США не скрывают своей заинтересованности в захвате военно-политического контроля над территорией от Персидского залива через Каспий и Кавказ до Черного моря и Крыма.

По всему южному периметру российских границ мы видим болезненно пульсирующую дугу нестабильности гражданских и межэтнических конфликтов. Размер новой опасности, вырастающей из соединения внешних и внутренних угроз России в ее «мягком подбрюшье», уже невозможно недооценивать.

Как сообщает корреспондент «Нового Региона», об этом пишет политический обозреватель Фонда стратегической культуры Гурия Мурклинская.

Резкое изменение общественно-экономического строя жизни десятков миллионов людей на территории бывшего СССР, крушение общества, в котором не было непроходимых социальных перегородок, исчезновение надежды на улучшение этого положения не могли не привести к аккумуляции протестной по отношению к власти энергии.

В маленьких многонациональных республиках Северного Кавказа это создало предпосылки возникновения межэтнической вражды и жесткой внутриэтнической конкуренции. Дальнейшее углубление кризисных явлений во всех сферах жизни приводило к тому, что каждое вступающее в жизнь молодое поколение видело себя потенциально «лишними людьми».

Такое положение в молодежной среде в соединении с протестом социально неустроенной части средних поколений создала эффект гремучей смеси.

В национальных республиках Северного Кавказа эта смесь особенно взрывоопасна. Если прибавить к этому воздействие внешних антироссийских сил, прямо заинтересованных в дестабилизации Кавказского региона, опирающихся на разветвленную агентурную сеть и отработанную в течение почти двухсот лет антироссийскую идеологию, становится ясно, что нынешняя относительная стабилизация – всего лишь временная передышка, требующая срочной разработки комплексной программы всеобъемлющих мер для нейтрализации отнюдь не ликвидированных террористических угроз.

И даже при условии немедленной разработки и внедрения таких комплексных мер, еще в течение долгого времени республики Юга России будут оставаться социальной и оперативной базой для развертывания террористической сети, а в случае усиления внешнего вмешательства – для появления крупных бандформирований и отрядов иностранных наемников.

«Необходимо путем насильственных действий превратить политический кризис в вооруженный конфликт и вынудить власти трансформировать политическую ситуацию в военную, что заставит массы взбунтоваться против армии и полиции…

Против власти нужно бороться так, чтобы превратить эту власть в кошмарную тиранию, сделать повседневную жизнь людей невыносимой, посеять в обществе хаос и панику. Тогда власти неизбежно введут военное положение для наведения порядка.

Но это не остановит террор, его жестокая логика неумолима. Будут продолжать рваться бомбы и гибнуть люди, полиция резко ужесточит методы борьбы… В результате, население взбунтуется против армии и полиции. Ведь, когда жизни ежедневно угрожает опасность, инстинкт самосохранения и желание жить превышают доводы разума самого терпеливого народа».

Эта рекомендации по превращению систематических террористических актов в политический кризис и далее в гражданскую войну, выработанные в начале 70-х годов ХХ века известным теоретиком и практиком «городской герильи» (партизанской войны) Хуаном Карлосом Маригеллой.

Его методы широко используются всеми современными террористическими организациями. Если у латиноамериканских террористических организаций переход к городской герилье от партизанских акций в сельской местности был обусловлен их поражением в борьбе с регулярными войсками и потерей поддержки среди населения, то в эволюции современного терроризма на Северном Кавказе наблюдается определенная цикличность.

Отслеживая развитие событий в Чечне, специалисты задолго до того, как это произошло, предсказали начало нового цикла – перенос чеченским подпольем террористической деятельности в города и распространение ее на всю территорию России. При этом большинство терактов в Северокавказском регионе имеют отношение, в основном, к двум национальным сегментам этого явления – чеченскому и дагестанскому.

Не будем повторять банальности, сводящие конфликты на Кавказе к так называемому «столкновению цивилизаций». США и НАТО ничуть не делают тайны из своих стратегических целей – взять этот важнейший регион под свой военно-политический контроль.

Российская цивилизация в южной части своего территориального пространства испытывает особенно сильное враждебное воздействие, – как военное, через «террористический спецназ», так и информационно-психологическое с целью вызвать распад РФ на политически и экономически нежизнеспособные (подконтрольные Западу) образования.

Восприятие России как единого Отечества народами, входившими в ее исторический ареал, впоследствии культурное сближение народов СССР и формирование полиэтнической цивилизационной общности, которую мы называли «советский народ», сохраняется сегодня в образе жизни российского народа, в институтах и традициях общего Российского государства-цивилизации.

Это особенно важно помнить, когда необходимость отражения внешних угроз становится неотложной. В решении этих вопросов народы и республики Юга России не должны оставаться один на один со своими проблемами. Решение их – общегосударственная задача.

Каждое столетие выдвигает свои проекты объединения мира. В конце ХХ – начале XXI веков наибольшее распространение получили два проекта, которые лишь на первый взгляд являются взаимоисключающими, – глобализация по-американски и джихадизм, или идея установления всемирного исламского халифата.

Особенность их одновременного появления состоит в том, что исламский мировой проект объективно выполняет пока грязную работу в интересах глобалистского проекта.

В современном джихадизме условно можно выделить идеологов «священной войны», в роли которых выступают аналитические центры зарубежных спецслужб (мозг проекта), международную террористическую сеть со своими базами, специалистами по ведению вооруженной и психологической борьбы (тело организации), тех, кто поддерживают работу «кровеносной системы», – занимаются финансированием и материальным обеспечением террористических организаций.

Есть основания полагать, что помимо всеобъемлющего глобального существуют регионально привязанные джихадистские проекты практически для всех регионов и даже небольших анклавов с мусульманским населением.

Как правило, активизация того или иного регионального джихадистского проекта происходит в результате совпадения интересов США с интересами стран-сателлитов в исламском мире.

Такое совпадение интересов на какое-то время было достигнуто между США, военно-политическим руководством Пакистана и афганскими талибами. В результате США захватили Афганистан и сделали его своим плацдармом в Азии.

Одним из таких региональных проектов остается Чечня, но без Дагестана выбить ее из состава России не удается. Поэтому сейчас наблюдается активизация дагестанского джихадистского проекта. Инициаторам и исполнителям проекта необходимо преодолеть два основных препятствия: неприятие большинством населения республики радикального ислама и жесткую позицию официальной власти.

Испытанным приемом в таких случаях служит инициация какой-нибудь «оранжевой» революции, то есть обработка части населения и организация систематического давления на власть с целью ее свержения.

С принятием нового закона о выборах и частичной сменой кадрового состава властной элиты Дагестана решение этой задачи в какой-то одной точке (в столице республике) значительно усложнилась. Поэтому сейчас ставка сделана на дестабилизацию ситуации путем переноса террористической деятельности сразу в несколько городов Южного федерального округа.

До сих пор стратеги информационно-террористической войны опирались на давно прикормленных ичкерийских террористов, – под их структуры и имена выделялись деньги, работали аналитики западных спецслужб, ангажировались СМИ.

Сейчас количество арабских и чеченских «имен», под которые даются деньги, почти сошло на нет. Появление других «авторитетных» лидеров бандформирований в Чечне не ожидается (к тому есть объективные причины).

В разгар чеченских событий дагестанские бандгруппы занимали подчиненное положение. Некоторое время сохранялась опасность переноса на их плечах военных действий в Дагестан, но потом она была снята.

Большая часть вернувшихся из Чечни дагестанских бандитских групп была обезглавлена и рассеяна. Изменилась и внешнеполитическая ситуация: арабские нефтяные монархии не заинтересованы больше в финансовой поддержке в Дагестане арабского геополитического проекта, потерпевшего сокрушительное поражение в Чечне.

В последнее время дагестанский проект, судя по активизации подполья, выделен курирующими его спецслужбами в самостоятельное направление.

В связи со сменой геополитического вектора сил, курирующих антироссийское подполье на Северном Кавказе, вряд ли целесообразно продолжать именовать это движение условным термином «ваххабиты» (по имени аль-Ваххаба – создателя возникшего в XVIII веке направления в аравийском исламе).

Правильнее говорить о джихадистах. Так называемые «ваххабиты» на Северном Кавказе и раньше лишь формально копировали учение аль-Ваххаба, представляя собой в действительности криминально-маргинальные элементы.

В таком качестве они активно использовались их зарубежными покровителями, а термин «ваххабиты» позволял придавать этим элементам некий «товарный вид», собирать под них деньги в странах ислама, вводя в заблуждение искренне верующих.

Говоря о джихадистах, мы имеем в виду, что сейчас в мире идет формирование единого экстремистского движения из разнородных сегментов, принадлежащих к разным направлениям в исламе, различных по этническому составу. Объединительным началом здесь выступают:

1. идея всемирного исламского халифата;

2. сложная, многоуровневая система подчинения, позволяющая западным спецслужбам и связанным с ними спецслужбам исламских государств-сателлитов использовать эту глобальную сеть в геополитических интересах Запада (теперь все больше в интересах одной державы – США);

3. общие источники финансирования, методы борьбы, подготовка в одних и тех же лагерях, одними инструкторами (это позволяет некоторым специалистам говорить о существовании на территории стран – геополитических противников США глубоко законспирированных «тайных армий», в том числе под прикрытием штатных спецподразделений).

Чеченское подполье было представлено в основном «ваххабизмом» в открытой вооруженной форме, который был ориентирован на Саудовскую Аравию и другие арабские страны – сателлиты США (именно потому «ваххабизм», в конечном счете, отторгался местной средой).

Дагестанское джихадистское подполье традиционно ориентировалось не на далеких арабов, а на Турцию и северокавказскую эмиграцию в этой стране. Причем джихадизм в Дагестане – это более сложное и фрагментированное явление, включающее в себя не только «ваххабитов», но и радикальных исламистов из числа традиционных мусульман.

Мы полагаем, что с уничтожением бандформирований в Чечне именно дагестанское джихадистское подполье унаследовало не «засвеченную» часть «ваххабитского» спецназа, – теперь это инструкторы в радикальных молодежных группировках.

Цель такого подполья-спецназа – жить под прикрытием на территории противника и ждать своего часа, изредка проводя теракты и диверсии.

Общей идеологией, позволяющей вербовать молодежь среди мусульманского населения, не питающего, мягко говоря, теплых чувств к Западу, является управляемый «всемирный джихад». Элементы этого подполья работают под прикрытием во всех структурах, включая высшие эшелоны власти.

И пока что мы еще, увы, далеки от осознания масштаба этой новой угрозы: на Юге России на смену открыто заявлявшему о себе и глубоко чуждому местным обычая «ваххабизму» идет новый «штамм вируса» экстремизма – дхихадизм, идеологически более адаптированный к традициям северокавказских народов, умело использующий мимикрию, встроенный в систему общества и власти.