернется к прежней модели развития. Той модели, которая была основана на сырьевой ренте от дорогой нефти, пирамиде внешних кредитов и заимствований и благополучии далеко не заработанного изобилия потребительского общества.

Регулярные заявления властей о «перспективах восстановления роста весной 2010 г.» укрепляют эти настроения. Некоторые антикризисные меры также рассчитаны на поддержку граждан (например, заемщиков по ипотечным кредитам из среднего класса) только на один год.

Тем не менее, пора смотреть правде в глаза: поднявшие мировые цены нефтяники-республиканцы уже не у власти, а демократы будут держать их на минимуме, что в интересах американской и европейской олигархии.

В этих условиях неожиданно тяжелое протекание реального кризиса и невозможность возврата к удобной для всех докризисной модели экономики и социальной политики, станут для массового сознания сильным ударом, который спровоцирует жесткую ситуацию обманутых надежд, социального недовольства и инверсии отношения населения к власти – как это было 9 января 1905 года или в последние годы правления Горби…

Любой кризис должен достигнуть своего дна, чтобы началось восстановление. Произойти это должно не только с экономикой, но и с массовым сознанием - социальными настроениями и ожиданиями. А вот здесь наш властный тандем может подвергнуться самым серьезным испытаниям, особенно учитывая российский исторический опыт.

В нашей стране, которая так же далека от совершенной демократии, как от тоталитарной диктатуры, следующая смена власти представляется примерно так.
 
Один вариант («гибкий полуавторитарный»): сохраняется нынешний режим (грубо говоря, бюрократия от замминистров и губернаторов и ниже плюс классовая структура), но премьер Путин и его ближайшее окружение лишаются власти (недаром сейчас в срочном порядке создаются партийные структуры для перехвата власти).

Другой вариант («катастрофический полуавторитарный»): нынешнее руководство держится до тех пор, пока сама государственная власть не распадается, как это было в 1990-1991 гг. Или в феврале 1917г.

Говорят, что пока в России нет организованных общественных структур, которые могли бы встать во главе социального взрыва в российском обществе. КПРФ вряд ли удастся встать во главе народного недовольства. В этой связи весьма вероятные вспышки социального недовольства будут неорганизованными, и тем самым, более опасными для власти, поскольку поднимут на поверхность реальных лидеров типа Чапаева, Котовского и Буденного, ничем не обязанных ни прошлой, ни нынешней власти. Силы, за которыми будут стоять ожидания, интересы и справедливая ненависть основной массы населения. (в Феврале 1917 большевики отнюдь не находились ни в числе организаторов отречения, ни в числе претендентов на власть - ред.)

Вспышки могут принимать различные формы – от забастовок с экономическими требованиями, до разборок с «вытесняющими иммигрантами». Просчитать такие вспышки не представляется возможным.

В результате в сознании доныне покорного населения могут быть сняты определенные психологические барьеры, после чего пассивно-оборонительные реакции массового сознания сменятся на активно-оборонительные.

У режима остается только одна надежда – международная оккупация по сценарию «Смутного времени» или 1918 года, на что указывают меры по окончательному добиванию Вооруженных Сил.