 |
Или живая история крестовых походов
«Крестовые походы» - это понятие в сознании европейца заключает в себе нечто большее, чем просто историческое событие или даже эпоху. По мнению многих мыслителей прошлого и настоящего, это было самое яркое и значимое явление в истории Западной Европы, когда все ее народы были одухотворены одной высшей целью, и когда дух восторжествовал над плотью, а небесное над земным. Вся территория от Атлантики до Одера превратилась в подобие огромного вооруженного лагеря, непрестанно высылающего на Восток армии крестоносных воинов, движимых стремлением освободить главные святыни христианства из рук неверных, и освободить своих братьев, стонущих под тяжким гнетом агарян. Даже сегодня, когда потерявшая свои корни и ценности Европа, превратившаяся в «общество потребления» безнадежно погрязла в прагматизме, тема Крестовых походов продолжает волновать людей Запада, отзываясь в их сердцах щемящей тоской, как воспоминание о чем-то великом и навсегда утерянном. «Диалог» с отошедшими в вечность восемь столетий назад крестоносными воинами и их вождями не прекращается и сегодня. Их измельчавшие потомки в лице католических иерархов не устают сегодня обличать своих героических предков и приносить за них покаяние перед сегодняшними сарацинами, вновь помышляющими о водружении знамени пророка над всей планетой. Неудивительно поэтому, что и сегодня персонажи тех далеких лет выглядят куда более живыми и реальными, чем многие нынешние политические и общественные деятели.
Под властью сарацин
Традиция паломничества в Святую Землю имеет очень давнюю историю - еще с первых веков христианства. Народы Запада, принимая Христово учение, мысленно обращали свои взоры к Востоку, к местам, освещенным стопами Спасителя. Из Галлии, Германии, Италии, Испании и других стран христианского мира шли тысячи богомольцев поклониться Святому Гробу. Эти путешествия не прекращались даже и во время переселения народов. Бедный странник с посохом шел по полям, где происходили жестокие побоища, и никто его не трогал.
Пока Святая земля находилась еще под властью христианских государей, такие путешествия, хотя и были сопряжены со значительными трудностями, были все же не слишком опасны. Палестина цвела обилием и красотой; ее поля были хорошо возделаны, горы покрыты кедровыми лесами. Часто по пути попадались городки, деревеньки, монастыри; шла бойкая торговля с Царьградом и странами Востока. Ситуация изменилась коренным образом, после того, как этот благословенный край оказался под пятой завоевателей явившихся из глубин пустынной Аравии. Христиане Святой Земли были лишены оккупантами всех прав – им было запрещено носить оружие, ездить верхом, они были обязаны платить огромные налоги. Любой мусульманин мог безнаказанно обидеть, ограбить, а то и убить «гяура». Кроме того, арабы подозревали христиан Палестины в тайных сношениях и помощи грекам, с которыми они вели частые войны. В случае какой-либо неудачи христиане Иерусалима и Сирии подвергались яростной мести арабов. Когда греческий император Никифор Фока взял Антиохию, то иерусалимский патриарх был судим за сношение с греками: его сожгли на костре; в то же время было сожжено несколько церквей. При султане Хакиме началось беспощадное истребление христиан. В них стали видеть самых заклятых врагов, которых не следует щадить. Все церковные церемонии были строго запрещены; церкви превращали в конюшни и склады, храм Гроба Господня разрушен до основания. Весть о поругании святынь вместе с беженцами быстро распространилась по всему христианскому миру. Все заговорили о конце мира, и всякому набожному человеку хотелось умереть в городе, где страдал и был распят Сам Господь.
Происходило нечто, малопонятное современному человеку: несмотря на нещадные гонения на христиан в ХI столетии, паломников в Святую Землю становилось все больше и больше. Туда шли графы и князья, монахи и священники, епископы и, даже, короли. Знатные лица шли с большой свитой, которая возрастала в числе по мере приближения к святому городу. В 1064 году в одной толпе богомольцев, которую вел майнцский епископ, насчитывали не менее 7 тысяч человек. Многие из них полегли дорогой в боях. Никогда еще стечение народа не было так велико в Иерусалиме, несмотря на жестокости магометан: все думали, что Вечный Судия явится именно теперь и в этом городе. Толпы народа покрывали дороги; их грабили, убивали, а они все шли и шли. У стен Иерусалима их ждали новые испытания: арабы, или, как их называли, сарацины, требовали по червонцу с человека. У кого были деньги, те давали, а бедняки так и пропадали под стенами от голода, болезней, от непривычки к знойному климату Палестины. И те счастливцы, которые попадали в город, тоже терпели горе, часто находили там и смерть. Случалось, что во время божественной службы, когда христиане лежали в слезах пред алтарем, врывались в церковь буйные толпы. С криком бросались на духовенство, били его палками, кидали священные сосуды, срывали иконы и топтали их ногами. Ни один большой праздник не обходился без побоища и осквернения христианской святыни. Положение христиан еще более ухудшилось, когда Сирия и Палестина из-под власти арабов перешли во власть турок. Богомольцы, возвращались в Европу, рассказывали про те мучения, которые они там вынесли. Разговоры о необходимости освобождения Гроба Господня из рук неверных звучали все чаще, но для того чтобы перевести их в практическую плоскость, необходимо было объединить усилия христианского мира.
Ведь задолго до того, когда рыцари Запада приняли крест, крестовые походы в Святую Землю против захватчиков - сарацинов организовывали византийские Базилевсы – августейшие защитники Христовой веры на Востоке. Но в этом случае религиозный аспект не был единственным – вопрос шел об освобождении восточных провинций империи, захваченных арабами и превращенных ими в плацдарм для дальнейшего натиска на Византию. Император Никифор Фока, талантливый военачальник, впервые нанес завоевателям сокрушительное поражение – освободив Крит, 137 лет находившийся под властью неверных. После этой победы он продолжил походы на восток. И хотя освободить Палестину его войска не сумели, они заняли важнейшие стратегические пути, открывающие дорогу на Сирию и Палестину, чем в дальнейшем значительно облегчили задачу западным крестоносцам.
Петр Пустынник
Однажды, между простыми богомольцами появился человек, которого все стали замечать. Звали его Петром Пустынником. Он был родом француз, или вернее - франк, незнатного происхождения, но имел большой ум и теплую душу, отзывчивую к страданиям ближних. Еще в молодости он, оставив суетный мир, ушел в пустыню, где вел жизнь строгого подвижника. Бедный отшельник, без почетного звания, без денег, стал велик силой своего слова и, что называется, не взирая на лица, делал то, что подсказывала ему совесть христианина. Его сердце обливалось кровью при виде жестокостей и насилия мусульман. Он кипел гневом, когда слышал рассказы о страданиях христиан или когда сам видел поругание христианской святыни. Он задумался об освобождении Гроба Господня и пошел к иерусалимскому патриарху. Продолжительная и задушевная беседа наполнила их сердца надеждою. Пустынник поклялся поднять народы Запада на освобождение Иерусалима, а патриарх написал письмо в Рим, к папе и к сильным государям.
В рясе богомольца, опоясанный веревкой, без шапки и босой, с крестом в руках, Петр Пустынник сел на мула и через Альпийские горы направил свой путь во Францию, а оттуда в Германию. Он переезжал из города в город, из деревни в деревню и повсюду говорил: в церквах, на кладбищах, на площадях, на полях, в замках и хижинах. Он описывал посрамление святых мест, рассказывал про мученическую смерть несчастных богомольцев, их страдания и жестокости турок.
Народ теснился возле проповедника; везде его встречали как посланника Божия. Всякий почитал себя счастливым, если ему удавалось коснуться его одежды; волосы, вырванные из хвоста или гривы его мула, хранились как святыня. Богатые несли ему деньги и драгоценности на освобождение Иерусалима; и богатые и бедные клялись положить свою жизнь за святое дело.
Одним из тех, кто особенно проникся словами Петра, был будущий первый государь Иерусалимского королевства Годфрид Булонский, который сдружился с монахом и почитал его за своего учителя. Герцог Булонский стал объезжать замки своих вассалов и соседей, проповедуя священную войну. В качестве первых соратников он привлек своего старшего брата графа Ефстафия Булонского и младшего - Бодуэна. К ним примкнули многие знатные сеньоры, имевшие владения на территориях сегодняшней Бельгии и Французских Арденн. Годфрид принял решение, поразившее тогда многих и приведшее в растерянность и смятение его двор (хотя чуть позже его примеру последовало немало синьоров по всей Европе). Он продает свое герцогство, на борьбу за которое положили много сил и немало жизней и его предки, и он сам. А все вырученные деньги пускает на вооружение и экипировку крестоносной армии.
Да будет воля Божья!
В то же время греческий император Алексей, обратился за помощью к папе Урбану II. Утвердившись в Малой Азии, турки угрожали теперь самой столице греческих царей и Афинам; для спасения империи надо было взять обратно хотя бы одну Никею. Но Алексей, несмотря на свою храбрость, не в силах был собственными средствами бороться с турками. Он рассылал послов, писал письма к папе, к латинским государям, призывая их идти на Восток и обещая в награду богатые и плодоносные страны, принадлежавшие некогда грекам. Папа Урбан принял это дело близко к сердцу. Он назначил в городе Клермоне, во Франции, собор, и на этот собор, кроме послов императора Алексея, прибыло более 200 епископов, 400 аббатов, множество священников и светских владетелей: графов, князей, баронов и рыцарей. Несметная толпа народа собралась на городской площади.
Рядом с папским троном стал человек в самой грубой одежде, с посохом в руке: это был Петр Пустынник. Он начал говорить во имя Христа: напомнил обиды и гонения, причиняемые турками; рассказал, как христиане, обремененные цепями, таскают плуги или переносят на спинах тяжелые ноши; как турки отбирают деньги за то, чтобы христианин мог поклониться Гробу Господню; как у нищих отнимают кусок хлеба и сдирают последние лохмотья; как тащат священников на поругание: секут их розгами, рвут на них священные одежды и казнят смертью…
Рыдания не дали докончить проповеднику: он совсем изнемог, упал на колени и плакал неудержимо. Собрав последние силы, он вдруг поднялся и могучим голосом призвал сильных мира на защиту слабых, на защиту веры и креста. Как награду он обещал им Царствие Небесное. Уже раздались одобрительные крики, когда заговорил сам папа: «Вы слышали, что народ, избранный Богом, гибнет под нечестивым игом мусульман. А между тем эти люди Божии не хотят покидать Гроба Господня: они боятся отдать его на посрамление. Они не хотят оставить страждущих и больных без утешения. Горе нам, если мы будем наслаждаться при виде этих мучений. Пришло время идти на битву за святое дело. Не за обиды человека вы будете мстить, но за оскорбления, нанесенные Богу и Его Предвечному Сыну. Оторвитесь от ваших домов, идите освободить Сион, и из рода в род, из века в век память о вашем благочестии, о ваших подвигах будет сохраняться как драгоценная святыня».
Когда Урбан окончил, все как один человек вскочили со своих мест. Раздался дружный, единодушный крик: «Да будет воля Божья! Да будет воля Божья!». Присутствующие рыцари и бароны дали клятву защищать веру и своих собратьев-христиан. Некоторые государи велели сказать через своих послов, что пойдут в святую землю. Вызвался идти и епископ Адемар, человек близкий к папе, прославленный своею кротостью и усердием в защите церкви. Все желающие принять крест проталкивались к понтифику, который прикладывал его к правому плечу, отчего и самые походы стали называться крестовыми, а воины-участники их - крестоносцами.
Принявшие крест
После Клермонского собора начали собираться рыцарские ополчения, и собирались они долго, основательно. Так, из Южной Франции граф Раймонд Тулузский, человек богатый, умный и набожный, собирался целый год, тщательно вооружая своих воинов. К Раймонду примкнули рыцари и графы Южной Франции. Тут же было несколько епископов, в том числе Адемар. Дворянство Средней и Северной Франции собиралось под знамена графа Гуго, брата короля. Сын Вильгельма Завоевателя – Роберт, герцог Нормандский, чтобы подняться в поход, заложил свою землю брату, королю Англии. На эти деньги вооружил нормандцев и присоединил к ним всех рыцарей Англии, пожелавших принять участие в походе. Граф Роберт Фландрский, как человек богатый, сам собрал большое войско. Хотя он был полководцем неважным, но зато мог работать таким тяжелым мячом и таким копьем, которых другому было не поднять. Из прирейнских земель собрался уже упомянутый Готфрид Булонский, герцог Нижней Лотарингии, потомок Карла Великого. Кроме знатного происхождения, он выделялся своим умом, благородством, храбростью и щедростью. В его многочисленном войске, собранном на берегах Рейна, находились между прочими рыцарями и его родные братья. Бодуин, будущий король Иерусалимский, и храбрый рыцарь Ефстафий. В Южной Италии граф Тарентский Боэмунд, старший сын и сподвижник знаменитого нормандского вояки Гискара, был так беден, что не мог на свои средства собрать войско. Но по отваге и мужеству Боэмунд не знал себе соперников. Его железная, закаленная натура не боялась никаких лишений. Кроме того, как человек, бывавший на Востоке, он был очень дорог для прочих крестоносцев. В короткое время Боэмунд собрал армию, не уступавшую числом войскам Раймонда Тулузского и Готфрида Булонского. Тут был и Танкред, племянник Боэмунда - хитрый и жадный, как истый норманн, он был, кроме того, честолюбив, искал опасных приключений и славы непобедимого героя.
Осенью 1096 года все приготовления были окончены, и папа Урбан II написал греческому императору, что 300 тысяч крестоносцев выступают в поход для освобождения святой земли. Сразу же обнаружилась одна из главных проблем крестоносного воинства - отсутствие общего начальника. Никто из предводителей, собравших армию, не захотел бы подчиняться другому. Верховным вождем считался папа, но он оставался в Европе, а епископ Адемар, заменявший его, первое время почти не принимал участия. Известно только одно его приказание, а именно: чтобы все вожди направлялись к Константинополю как сборному пункту.
В декабре того же 1096 года они сошлись в Константинополе, где встретились первые препятствия к дальнейшему походу. Греческий царь требовал от предводителей присяги, что все завоеванные на Востоке земли будут принадлежать ему, а он уж от себя будет их раздавать кому пожелает. Одни дали охотно присягу, другие – нет. Дело доходило до оружия. И хотя все эти споры кое-как уладились, у крестоносцев осталась навсегда неприязнь к Греческой империи. В апреле следующего года все ополченцы переправились через пролив и подошли к городу Никее – важнейшему стратегическому пункту в Малой Азии.
Первые победы и первый обман
Крепкая каменная стена и много башен защищали город Никею, расположенную по уступам гор. С западной стороны Асканийского озера волны били прямо в стену, так что отсюда можно было считать Никею совершенно неприступной. Султана в городе не было, и крестоносцы успели обложить Никею, кроме южной стороны. Каждый их стан наскоро укреплялся палисадом и валом. В это время крестоносцы узнали о приближении стотысячной армии султана Кильдиж-Арслана, спешившего на выручку. В полдень 10 тысяч турецких всадников спустились с гор и, к своему удивлению, встретили жестокий отпор; тогда Кильдиж-Арслан набросился с 40 тысячным отрядом со стороны гор, где стояли главные силы под начальством Готфрида Булонского. И здесь турки были разбиты с потерей 4 тысяч всадников. Остальные, пользуясь темнотой ночи и быстротой коней, успели спастись. Султан отступил в глубь Малой Азии, чтобы собрать новые силы, а Никею бросил на произвол судьбы. Но гарнизон и жители мужественно отбивали приступы крестоносцев, разрушали огромными камнями крытые ходы, которыми христиане старались подойти к стенам, и наносили большой урон стрелами. Турки беспрепятственно подвозили озером провиант и свежие войска. Осада Никеи затянулась бы надолго, потому что крестоносцы не умели брать крепостей. Но одному итальянскому инженеру удалось под прикрытием надежной «черепахи» - так называли крытые ходы – подкопать фундамент угловой башни и разрушить ее, а греки тем временем перетащили несколько галер и спустили на озеро. Теперь и неприступная стена могла быть атакована. Тогда турки снеслись с греческим вождем Батумитом, сопровождавшим армию Запада, и согласились сдать ему город. Крестоносцы ничего не знали об их переговорах и на 20 июня назначили общий приступ. В крепости открыли ворота, впустили греков и снова их заперли. Крестоносцы немало удивились, когда увидели на стенах караулы своих союзников. Заполучив богатый и сильный город, греческий царь одарил простодушных крестоносцев подарками. Они тогда мало были знакомы с хитростью, изворотливостью и лукавством греков.
Из-под Никеи одна колона направилась долиной Горгони, а другая – равниной Дориолен. Войска Боэмунда, Танкреда и Роберта, герцога Нормандского, нашли в изобилии воду и припасы. Только они, отдохнув, собрались выступать, как лазутчики дали знать о приближении турок. Боэмунду в этот день пришлось начальствовать. Он приказал флангам боевой линии примкнуть к густому тростнику, чтобы неприятель не мог их обойти. Из всех повозок построил табор и укрепил его кольями от шатров. Этот табор, в котором собрались все женщины, дети и больные воины, должна была защищать пехота. Конницу Боэмунд разделил на три части: две части ввел в боевую линию под начальством Танкреда и герцога Нормандского, а третью часть взял себе в резерв. Переправу через реку, впереди фронта, он также прикрыл конницей. Вместе с этими распоряжениями Боэмунд послал довольно значительный отряд известить Готфрида об опасности. Только войска заняли свои места, как турки, спустившись с окружных высот, открыли бой градом камней, стрел и «дьявольским» криком. Множество лошадей было убито и ранено. Христианские рыцари, переправляясь поодиночке через реку, стали бить турок. Султан отдал приказ отступать, что еще больше завлекло рыцарей. Вдруг заиграли трубы, забили литавры: вся неприятельская армия, силой около 150 тысяч всадников, бросилась вперед, смяла рыцарей и вихрем пронеслась по полю битвы. Много храбрых рыцарей пало под их ударами, в том числе Роберт, граф Парижский. Смелость и быстрота турок были так ужасны, что скоро толпы всадников очутились перед табором. Он был взят с первого натиска, и турки рассыпались для грабежа, как волки. Боэмунд повернул назад уцелевшие фланги и успел прогнать нападавших; но прибыли новые толпы, и мало-помалу победа склонялась на сторону мусульман. Тщетно Боэмунд бросался то вперед, то назад. Танкред, окруженный врагами, изломал копье… В эту опасную минуту подошли 50 тысяч рыцарей, и турки с досадой отступили на высоты. Христианское войско перестроилось: на левом крыле стали нормандцы Боэмунда, на правом – лотарингцы, в центре – французы под начальством Раймонда. Пехота и часть рыцарей составили резерв под начальством Адемара. Епископы в церковном облачении объехали войска и благословив их. С криком: «Да будет Божья воля!» - вся христианская армия перешла в наступление. Епископ Адемар направился в тыл. Ни стрелы, ни крики неприятеля не могли сломать грозного одушевления крестоносцев. Турки рассыпались, а рыцари пустились за ними в погоню, стараясь захватить свежих коней. Стан неверных – первая добыча христиан – был захвачен целиком. Султан с остатками армии, отступая в глубь Азии, истреблял теперь все, что можно было уничтожить: плодородные страны он превратил в пустыню. По временам крестоносцы испытывали величайшие мучения от жары и недостатка продовольствия, но они выносили все с радостным чувством надежды на помощь Божию. Как истые странники, они жили между собой подобно братьям, делились всем поровну, хотя зачастую и не понимали друг друга. Подвигаясь все дальше и дальше, крестоносцы вошли в сношении с армянами, давними врагами турок. Один из вождей, Бодуин Фландрийский, брат Готфрида Булонского, сделался, по желанию армянского народа, их королем в городе Эдессе. Это событие очень помогло крестоносцам впоследствии. Только в конце октября они подошли к Антиох, где задержались более года, выдержали жестокие битвы и вынесли самые тяжкие страдания.
Антиохия
Боэмунду давно хотелось удержать за собой Антиохию в случае ее падения, и он пустился теперь на хитрость: объявив крестоносцам, что он не хочет продолжать войну, если не пообещают отдать ему город. Кроме того, ему удалось снестись с одним армянином, принявшим магометанство, который из мести к эмиру, дал знать, что он может впустить христиан в угловую башню. Боэмунд, конечно, согласился с радостью и сейчас же объявил крестоносцам, что он отворит им ворота, лишь бы они еще раз пообещали оставить в его владении Антиохию. Крестоносцы не сразу согласились. Они напомнили ему, что дали присягу греческому императору. «Что же будет с присягой, - говорили они, - если мы будем разбирать себе владения?». Но вскоре поступили вести о приближении огромного мусульманского войска под началом Кербоги. Ввиду опасности, предводители крестоносных отрядов согласились на все, лишь бы занять Антиохию.
Вечером 2 июня 1098 года Боэмунд повел часть своих нормандцев в горы, и дальним ночным обходом приблизился к башне, которой командовал армянин. Как только стало рассветать, Боэмунд сам расставил штурмовые лестницы. Войска тихо поднялись, перебили стражу и открыли ворота. Прочие крестоносцы были уже готовы к нападению. Турки, захваченные врасплох, почти не сопротивлялись, тем более что против них тотчас вооружилось христианское население города. Все улицы были запружены войсками: крики, убийства, преследования продолжались до тех пор, пока не перебили всех турок.
Через три дня подошел Кербога. Одни говорят, что он привел 150 тысяч, другие – 300 тысяч войска. Если бы он не потерял под Эдессой три недели, то пришел бы раньше, и судьба крестового похода была бы иная. Бодуин отстоял Эдессу, а крестоносцы успели взять Антиохию. Но и теперь войска Запада оказались в очень тяжелом положении, возможно самом тяжелом с того момента как крестоносцы ступили на азиатский берег.
Кербога обложил город так, что христиане не смели и подумать добывать себе припасы, а это грозило большим голодом. Подождав немного, Кербога начал 9 июня нападение и приказал вести атаку с двух сторон – со стороны гор и от реки Оронта. Однако христиане дружно отстояли городскую стену против цитадели и сделали удачную вылазку с другой стороны. Турки было разбежались, но потом собрались снова и ворвались в город. Здесь их встретила живая стена из крестоносцев, которой они не могли прошибить, и, несмотря на свою отчаянную храбрость, отступили. Видя, что сила крестоносцев еще велика, Кербога расположил главную часть армии за Оронтом и отсюда уже разослал отряды, держа город в самой строгой блокаде; нападал же только со стороны цитадели, но нападал безустанно, не давая покоя ни днем, ни ночью, и всегда свежими войсками. Этим способом он надеялся сберечь свои силы и дождаться, пока христиане не перемрут с голода. Действительно, нужда в продовольствии становилась с каждым днем больше, и скоро все было съедено. Многих охватило отчаяние.
Некоторые по ночам спускались по веревке и искали спасения в тайном бегстве. Они направляли свой путь к морю и сначала уходили поодиночке, а потом целыми толпами; между ними даже попадались знатные рыцари, бароны. Однажды разнесся по городу слух, что все предводители задумали бежать. Войско бросилось в беспорядке к воротам, и быть бы большой беде, не появись вовремя епископ Адемар и Боэмунд. Они остановили и успокоили напуганных воинов. Между страждущими и голодными христианами стали проявляться чудесные указания. Так, к графу Раймонду пришел бедный француз по имени Петр Варфоломей и рассказал, что ему было видение: явился апостол Андрей и показал копье сотника Лонгина, которым прободили ребра Спасителя, когда Он висел на кресте. И хранится это копье в церкви святого Петра. Если теперь его добыть, то настанет конец мукам. Граф Раймонд взял двенадцать человек и приказал копать в указанном месте. Копали целый день и к вечеру, недалеко от алтаря, действительно нашли глубоко в земле копье. Христиане оживились надеждой на скорое избавление.
Христианам нужно было выбирать одно из двух: или разогнать неприятеля за стенами города, или умереть с голода в этих же самых стенах. Боэмунд составил план сражения. Воины причастились, но прежде чем выступить на последний бой, Боэмунд выслал к Кербога посольство – предложить мир. В этом посольстве находился и проповедник Петр Пустынник. Кербога принял их, но дал грубый ответ: «Или вы должны принять веру Магомета, или подохнуть, как собаки!».
Христиане едва насчитывали 150 тысяч изнуренного и голодного войска, часть которого надо было еще оставить против цитадели, но зато они были единодушны, воодушевлены и веровали в помощь Божью. 28 июня крестоносцы выступили из Антиохии, перешли по мосту через Оронт и вытянули свои пять колонн против мусульманского войска. Готфрид, Роберт Нормандский и граф Гуго находились в центре; епископ Адемар и Танкред прикрывали фланги. Шестая колонна, под начальством Боэмунда, должна была составлять резерв. Странно, что Кербога ничего не сделал, чтобы помешать движению христиан через мост. Он поспешно выстроил свое войско и выслал бека Сокмана в обход противников. Между тем Готфрид, Роберт и граф Гуго двинулись широким фронтом и ударили на турок спереди. Султаны Дамаска и Халеба покинули поле битвы, войска Кербога поколебались, но в это время стремительный удар Сакмана в тылу крестоносцев восстановил ситуацию. В минуту общего колебания турки взяли перевес. Они уже овладели главным знаменем, но епископ Адемар и Танкред, повернув свои крылья, разбили Сокмана и выручили Боэмунда. Тыл был спасен: Кербога отошел за болотистый ручей. Тогда передняя линия христиан опять устремилась вперед, и так смело, что турецкая армия, не привыкшая к правильному отступлению, бросилась врассыпную и покинула свой богатый лагерь. Велика была радость, наполнившая сердца христиан: они увидели себя не только спасенными, но и среди того богатства, такого изобилия, какое не снилось суровым и бедным сынам Севера. В это-то время торжества и победы сложились среди христиан сказания и песни, в которых восхвалялись доблестные подвиги Готфрида, Боэмунда, Танкреда и других героев, даже измышленных, но любимых народами Запада. В течение долгих веков эти сказания переходили из уст в уста, все украшаясь новыми прибавками, отчего становились еще более любопытными. После поражения Кербога крестоносцы приостановили военные действия, чтобы дать отдых измученным войскам. Примечательно, что даже сами крестоносцы удивлялись своим достижениям, однозначно относя их к небесному заступничеству.
У стен Святого Града
Прошли лето и осень 1098 года, а о дальнейшем походе никто из предводителей не думал. Тогда в войсках начался ропот. Воины заговорили: «Если князья не хотят вести нас к Иерусалиму, то мы пойдем и без них. Мы лучше сожжем Антиохию, чтобы она никому не досталась». Все помыслы простых людей были направлены к Иерусалиму. Нетерпение, страстное желание поскорее войти в священный город росло с каждым днем и перешло в открытый бунт. Солдаты подожгли свои палатки и беспорядочными толпами потянулись прямо на юг. Теперь крестоносцы шли уже без остановок к последней, и настоящей, цели своего похода.
Пока крестоносцы медлили, Иерусалим захватили вторично арабы из Египта. Они нарочно выжидали, пока христиане и турки истощатся в борьбе, и летом 1098 года успели сделаться хозяевами священного города. От имени калифа прислали сказать крестоносцам, что они могут теперь приходить частями поклониться Гробу Господню, но только без оружия. Однако это предложение осталось без ответа.
Хотя число крестоносцев сильно уменьшилось после потерь в походах, в битвах, от болезней (кроме того, часть была оставлена в гарнизонах в Сирии), и у них насчитывалось не более 20 тысяч, они готовы были теперь на подвиги выше человеческих сил, особенно после поражения Кербоги. Когда уже оставалось недалеко до Иерусалима, всякий порядок в войске исчез. Движимые набожностью, крестоносцы толпами бросались вперед и, завидев стены и башни святого города, повергались на колени и воздавали благодарственную хвалу Богу.
Крестоносцы расположились вокруг города полукружием, причем восточная сторона, от Масличной горы, осталась не обложенной по недостатку войск. Через несколько дней они сделали попытку взять город штурмом, без всяких приготовлений, рассчитывая на воодушевление. Приступ был отбит, и с большим уроном. Пришлось приступить к правильной осаде, а между тем в окрестностях Иерусалима нельзя было достать ни припасов, ни фуража, ни материала. Войско страдало от жажды, голода, а пуще всего от несогласий. Из генуэзского флота, отправленного на помощь крестоносцам, уцелел только один корабль - прочие были захвачены арабами. Положение крестоносцев становилось отчаянным. К счастью, на уцелевшем корабле находилось несколько искусных инженеров. Когда удалось достать лес, эти инженеры помогли окончить штурмовые лестницы и сделали две большие подвижные башни. С того же корабля доставили войску хлеб, вино и зелень.
Накануне избранного дня войско обошло в процессии кругом Иерусалима. Впереди шло, со Святыми Дарами и песнопением, духовенство, потом предводители, а сзади – длинной вереницей – все войско. Шли босиком, но вооруженные, на случай нападения. В тот же день воины исповедали грехи и причастились. 14 июля, на рассвете, начался штурм. Выпустив по защитникам облако стрел и камней, крестоносцы бросились на приступ. Но гарнизон оборонялся мужественно. Примечательно, что вместе с мусульманами город защищали и иудеи, забыв все разногласия. Арабы, прикрывши стены мешками с соломой, стреляли по машинам зажигательными стрелами, скатывали на христиан бревна, обломки скал. Нападение было отбито.
На следующий день бой возобновился с прежним упорством. И в крепости, и за крепостью понимали, что настал решительный час – жить или умереть. Наступал полдень, а крестоносцы нигде не имели успеха. Уже вожди думали об отступлении, но в тот самый час, когда Спаситель окончил некогда на кресте Свои страдания, наружная задняя стена, со стороны холма Везефы, была проломана. Башню удалось сейчас же передвинуть ко второй стене. Искусное действие стрелков с платформы этой башни и пламя зажженных мешков прогнали арабов со стены. Готфрид приказал опустить с башни подъемный мост и, сопровождаемый братом Евстафием, первый вступил на стены святого города. Ворота святого Стефана были отворены, и крестоносцы с криком: «Так Богу угодно!», - ворвались в город. С другой стороны защитники Давидовой башни, устрашенные успехами христиан, сами открыли ворота дружинам французов. Страшное мщение постигло всех арабов и евреев, доживших до этого часа: в исступлении ненависти христиане не щадили ни пола, ни возраста; сожгли мечети, синагоги и школы, в которых надеялись найти спасение старцы и женщины; они даже казнили сдавшихся защитников Давидовой башни. От 70 тысяч жителей осталось столько, сколько было необходимо для погребения убитых.
Только что христианские вожди покончили с избранием Готфрида Булонского владетелем Иерусалима, или «защитником Гроба Господня», как узнали о новой опасности. Египетский полководец Афдал вступил в конце июля в Сирию и грозил разрушить святой город. Под Аскалоном, на два дня пути от Иерусалима, Афдал присоединил к своим эфиопам несколько арабских орд и рассеянные толпы турок, так что у него составилась армия в 140 тысяч.
Угроза Афдала так воодушевила христиан, что они, несмотря на свою малочисленность, решились сразиться с неверными. Почти все вожди и рыцари отправились босыми к Гробу Спасителя, горячо помолились и после причастия повели войска к Аскалону. Неприятель нарочно распустил по дороге свои стада в надежде завлечь христиан грабежом. Но в войсках был на этот раз строгий порядок: никто, под страхом отлучения от церкви, не смел бросать во время похода ряды, и крестоносцы продолжили движение, нигде не останавливаясь. Скоро христиане вступили в обширную равнину, С правой стороны у них был морской берег, а немного дальше – Аскалон, с левой – горы, впереди, за ручьем Сорек, египетская армия. Утром, как только показалось жгучее солнце Сирии, в христианском лагере началось движение. Войска тихо двинулись через речку Сорек и перестроились в пять боевых колонн. Готфрид взял вправо, к Аскалону, чтобы отрезать оттуда помощь, Раймонд остался на левом крыле, оберегая фланг, а три средние колонны пошли прямо на врагов. Афдал только с что приготовился к бою. Его линии войск имели вид вогнутой дуги, на правом фланге которой стояли турки, на левом – мавры и эфиопы, в центре – египтяне, а впереди – негритянская пехота с луками и проволочными бичами. Смелое движение крестоносцев изумило Афдала. Его смутило и то, что позади христиан поднимались облака пыли, точно шли большие резервы. А это был их же скот. Легковооруженные мавры и негры, став на колени и прикрывшись щитами, осыпали стрелами боевые колонны; потом они схватились за бичи и ударами этого страшного оружия, которое пробивало панцири, ломило щиты и убивало лошадей, остановили наступление. Но Роберт Нормандский с отборною дружиною врезался в густые ряды неприятеля и убил знаменосца. Пораженный страхом, центр египтян повернул назад; осталось 5 тысяч эфиопов, вооруженных железными палками. Они встретили христиан стрелами, кнутами и, наконец, палицами. Готфрид успел разорвать их сплошную тучу и изрубил ее на месте; потом «защитник Гроба Господня» бросился наперерез бегущему центру и правому флангу. Они думали спастись в Аскалоне и теперь повернули к морю. Тут их нагнал Раймонд и потопил до трех тысяч. Танкред атаковал богатый мусульманский лагерь. Египтяне понесли страшное поражение, Афдал бежал так поспешно, что потерял свой меч. Знамя калифа, вырванное Робертом Нормандским, как трофей славной победы было поставлено в храм Гроба Господня, а потом отправлено к святому отцу. Аскалонской победой закончился первый крестовый поход.
Потомки крестоносцев
После него последовали и другие. Но, по мнению, как современников, так и поздних исследователей, в последующих походах в значительной степени была утрачена первоначальная чистота помыслов с ее безграничной самоотверженностью и бескомпромиссностью. И великие религиозные цели очень часто стали оказываться лишь прикрытием низменных устремлений - корысти и тщеславия. Понятно, что такое духовное перерождение привело к тому, что 1244 году христиане окончательно потеряли Святой Город. Папский престол еще неоднократно объявлял крестовые походы, но теперь не против сарацинов, а против еретиков, или даже православных христиан. Активно тему крестового похода (правда, не под знаком креста, а под языческой свастикой) эксплуатировали вожди национал-социализма.
Хотя крестоносная эпопея продолжала волновать умы многих людей Запада, ее настоящими духовными наследниками стали наши соотечественники. В ХVIII-XX веках русские войска непрестанно вели войны, религиозный мотив которых был несомненен - освобождение своих христианских братьев не только православных славян, греков, румын и грузин, но и монофизитов из под ига сарацинов. Война за освобождение Болгарии, была самым настоящим крестовым походом, в которой все остальные мотивы отступили на второй план, перед главной целью - освобождением христиан и Второго Рима - Константинополя от турок. Этой же идеей в значительной степени были воодушевлены русские воины и в годы Первой мировой войны. Как известно, согласно многочисленным пророчествам православных святых (да и распространяемым среди турок предсказаниям), столице Византийской империи предстоит быть освобожденной именно русскими войсками. Как бы то ни было, но тема крестовых походов находит отклик в сердцах и наших современников.
«Крестовые походы» - это понятие в сознании европейца заключает в себе нечто большее, чем просто историческое событие или даже эпоху. По мнению многих мыслителей прошлого и настоящего, это было самое яркое и значимое явление в истории Западной Европы, когда все ее народы были одухотворены одной высшей целью, и когда дух восторжествовал над плотью, а небесное над земным. Вся территория от Атлантики до Одера превратилась в подобие огромного вооруженного лагеря, непрестанно высылающего на Восток армии крестоносных воинов, движимых стремлением освободить главные святыни христианства из рук неверных, и освободить своих братьев, стонущих под тяжким гнетом агарян. Даже сегодня, когда потерявшая свои корни и ценности Европа, превратившаяся в «общество потребления» безнадежно погрязла в прагматизме, тема Крестовых походов продолжает волновать людей Запада, отзываясь в их сердцах щемящей тоской, как воспоминание о чем-то великом и навсегда утерянном. «Диалог» с отошедшими в вечность восемь столетий назад крестоносными воинами и их вождями не прекращается и сегодня. Их измельчавшие потомки в лице католических иерархов не устают сегодня обличать своих героических предков и приносить за них покаяние перед сегодняшними сарацинами, вновь помышляющими о водружении знамени пророка над всей планетой. Неудивительно поэтому, что и сегодня персонажи тех далеких лет выглядят куда более живыми и реальными, чем многие нынешние политические и общественные деятели.
Под властью сарацин
Традиция паломничества в Святую Землю имеет очень давнюю историю - еще с первых веков христианства. Народы Запада, принимая Христово учение, мысленно обращали свои взоры к Востоку, к местам, освещенным стопами Спасителя. Из Галлии, Германии, Италии, Испании и других стран христианского мира шли тысячи богомольцев поклониться Святому Гробу. Эти путешествия не прекращались даже и во время переселения народов. Бедный странник с посохом шел по полям, где происходили жестокие побоища, и никто его не трогал.
Пока Святая земля находилась еще под властью христианских государей, такие путешествия, хотя и были сопряжены со значительными трудностями, были все же не слишком опасны. Палестина цвела обилием и красотой; ее поля были хорошо возделаны, горы покрыты кедровыми лесами. Часто по пути попадались городки, деревеньки, монастыри; шла бойкая торговля с Царьградом и странами Востока. Ситуация изменилась коренным образом, после того, как этот благословенный край оказался под пятой завоевателей явившихся из глубин пустынной Аравии. Христиане Святой Земли были лишены оккупантами всех прав – им было запрещено носить оружие, ездить верхом, они были обязаны платить огромные налоги. Любой мусульманин мог безнаказанно обидеть, ограбить, а то и убить «гяура». Кроме того, арабы подозревали христиан Палестины в тайных сношениях и помощи грекам, с которыми они вели частые войны. В случае какой-либо неудачи христиане Иерусалима и Сирии подвергались яростной мести арабов. Когда греческий император Никифор Фока взял Антиохию, то иерусалимский патриарх был судим за сношение с греками: его сожгли на костре; в то же время было сожжено несколько церквей. При султане Хакиме началось беспощадное истребление христиан. В них стали видеть самых заклятых врагов, которых не следует щадить. Все церковные церемонии были строго запрещены; церкви превращали в конюшни и склады, храм Гроба Господня разрушен до основания. Весть о поругании святынь вместе с беженцами быстро распространилась по всему христианскому миру. Все заговорили о конце мира, и всякому набожному человеку хотелось умереть в городе, где страдал и был распят Сам Господь.
Происходило нечто, малопонятное современному человеку: несмотря на нещадные гонения на христиан в ХI столетии, паломников в Святую Землю становилось все больше и больше. Туда шли графы и князья, монахи и священники, епископы и, даже, короли. Знатные лица шли с большой свитой, которая возрастала в числе по мере приближения к святому городу. В 1064 году в одной толпе богомольцев, которую вел майнцский епископ, насчитывали не менее 7 тысяч человек. Многие из них полегли дорогой в боях. Никогда еще стечение народа не было так велико в Иерусалиме, несмотря на жестокости магометан: все думали, что Вечный Судия явится именно теперь и в этом городе. Толпы народа покрывали дороги; их грабили, убивали, а они все шли и шли. У стен Иерусалима их ждали новые испытания: арабы, или, как их называли, сарацины, требовали по червонцу с человека. У кого были деньги, те давали, а бедняки так и пропадали под стенами от голода, болезней, от непривычки к знойному климату Палестины. И те счастливцы, которые попадали в город, тоже терпели горе, часто находили там и смерть. Случалось, что во время божественной службы, когда христиане лежали в слезах пред алтарем, врывались в церковь буйные толпы. С криком бросались на духовенство, били его палками, кидали священные сосуды, срывали иконы и топтали их ногами. Ни один большой праздник не обходился без побоища и осквернения христианской святыни. Положение христиан еще более ухудшилось, когда Сирия и Палестина из-под власти арабов перешли во власть турок. Богомольцы, возвращались в Европу, рассказывали про те мучения, которые они там вынесли. Разговоры о необходимости освобождения Гроба Господня из рук неверных звучали все чаще, но для того чтобы перевести их в практическую плоскость, необходимо было объединить усилия христианского мира.
Ведь задолго до того, когда рыцари Запада приняли крест, крестовые походы в Святую Землю против захватчиков - сарацинов организовывали византийские Базилевсы – августейшие защитники Христовой веры на Востоке. Но в этом случае религиозный аспект не был единственным – вопрос шел об освобождении восточных провинций империи, захваченных арабами и превращенных ими в плацдарм для дальнейшего натиска на Византию. Император Никифор Фока, талантливый военачальник, впервые нанес завоевателям сокрушительное поражение – освободив Крит, 137 лет находившийся под властью неверных. После этой победы он продолжил походы на восток. И хотя освободить Палестину его войска не сумели, они заняли важнейшие стратегические пути, открывающие дорогу на Сирию и Палестину, чем в дальнейшем значительно облегчили задачу западным крестоносцам.
Петр Пустынник
Однажды, между простыми богомольцами появился человек, которого все стали замечать. Звали его Петром Пустынником. Он был родом француз, или вернее - франк, незнатного происхождения, но имел большой ум и теплую душу, отзывчивую к страданиям ближних. Еще в молодости он, оставив суетный мир, ушел в пустыню, где вел жизнь строгого подвижника. Бедный отшельник, без почетного звания, без денег, стал велик силой своего слова и, что называется, не взирая на лица, делал то, что подсказывала ему совесть христианина. Его сердце обливалось кровью при виде жестокостей и насилия мусульман. Он кипел гневом, когда слышал рассказы о страданиях христиан или когда сам видел поругание христианской святыни. Он задумался об освобождении Гроба Господня и пошел к иерусалимскому патриарху. Продолжительная и задушевная беседа наполнила их сердца надеждою. Пустынник поклялся поднять народы Запада на освобождение Иерусалима, а патриарх написал письмо в Рим, к папе и к сильным государям.
В рясе богомольца, опоясанный веревкой, без шапки и босой, с крестом в руках, Петр Пустынник сел на мула и через Альпийские горы направил свой путь во Францию, а оттуда в Германию. Он переезжал из города в город, из деревни в деревню и повсюду говорил: в церквах, на кладбищах, на площадях, на полях, в замках и хижинах. Он описывал посрамление святых мест, рассказывал про мученическую смерть несчастных богомольцев, их страдания и жестокости турок.
Народ теснился возле проповедника; везде его встречали как посланника Божия. Всякий почитал себя счастливым, если ему удавалось коснуться его одежды; волосы, вырванные из хвоста или гривы его мула, хранились как святыня. Богатые несли ему деньги и драгоценности на освобождение Иерусалима; и богатые и бедные клялись положить свою жизнь за святое дело.
Одним из тех, кто особенно проникся словами Петра, был будущий первый государь Иерусалимского королевства Годфрид Булонский, который сдружился с монахом и почитал его за своего учителя. Герцог Булонский стал объезжать замки своих вассалов и соседей, проповедуя священную войну. В качестве первых соратников он привлек своего старшего брата графа Ефстафия Булонского и младшего - Бодуэна. К ним примкнули многие знатные сеньоры, имевшие владения на территориях сегодняшней Бельгии и Французских Арденн. Годфрид принял решение, поразившее тогда многих и приведшее в растерянность и смятение его двор (хотя чуть позже его примеру последовало немало синьоров по всей Европе). Он продает свое герцогство, на борьбу за которое положили много сил и немало жизней и его предки, и он сам. А все вырученные деньги пускает на вооружение и экипировку крестоносной армии.
Да будет воля Божья!
В то же время греческий император Алексей, обратился за помощью к папе Урбану II. Утвердившись в Малой Азии, турки угрожали теперь самой столице греческих царей и Афинам; для спасения империи надо было взять обратно хотя бы одну Никею. Но Алексей, несмотря на свою храбрость, не в силах был собственными средствами бороться с турками. Он рассылал послов, писал письма к папе, к латинским государям, призывая их идти на Восток и обещая в награду богатые и плодоносные страны, принадлежавшие некогда грекам. Папа Урбан принял это дело близко к сердцу. Он назначил в городе Клермоне, во Франции, собор, и на этот собор, кроме послов императора Алексея, прибыло более 200 епископов, 400 аббатов, множество священников и светских владетелей: графов, князей, баронов и рыцарей. Несметная толпа народа собралась на городской площади.
Рядом с папским троном стал человек в самой грубой одежде, с посохом в руке: это был Петр Пустынник. Он начал говорить во имя Христа: напомнил обиды и гонения, причиняемые турками; рассказал, как христиане, обремененные цепями, таскают плуги или переносят на спинах тяжелые ноши; как турки отбирают деньги за то, чтобы христианин мог поклониться Гробу Господню; как у нищих отнимают кусок хлеба и сдирают последние лохмотья; как тащат священников на поругание: секут их розгами, рвут на них священные одежды и казнят смертью…
Рыдания не дали докончить проповеднику: он совсем изнемог, упал на колени и плакал неудержимо. Собрав последние силы, он вдруг поднялся и могучим голосом призвал сильных мира на защиту слабых, на защиту веры и креста. Как награду он обещал им Царствие Небесное. Уже раздались одобрительные крики, когда заговорил сам папа: «Вы слышали, что народ, избранный Богом, гибнет под нечестивым игом мусульман. А между тем эти люди Божии не хотят покидать Гроба Господня: они боятся отдать его на посрамление. Они не хотят оставить страждущих и больных без утешения. Горе нам, если мы будем наслаждаться при виде этих мучений. Пришло время идти на битву за святое дело. Не за обиды человека вы будете мстить, но за оскорбления, нанесенные Богу и Его Предвечному Сыну. Оторвитесь от ваших домов, идите освободить Сион, и из рода в род, из века в век память о вашем благочестии, о ваших подвигах будет сохраняться как драгоценная святыня».
Когда Урбан окончил, все как один человек вскочили со своих мест. Раздался дружный, единодушный крик: «Да будет воля Божья! Да будет воля Божья!». Присутствующие рыцари и бароны дали клятву защищать веру и своих собратьев-христиан. Некоторые государи велели сказать через своих послов, что пойдут в святую землю. Вызвался идти и епископ Адемар, человек близкий к папе, прославленный своею кротостью и усердием в защите церкви. Все желающие принять крест проталкивались к понтифику, который прикладывал его к правому плечу, отчего и самые походы стали называться крестовыми, а воины-участники их - крестоносцами.
Принявшие крест
После Клермонского собора начали собираться рыцарские ополчения, и собирались они долго, основательно. Так, из Южной Франции граф Раймонд Тулузский, человек богатый, умный и набожный, собирался целый год, тщательно вооружая своих воинов. К Раймонду примкнули рыцари и графы Южной Франции. Тут же было несколько епископов, в том числе Адемар. Дворянство Средней и Северной Франции собиралось под знамена графа Гуго, брата короля. Сын Вильгельма Завоевателя – Роберт, герцог Нормандский, чтобы подняться в поход, заложил свою землю брату, королю Англии. На эти деньги вооружил нормандцев и присоединил к ним всех рыцарей Англии, пожелавших принять участие в походе. Граф Роберт Фландрский, как человек богатый, сам собрал большое войско. Хотя он был полководцем неважным, но зато мог работать таким тяжелым мячом и таким копьем, которых другому было не поднять. Из прирейнских земель собрался уже упомянутый Готфрид Булонский, герцог Нижней Лотарингии, потомок Карла Великого. Кроме знатного происхождения, он выделялся своим умом, благородством, храбростью и щедростью. В его многочисленном войске, собранном на берегах Рейна, находились между прочими рыцарями и его родные братья. Бодуин, будущий король Иерусалимский, и храбрый рыцарь Ефстафий. В Южной Италии граф Тарентский Боэмунд, старший сын и сподвижник знаменитого нормандского вояки Гискара, был так беден, что не мог на свои средства собрать войско. Но по отваге и мужеству Боэмунд не знал себе соперников. Его железная, закаленная натура не боялась никаких лишений. Кроме того, как человек, бывавший на Востоке, он был очень дорог для прочих крестоносцев. В короткое время Боэмунд собрал армию, не уступавшую числом войскам Раймонда Тулузского и Готфрида Булонского. Тут был и Танкред, племянник Боэмунда - хитрый и жадный, как истый норманн, он был, кроме того, честолюбив, искал опасных приключений и славы непобедимого героя.
Осенью 1096 года все приготовления были окончены, и папа Урбан II написал греческому императору, что 300 тысяч крестоносцев выступают в поход для освобождения святой земли. Сразу же обнаружилась одна из главных проблем крестоносного воинства - отсутствие общего начальника. Никто из предводителей, собравших армию, не захотел бы подчиняться другому. Верховным вождем считался папа, но он оставался в Европе, а епископ Адемар, заменявший его, первое время почти не принимал участия. Известно только одно его приказание, а именно: чтобы все вожди направлялись к Константинополю как сборному пункту.
В декабре того же 1096 года они сошлись в Константинополе, где встретились первые препятствия к дальнейшему походу. Греческий царь требовал от предводителей присяги, что все завоеванные на Востоке земли будут принадлежать ему, а он уж от себя будет их раздавать кому пожелает. Одни дали охотно присягу, другие – нет. Дело доходило до оружия. И хотя все эти споры кое-как уладились, у крестоносцев осталась навсегда неприязнь к Греческой империи. В апреле следующего года все ополченцы переправились через пролив и подошли к городу Никее – важнейшему стратегическому пункту в Малой Азии.
Первые победы и первый обман
Крепкая каменная стена и много башен защищали город Никею, расположенную по уступам гор. С западной стороны Асканийского озера волны били прямо в стену, так что отсюда можно было считать Никею совершенно неприступной. Султана в городе не было, и крестоносцы успели обложить Никею, кроме южной стороны. Каждый их стан наскоро укреплялся палисадом и валом. В это время крестоносцы узнали о приближении стотысячной армии султана Кильдиж-Арслана, спешившего на выручку. В полдень 10 тысяч турецких всадников спустились с гор и, к своему удивлению, встретили жестокий отпор; тогда Кильдиж-Арслан набросился с 40 тысячным отрядом со стороны гор, где стояли главные силы под начальством Готфрида Булонского. И здесь турки были разбиты с потерей 4 тысяч всадников. Остальные, пользуясь темнотой ночи и быстротой коней, успели спастись. Султан отступил в глубь Малой Азии, чтобы собрать новые силы, а Никею бросил на произвол судьбы. Но гарнизон и жители мужественно отбивали приступы крестоносцев, разрушали огромными камнями крытые ходы, которыми христиане старались подойти к стенам, и наносили большой урон стрелами. Турки беспрепятственно подвозили озером провиант и свежие войска. Осада Никеи затянулась бы надолго, потому что крестоносцы не умели брать крепостей. Но одному итальянскому инженеру удалось под прикрытием надежной «черепахи» - так называли крытые ходы – подкопать фундамент угловой башни и разрушить ее, а греки тем временем перетащили несколько галер и спустили на озеро. Теперь и неприступная стена могла быть атакована. Тогда турки снеслись с греческим вождем Батумитом, сопровождавшим армию Запада, и согласились сдать ему город. Крестоносцы ничего не знали об их переговорах и на 20 июня назначили общий приступ. В крепости открыли ворота, впустили греков и снова их заперли. Крестоносцы немало удивились, когда увидели на стенах караулы своих союзников. Заполучив богатый и сильный город, греческий царь одарил простодушных крестоносцев подарками. Они тогда мало были знакомы с хитростью, изворотливостью и лукавством греков.
Из-под Никеи одна колона направилась долиной Горгони, а другая – равниной Дориолен. Войска Боэмунда, Танкреда и Роберта, герцога Нормандского, нашли в изобилии воду и припасы. Только они, отдохнув, собрались выступать, как лазутчики дали знать о приближении турок. Боэмунду в этот день пришлось начальствовать. Он приказал флангам боевой линии примкнуть к густому тростнику, чтобы неприятель не мог их обойти. Из всех повозок построил табор и укрепил его кольями от шатров. Этот табор, в котором собрались все женщины, дети и больные воины, должна была защищать пехота. Конницу Боэмунд разделил на три части: две части ввел в боевую линию под начальством Танкреда и герцога Нормандского, а третью часть взял себе в резерв. Переправу через реку, впереди фронта, он также прикрыл конницей. Вместе с этими распоряжениями Боэмунд послал довольно значительный отряд известить Готфрида об опасности. Только войска заняли свои места, как турки, спустившись с окружных высот, открыли бой градом камней, стрел и «дьявольским» криком. Множество лошадей было убито и ранено. Христианские рыцари, переправляясь поодиночке через реку, стали бить турок. Султан отдал приказ отступать, что еще больше завлекло рыцарей. Вдруг заиграли трубы, забили литавры: вся неприятельская армия, силой около 150 тысяч всадников, бросилась вперед, смяла рыцарей и вихрем пронеслась по полю битвы. Много храбрых рыцарей пало под их ударами, в том числе Роберт, граф Парижский. Смелость и быстрота турок были так ужасны, что скоро толпы всадников очутились перед табором. Он был взят с первого натиска, и турки рассыпались для грабежа, как волки. Боэмунд повернул назад уцелевшие фланги и успел прогнать нападавших; но прибыли новые толпы, и мало-помалу победа склонялась на сторону мусульман. Тщетно Боэмунд бросался то вперед, то назад. Танкред, окруженный врагами, изломал копье… В эту опасную минуту подошли 50 тысяч рыцарей, и турки с досадой отступили на высоты. Христианское войско перестроилось: на левом крыле стали нормандцы Боэмунда, на правом – лотарингцы, в центре – французы под начальством Раймонда. Пехота и часть рыцарей составили резерв под начальством Адемара. Епископы в церковном облачении объехали войска и благословив их. С криком: «Да будет Божья воля!» - вся христианская армия перешла в наступление. Епископ Адемар направился в тыл. Ни стрелы, ни крики неприятеля не могли сломать грозного одушевления крестоносцев. Турки рассыпались, а рыцари пустились за ними в погоню, стараясь захватить свежих коней. Стан неверных – первая добыча христиан – был захвачен целиком. Султан с остатками армии, отступая в глубь Азии, истреблял теперь все, что можно было уничтожить: плодородные страны он превратил в пустыню. По временам крестоносцы испытывали величайшие мучения от жары и недостатка продовольствия, но они выносили все с радостным чувством надежды на помощь Божию. Как истые странники, они жили между собой подобно братьям, делились всем поровну, хотя зачастую и не понимали друг друга. Подвигаясь все дальше и дальше, крестоносцы вошли в сношении с армянами, давними врагами турок. Один из вождей, Бодуин Фландрийский, брат Готфрида Булонского, сделался, по желанию армянского народа, их королем в городе Эдессе. Это событие очень помогло крестоносцам впоследствии. Только в конце октября они подошли к Антиох, где задержались более года, выдержали жестокие битвы и вынесли самые тяжкие страдания.
Антиохия
Боэмунду давно хотелось удержать за собой Антиохию в случае ее падения, и он пустился теперь на хитрость: объявив крестоносцам, что он не хочет продолжать войну, если не пообещают отдать ему город. Кроме того, ему удалось снестись с одним армянином, принявшим магометанство, который из мести к эмиру, дал знать, что он может впустить христиан в угловую башню. Боэмунд, конечно, согласился с радостью и сейчас же объявил крестоносцам, что он отворит им ворота, лишь бы они еще раз пообещали оставить в его владении Антиохию. Крестоносцы не сразу согласились. Они напомнили ему, что дали присягу греческому императору. «Что же будет с присягой, - говорили они, - если мы будем разбирать себе владения?». Но вскоре поступили вести о приближении огромного мусульманского войска под началом Кербоги. Ввиду опасности, предводители крестоносных отрядов согласились на все, лишь бы занять Антиохию.
Вечером 2 июня 1098 года Боэмунд повел часть своих нормандцев в горы, и дальним ночным обходом приблизился к башне, которой командовал армянин. Как только стало рассветать, Боэмунд сам расставил штурмовые лестницы. Войска тихо поднялись, перебили стражу и открыли ворота. Прочие крестоносцы были уже готовы к нападению. Турки, захваченные врасплох, почти не сопротивлялись, тем более что против них тотчас вооружилось христианское население города. Все улицы были запружены войсками: крики, убийства, преследования продолжались до тех пор, пока не перебили всех турок.
Через три дня подошел Кербога. Одни говорят, что он привел 150 тысяч, другие – 300 тысяч войска. Если бы он не потерял под Эдессой три недели, то пришел бы раньше, и судьба крестового похода была бы иная. Бодуин отстоял Эдессу, а крестоносцы успели взять Антиохию. Но и теперь войска Запада оказались в очень тяжелом положении, возможно самом тяжелом с того момента как крестоносцы ступили на азиатский берег.
Кербога обложил город так, что христиане не смели и подумать добывать себе припасы, а это грозило большим голодом. Подождав немного, Кербога начал 9 июня нападение и приказал вести атаку с двух сторон – со стороны гор и от реки Оронта. Однако христиане дружно отстояли городскую стену против цитадели и сделали удачную вылазку с другой стороны. Турки было разбежались, но потом собрались снова и ворвались в город. Здесь их встретила живая стена из крестоносцев, которой они не могли прошибить, и, несмотря на свою отчаянную храбрость, отступили. Видя, что сила крестоносцев еще велика, Кербога расположил главную часть армии за Оронтом и отсюда уже разослал отряды, держа город в самой строгой блокаде; нападал же только со стороны цитадели, но нападал безустанно, не давая покоя ни днем, ни ночью, и всегда свежими войсками. Этим способом он надеялся сберечь свои силы и дождаться, пока христиане не перемрут с голода. Действительно, нужда в продовольствии становилась с каждым днем больше, и скоро все было съедено. Многих охватило отчаяние.
Некоторые по ночам спускались по веревке и искали спасения в тайном бегстве. Они направляли свой путь к морю и сначала уходили поодиночке, а потом целыми толпами; между ними даже попадались знатные рыцари, бароны. Однажды разнесся по городу слух, что все предводители задумали бежать. Войско бросилось в беспорядке к воротам, и быть бы большой беде, не появись вовремя епископ Адемар и Боэмунд. Они остановили и успокоили напуганных воинов. Между страждущими и голодными христианами стали проявляться чудесные указания. Так, к графу Раймонду пришел бедный француз по имени Петр Варфоломей и рассказал, что ему было видение: явился апостол Андрей и показал копье сотника Лонгина, которым прободили ребра Спасителя, когда Он висел на кресте. И хранится это копье в церкви святого Петра. Если теперь его добыть, то настанет конец мукам. Граф Раймонд взял двенадцать человек и приказал копать в указанном месте. Копали целый день и к вечеру, недалеко от алтаря, действительно нашли глубоко в земле копье. Христиане оживились надеждой на скорое избавление.
Христианам нужно было выбирать одно из двух: или разогнать неприятеля за стенами города, или умереть с голода в этих же самых стенах. Боэмунд составил план сражения. Воины причастились, но прежде чем выступить на последний бой, Боэмунд выслал к Кербога посольство – предложить мир. В этом посольстве находился и проповедник Петр Пустынник. Кербога принял их, но дал грубый ответ: «Или вы должны принять веру Магомета, или подохнуть, как собаки!».
Христиане едва насчитывали 150 тысяч изнуренного и голодного войска, часть которого надо было еще оставить против цитадели, но зато они были единодушны, воодушевлены и веровали в помощь Божью. 28 июня крестоносцы выступили из Антиохии, перешли по мосту через Оронт и вытянули свои пять колонн против мусульманского войска. Готфрид, Роберт Нормандский и граф Гуго находились в центре; епископ Адемар и Танкред прикрывали фланги. Шестая колонна, под начальством Боэмунда, должна была составлять резерв. Странно, что Кербога ничего не сделал, чтобы помешать движению христиан через мост. Он поспешно выстроил свое войско и выслал бека Сокмана в обход противников. Между тем Готфрид, Роберт и граф Гуго двинулись широким фронтом и ударили на турок спереди. Султаны Дамаска и Халеба покинули поле битвы, войска Кербога поколебались, но в это время стремительный удар Сакмана в тылу крестоносцев восстановил ситуацию. В минуту общего колебания турки взяли перевес. Они уже овладели главным знаменем, но епископ Адемар и Танкред, повернув свои крылья, разбили Сокмана и выручили Боэмунда. Тыл был спасен: Кербога отошел за болотистый ручей. Тогда передняя линия христиан опять устремилась вперед, и так смело, что турецкая армия, не привыкшая к правильному отступлению, бросилась врассыпную и покинула свой богатый лагерь. Велика была радость, наполнившая сердца христиан: они увидели себя не только спасенными, но и среди того богатства, такого изобилия, какое не снилось суровым и бедным сынам Севера. В это-то время торжества и победы сложились среди христиан сказания и песни, в которых восхвалялись доблестные подвиги Готфрида, Боэмунда, Танкреда и других героев, даже измышленных, но любимых народами Запада. В течение долгих веков эти сказания переходили из уст в уста, все украшаясь новыми прибавками, отчего становились еще более любопытными. После поражения Кербога крестоносцы приостановили военные действия, чтобы дать отдых измученным войскам. Примечательно, что даже сами крестоносцы удивлялись своим достижениям, однозначно относя их к небесному заступничеству.
У стен Святого Града
Прошли лето и осень 1098 года, а о дальнейшем походе никто из предводителей не думал. Тогда в войсках начался ропот. Воины заговорили: «Если князья не хотят вести нас к Иерусалиму, то мы пойдем и без них. Мы лучше сожжем Антиохию, чтобы она никому не досталась». Все помыслы простых людей были направлены к Иерусалиму. Нетерпение, страстное желание поскорее войти в священный город росло с каждым днем и перешло в открытый бунт. Солдаты подожгли свои палатки и беспорядочными толпами потянулись прямо на юг. Теперь крестоносцы шли уже без остановок к последней, и настоящей, цели своего похода.
Пока крестоносцы медлили, Иерусалим захватили вторично арабы из Египта. Они нарочно выжидали, пока христиане и турки истощатся в борьбе, и летом 1098 года успели сделаться хозяевами священного города. От имени калифа прислали сказать крестоносцам, что они могут теперь приходить частями поклониться Гробу Господню, но только без оружия. Однако это предложение осталось без ответа.
Хотя число крестоносцев сильно уменьшилось после потерь в походах, в битвах, от болезней (кроме того, часть была оставлена в гарнизонах в Сирии), и у них насчитывалось не более 20 тысяч, они готовы были теперь на подвиги выше человеческих сил, особенно после поражения Кербоги. Когда уже оставалось недалеко до Иерусалима, всякий порядок в войске исчез. Движимые набожностью, крестоносцы толпами бросались вперед и, завидев стены и башни святого города, повергались на колени и воздавали благодарственную хвалу Богу.
Крестоносцы расположились вокруг города полукружием, причем восточная сторона, от Масличной горы, осталась не обложенной по недостатку войск. Через несколько дней они сделали попытку взять город штурмом, без всяких приготовлений, рассчитывая на воодушевление. Приступ был отбит, и с большим уроном. Пришлось приступить к правильной осаде, а между тем в окрестностях Иерусалима нельзя было достать ни припасов, ни фуража, ни материала. Войско страдало от жажды, голода, а пуще всего от несогласий. Из генуэзского флота, отправленного на помощь крестоносцам, уцелел только один корабль - прочие были захвачены арабами. Положение крестоносцев становилось отчаянным. К счастью, на уцелевшем корабле находилось несколько искусных инженеров. Когда удалось достать лес, эти инженеры помогли окончить штурмовые лестницы и сделали две большие подвижные башни. С того же корабля доставили войску хлеб, вино и зелень.
Накануне избранного дня войско обошло в процессии кругом Иерусалима. Впереди шло, со Святыми Дарами и песнопением, духовенство, потом предводители, а сзади – длинной вереницей – все войско. Шли босиком, но вооруженные, на случай нападения. В тот же день воины исповедали грехи и причастились. 14 июля, на рассвете, начался штурм. Выпустив по защитникам облако стрел и камней, крестоносцы бросились на приступ. Но гарнизон оборонялся мужественно. Примечательно, что вместе с мусульманами город защищали и иудеи, забыв все разногласия. Арабы, прикрывши стены мешками с соломой, стреляли по машинам зажигательными стрелами, скатывали на христиан бревна, обломки скал. Нападение было отбито.
На следующий день бой возобновился с прежним упорством. И в крепости, и за крепостью понимали, что настал решительный час – жить или умереть. Наступал полдень, а крестоносцы нигде не имели успеха. Уже вожди думали об отступлении, но в тот самый час, когда Спаситель окончил некогда на кресте Свои страдания, наружная задняя стена, со стороны холма Везефы, была проломана. Башню удалось сейчас же передвинуть ко второй стене. Искусное действие стрелков с платформы этой башни и пламя зажженных мешков прогнали арабов со стены. Готфрид приказал опустить с башни подъемный мост и, сопровождаемый братом Евстафием, первый вступил на стены святого города. Ворота святого Стефана были отворены, и крестоносцы с криком: «Так Богу угодно!», - ворвались в город. С другой стороны защитники Давидовой башни, устрашенные успехами христиан, сами открыли ворота дружинам французов. Страшное мщение постигло всех арабов и евреев, доживших до этого часа: в исступлении ненависти христиане не щадили ни пола, ни возраста; сожгли мечети, синагоги и школы, в которых надеялись найти спасение старцы и женщины; они даже казнили сдавшихся защитников Давидовой башни. От 70 тысяч жителей осталось столько, сколько было необходимо для погребения убитых.
Только что христианские вожди покончили с избранием Готфрида Булонского владетелем Иерусалима, или «защитником Гроба Господня», как узнали о новой опасности. Египетский полководец Афдал вступил в конце июля в Сирию и грозил разрушить святой город. Под Аскалоном, на два дня пути от Иерусалима, Афдал присоединил к своим эфиопам несколько арабских орд и рассеянные толпы турок, так что у него составилась армия в 140 тысяч.
Угроза Афдала так воодушевила христиан, что они, несмотря на свою малочисленность, решились сразиться с неверными. Почти все вожди и рыцари отправились босыми к Гробу Спасителя, горячо помолились и после причастия повели войска к Аскалону. Неприятель нарочно распустил по дороге свои стада в надежде завлечь христиан грабежом. Но в войсках был на этот раз строгий порядок: никто, под страхом отлучения от церкви, не смел бросать во время похода ряды, и крестоносцы продолжили движение, нигде не останавливаясь. Скоро христиане вступили в обширную равнину, С правой стороны у них был морской берег, а немного дальше – Аскалон, с левой – горы, впереди, за ручьем Сорек, египетская армия. Утром, как только показалось жгучее солнце Сирии, в христианском лагере началось движение. Войска тихо двинулись через речку Сорек и перестроились в пять боевых колонн. Готфрид взял вправо, к Аскалону, чтобы отрезать оттуда помощь, Раймонд остался на левом крыле, оберегая фланг, а три средние колонны пошли прямо на врагов. Афдал только с что приготовился к бою. Его линии войск имели вид вогнутой дуги, на правом фланге которой стояли турки, на левом – мавры и эфиопы, в центре – египтяне, а впереди – негритянская пехота с луками и проволочными бичами. Смелое движение крестоносцев изумило Афдала. Его смутило и то, что позади христиан поднимались облака пыли, точно шли большие резервы. А это был их же скот. Легковооруженные мавры и негры, став на колени и прикрывшись щитами, осыпали стрелами боевые колонны; потом они схватились за бичи и ударами этого страшного оружия, которое пробивало панцири, ломило щиты и убивало лошадей, остановили наступление. Но Роберт Нормандский с отборною дружиною врезался в густые ряды неприятеля и убил знаменосца. Пораженный страхом, центр египтян повернул назад; осталось 5 тысяч эфиопов, вооруженных железными палками. Они встретили христиан стрелами, кнутами и, наконец, палицами. Готфрид успел разорвать их сплошную тучу и изрубил ее на месте; потом «защитник Гроба Господня» бросился наперерез бегущему центру и правому флангу. Они думали спастись в Аскалоне и теперь повернули к морю. Тут их нагнал Раймонд и потопил до трех тысяч. Танкред атаковал богатый мусульманский лагерь. Египтяне понесли страшное поражение, Афдал бежал так поспешно, что потерял свой меч. Знамя калифа, вырванное Робертом Нормандским, как трофей славной победы было поставлено в храм Гроба Господня, а потом отправлено к святому отцу. Аскалонской победой закончился первый крестовый поход.
Потомки крестоносцев
После него последовали и другие. Но, по мнению, как современников, так и поздних исследователей, в последующих походах в значительной степени была утрачена первоначальная чистота помыслов с ее безграничной самоотверженностью и бескомпромиссностью. И великие религиозные цели очень часто стали оказываться лишь прикрытием низменных устремлений - корысти и тщеславия. Понятно, что такое духовное перерождение привело к тому, что 1244 году христиане окончательно потеряли Святой Город. Папский престол еще неоднократно объявлял крестовые походы, но теперь не против сарацинов, а против еретиков, или даже православных христиан. Активно тему крестового похода (правда, не под знаком креста, а под языческой свастикой) эксплуатировали вожди национал-социализма.
Хотя крестоносная эпопея продолжала волновать умы многих людей Запада, ее настоящими духовными наследниками стали наши соотечественники. В ХVIII-XX веках русские войска непрестанно вели войны, религиозный мотив которых был несомненен - освобождение своих христианских братьев не только православных славян, греков, румын и грузин, но и монофизитов из под ига сарацинов. Война за освобождение Болгарии, была самым настоящим крестовым походом, в которой все остальные мотивы отступили на второй план, перед главной целью - освобождением христиан и Второго Рима - Константинополя от турок. Этой же идеей в значительной степени были воодушевлены русские воины и в годы Первой мировой войны. Как известно, согласно многочисленным пророчествам православных святых (да и распространяемым среди турок предсказаниям), столице Византийской империи предстоит быть освобожденной именно русскими войсками. Как бы то ни было, но тема крестовых походов находит отклик в сердцах и наших современников.
хорошо
