7-го июня я попал на суд-мед экспертизу, которая проходила в карамзинской психиатрической лечебнице. В восемь часов утра меня повезли в карамзинку. Повез меня в сие злачное заведение сам гр-н следователь который собственно и ведет мое дело.

По приезду в клинику меня попросили подождать, что бы психиатр успела ознакомиться с моим делом.

Ждал я около сорока минут или часа. Я был первым. За мной перевезли также на экспертизу одного парня в спортивном костюме и короткой стрижкой. Он был закован в наручники и выглядел очень свирепо. Казалось, будто браслеты на его запястьях рухнут и он разорвет конвоировавших его ментов.

И вот меня вызывает психиатр. Начала она с риторического вопроса, "как я дошел до жизни такой".
Дальше вопрос поменял форму. И звучал несколько иначе, в какой организации состою и как я приобщился к расистским и фашистским взглядам. Я долго молчал и недоумевал. Потом ответил, что не понимаю о чем это она. Затем психиатр стала ссылаться на моего отца, на его показания. Где он пояснил, что с 2008 года я не нигде не работал(это лож!), что в семье у нас постоянные скандалы и конфликты(это тоже лож!) Да этот поклеп на меня дал мой отец!

Вообще период середины весны когда на меня возбудили уголовное дело-282 я могу охарактеризовать, как период предательства со стороны родных и близких мне людей.Родные и близкие в самый трудный в моей политической судьбе момент вставили мне нож в спину. Это массовое предательство в очередной раз подтвердило истину о том, что у революционера не может быть ни жены, не родственников и не родителей. Революционер, как говорил Евгений Левине-это мертвец в отпуске. У мертвых нет близких людей у мертвеца нет ничего и никого.

Едим дальше. Психиатр попросила прокомментировать характеристику которую дал на меня мой отец. Я тупил около двух минут. Не знал, что ответить. Потом пояснил, что мой отец был в шоковом состоянии из за чего и выдал следователю такую дурь. Но это не убеждало врача, странно выглядело если бы убедило. Врачиха была строга, строже чем следователь на допросе. Требовала от меня искренности в разговоре. Адвокат перед экспертизой предупредила меня, что врачи будут подментованные. Несколько раз я просил ее вернуться к своим прямым обязанностям психиатра. Но просьбы мои были тщетны. Перед окончанием разговора она сказала, что если бы я с ней поговорил откровенно и поговорил бы вообще(я почти молчал.) То это бы мне защитилось на суде. Меня признали вменяемым. Вот такая у нас карательная психиатрия.