Пока политики спорят – нужно ли России уходить с Кавказа, Россия давным-давно оттуда ушла. В Москве просто про это не знают. Последние русские, которых сейчас убивают в национальных республиках – это арьергард рухнувшей Великой империи. Без патронов и связи, с заклинившим пулеметом, они сидят в окопах на горном склоне и смотрят, как где-то далеко, на равнине, оседает пыль, взбитая ушедшими полками. Их жалко до слез и бешенства, но гибнут они не в пустую. Только через смерть наших соотечественников мы наконец-то начали осознавать всю чудовищную ошибочность новейшей российской политики на Северном Кавказе.
Как-то незаметно, понятное всем интенсивное лечение «проблемного региона» выродилось в сомнительную гомеопатию, похожую на раздачу благодати всем страждущим без исключения. Не по-российски резко, власти вдруг отвергли интенсивную терапию: новокаиновые блокады, ампутации, дренирование нарывов и т.д. В ходу теперь лишь мягкий массаж, лечебная физкультура посредством правительственной связи, и целебные обертывания долларами и рублями.
Теперь отношения России и Кавказа все больше напоминают классическую житейскую историю или сюжет из киножурнала «Ералаш». Со стороны кажется, что толстый и здоровенный увалень-отличник, ограничивая себя в еде, покупает дружбу главного хулигана класса. Хулиган благосклонно дружбой торгует, но не забывает изредка отвешивать подзатыльники отличнику. Что бы помнил, как оно живется, без дружбы….
Чтобы не говорили, а последние русские на Кавказе здесь очень нужны. Они – единственный залог «великой дружбы». Русские нужны, в первую очередь, российским властям – помогают «сохранить лицо» и декоративную территориальную целостность страны, и статус размещенных в республиках войск. Пока в аулах и бывших казачьих станицах живы последние русские старики – российская армия, как бы не называли ее недоброжелатели, не будет считаться «оккупационной». Русские безумно нужны кланам российских граждан, считающихся политической элитой Кавказа. Эти русские – залог красивой жизни их республик, поэтому именно эти политики – самые яростные противники отделения Кавказа от России.
Вот город Грозный, который в отличие от Костромы или Углича, просто лопается от закачанных в него денег. В республике почти не сеют и редко пашут, а прекрасные фруктовые сады, тянущиеся вдоль шоссе на десятки километров, заброшены со времен Дудаева. Что-то делать с этими садами никто не собирается. Зачем? И так хорошо. По дорогам ездят неплохие машины, а каждый перекресток – строительный рынок. В самой столице жизнь кипит как перед пришествием чумы: Дома ремонтируют, вставляют стеклопакеты, но не подключают к коммуникациям – в этих многоэтажках некому жить, а деньги девать куда-то надо. Республика демонстративно, на зависть нищей среднерусской равнине, «осваивает бабло» российских налогоплательщиков.
Республика Ингушетия – безработная и дотационная насквозь, при этом, куда не глянь – строительный бум. И залить фундамент 120 метрового дома, стоит столько же, сколько и в ближнем Подмосковье – 500 тысяч рублей. Такой тут уровень жизни, почти столичный. Безработная республика Дагестан получает те же дотации из Федерального центра, при этом, по данным Счетной палаты, здесь больше всего в России меняется наличных рублей на наличные доллары.
С обочины жизни на всю эту суету смотрят последние русские. Они прекрасно понимают, что если найдется в России здравый человек с калькулятором, который посчитает стоимость мира на Кавказе и грядущую цену вымирания русской России… Да попробует силой уравнять в правах и обязанностях всех жителей страны… Русских здесь вырежут в первую же ночь. За ненадобностью. И разлюбезный сосед-милиционер, с которым вместе справили 30 пасх и 30 байрамов, заступаться не станет. Скажет просто: «люди не поймут». И будет прав по-своему, по-кавказски. И за зарплатой, которую прислали из России русские идиоты, сходить не забудет...
Мягкое выдавливание русских из общественно-политической жизни Северного Кавказа практически завершилось. Пожалуй, один лишь Дагестан пытается сохранить «хорошую мину». При правительстве республики существует специальная структура по делам русскоязычных граждан республики. А совсем недавно, в Махачкале открыли памятник русской учительнице. В трех десятках километрах от столицы эта лепота заканчивается. Про дружбу народов тут не слыхали со времен СССР. Да и не до дружбы людям разных народов – аварцы, лакцы и даргинцы переселяются с гор на равнины, соревнуясь между собой. Занимают опустевшие станицы кизлярской казачьей линии. Или расселяют их. Последним непонятливым русским, еще занимающимся традиционным виноградарством, выпускают в виноградники стада овец. В глаза разоренных виноградарей чабаны смотрят твердо, отвечают жестко:
-Ты жадный, да? Овцы немного поели. Зачем кричишь?
Тем, кто разводит клубнику – запускают в огороды куриц. За час все изгажено. Потом баню кто-то сжег. По винограднику трактор проехал. Сточная канава вдруг забилась кирпичами, хату и огород затопило дерьмом. Корова паслась, потом исчезла. Сына три раза подряд избивали на дискотеке. Толпой. Дочь шла из магазина – залапали, в следующий раз обещали украсть и продать. Куда бежать – в милицию? Лапал троюродный племянник участкового. В комиссию по правам человека? Там намеки не рассматривают. Там занимаются конкретными делами и борются только с одни видом фашизма – русским. Выход только один и местные газеты забиты стандартными объявлениями: «Меняю трехкомнатную квартиру на комнату в Краснодаре».
Какая программа поддержки и возвращения русских остановит этот исход? Какая программа объяснит простым кавказцам, что если русские ищут в крохотном городке православный храм, спрашивая дорогу вежливо, не забыв сказать обязательное «Салам!», им надо показать дорогу к храму, а не к городской свалке. Никакая программа, даже с атомным бюджетом, на это не способна. Мы минут двадцать катались по Кизляру, но дорогу смог узнать только водитель, расспрашивавший прохожих на местных наречиях и диалектах с угрожающими интонациями в голосе.
Кизлярская управа некогда славного казачьего войска напоминала тот самый последний окоп, в котором сидят последние русские оставшиеся прикрывать отступивших товарищей. Бронированную дверь нам открыл казак с помповым ружьем. Атаман Николай Спирин долго не мог поверить, что я приехал из самой Москвы писать о русских на Кавказе. Поэтому, по инерции, задвинул речугу о возрождении казачества под сенью государственной поддержки. Я нетактично оборвал его. Сказал ему, что в возрождение казачества поверю только тогда, когда у каждого приписного казака автомат будет стоять в оружейке управы, а у каждого реестрового – лежать где положено, дома, под кроватью. А без этих малостей, все возрождение – костюмированная буффонада. Николай Спирин аж заскрипел зубами от злости, потому что я попал в самое его больное место.
По мнению атамана, никакая политика, кроме политики силы, для Кавказа не годится.
- В конце 90-х годов тут мода появилась. На любую автоаварию с русским приезжала толпа джигитов. Русскому, прав он или не прав, просто бросали ключи от машины. Со словами: «Завтра пригонишь такую же, но новую. Эта мне не нужна!». Мы на такие аварии стали выезжать с казаками. Знаешь, мода очень быстро прошла. Гаишников стали вызывать… Ну и про нас узнали. Что мы не просто ряженые, можем и в глаз дать. Парни к нам русские потянулись, и не все они казаки. А куда им деваться?
Говорили мы с ним долго, из управы пошли к атаману домой - отобедать. До границы с Чечней, куда я направлялся дальше, от Кизляра всего два километра, но мне все равно собрали котомку – яблочки, хлеб, сало, домашний пасхальный кулич. Провожали, как на тот свет. Атаман, повоевавший в первую чеченскую, вывел меня за Кизлярский блокпост, на территорию Чечни, и посоветовал мне по дороге до Грозного внимательно смотреть на названия бывших казачьих станиц. Смотреть и думать, а потом писать правду. Ехать в станицу Серебрянскую, куда два века назад переселили моих предков с Волгской линии, атаман мне отсоветовал:
- Не трави себе душу. Там уже лет пять, как нет ни русских, ни казаков, у нее даже название изменилось.
Не нужно быть ханжами. Не будем играть в жмурки сами с собой. Кавказ мы проиграли, продали, подарили, отдали. Россию и русских там не любят, не уважают и не бояться, а для Кавказа эти три слова – синонимы. Нет дураков и среди русских – ехать туда и второй раз наступать на все те же кавказские грабли. Немного дураков найдется воевать там третий раз непонятно за кого. Ласковые заверения кавказских политиков ничего кроме кривой усмешки у «коренных русских кавказцев» не вызывают. Они знают им цену. Заверения политиков российских комментируются матерно. Простые кавказцы, которые не боятся говорить о том, о чем только думают их лидеры, уже открыто намекают, что «пора русским дергать в Ростов». И обязательно дернем, с таким-то подходом. Губя свой народ, и оплачивая демографический взрыв народа чужого. Побежим до самого южного берега Северного Ледовитого океана.
Хотя выход из позорной ситуации нам завещали предки. Нет, это не тупой «бетонный забор вокруг Чечни и все там разбомбить». Выход в восстановлении старых казачьих линий, которые разграничивали некомплиментарные этносы так четко, будто их рисовал целый институт этнографов. И заселить эти станицы можно. Есть и родовые казаки и бывшие русские беженцы из кавказских и азиатских республик и три миллиона молодых русских парней-охранников, бессмысленно сидящих у входов в офисы. И два миллиона крепких отставников-офицеров ставших вахтерами и таксистами. Была бы на то государственная воля. А денег у нас, судя по нынешней кавказской политике – девать просто некуда.
Есть еще один аргумент в пользу того, что восстановление линий и станиц выход верный. Именно о нем боятся говорить лукавые кавказцы. Они много раз просили вернуть на Кавказ каких-то абстрактных русских, но ни разу не попросили вернуть его коренных жителей - казаков…
Александр Пономарев
хорошо
