Последнее слово на суде координатора ДПНИ-Красноярск леонида Иконникова, произнесенное 25 мая 2009 г.:

"Ваша честь, я обвиняюсь в ряде преступлений. В некоторой части я сознался и раскаялся, но отказываюсь сознаваться в тех преступлениях, которые не совершал. Сторона обвинения хочет наказать меня не за мои поступки, а за мои идеи. С самого начала следствия не ставилась задача установить истину, ставилась задача любыми путями оклеветать меня и упрятать в колонию. Этим правоохранительные органы убивают двух зайцев - избавляются от меня как от организатора общественных акций, и оказывают давление на моих сторонников. В этой ситуации весьма кстати пришелся следователь А.А.Авдеев, который, как мне показалось, решил использовать довольно редкое дело (точнее, второе в крае) ведущееся по 282-й статье, дабы быстро продвинуться по службе, привлекая к делу факты, двусмысленное значение которых при интерпритации может говорить о моей вине, и,совершенно упуская из виду факты, посредством которых нельзя меня обвинить, а также оправдывающие меня факты. Доказательством моим словам будет то, что до Авдеева три следователя закрывали мое уголовное дело за отсутствием состава преступления. Я осознаю ту сложность положения, в котором оказался суд, ведь, в строгом приговоре для меня очень много заинтересованных сторон, но все же, я надеюсь, что суд не пойдет на поводу коньюктурных интересов и даст истинную оценку притязаниям стороны обвинения.

Еще раз я хочу остановится на тех моментах, которые не заметило следствие.

Так, в эпизоде в баре "Солнышко", когда в бар зашли спортсмены, не был учтен тот факт, что вошедшие узнали Шаплыгина и именно к нему обратились с претензиями. Я, со своими друзьями, заступился за него и этим навлек на себя гнев нападающих. К сожалению, у меня в суде не было возможности задать свои вопросы Шаплыгину, и, думаю, что на него было оказано давление, что объясняет перемену в его показаниях; это подтверждается ещё и тем, что в начале следствия он был одним из подозреваемых. После выбитых у него показаний ему, скорее всего, строжайше запрещено было попадать в суд.

Среди нападающих на нас спортсменов были люди разных национальностей - и кавказцы, и русские, и мотивировать наше поведение национальной неприязнью - абсурд.

Также следствие не обратило внимание на тот факт, что нападавшие дожидались нас на улице в течение 20 минут, и не мы, а они были инициаторами конфликта. В ходе преследования нас, напавшие выкрикивали слова: "Россия для армян, Кавказ с нами, Россия под нами"; но следствие предпочло сделать пострадавшую сторону виновной. Я могу объяснить это тем, что вся эта ситуация была хорошо спланированной провокацией, так как на следующий день в Красноярск прибывали - лидер ДПНИ Александр Белов и депутат Госдумы Андрей Савельев для встречи с участниками движения. Многие очень не хотели, чтобы эта встреча состоялась.

Напавшие на нас были очень организованны - были на машинах, у них были бейсбольные биты и пистолеты, также они меняли номера на машинах. Их количество составляло около 15-20 человек.

В прениях сторона обвинения пыталась доказать, что именно мы были инициаторами конфликта, в частности, опираясь на тот факт, что мы не обратились в милицию за помощью. Объясняю: этого мы с ребятами не сделали, т.к. вначале надеялись избежать конфликта, и обзвонили друзей, надеясь, что, если нас будет достаточно много, спортсмены не решатся напасть на нас, также на улице было много народа, что первоначально вселило в нас уверенность в собственной безопасности, когда же нас выгнала на улицу из бара "Солнышко" работающая там девушка-бармен, т.к. бар заканчивал работу, уже не было возможности вызвать милицию, пришлось убегать.

Нас было 7 человек, и мы осознавали серьезность ситуации, и взятые нами пустые бутылки использовались только ради самообороны. швыряли мы бутылки с расстояния 5-6 шагов, и то, что они не задели ни одного человека (а бутылок было не меньше 10), еще раз доказывает неагрессивность наших поступков.

У невольных свидетелей этой ситуации Кузминой, Переверзевого, Евлампеева, Дмитриева могло сложиться превратное впечатление о тех событиях. Дело в том, что они обратили внимание на наш конфликт только после шума от разбитых бутылок. Они увидели конец конфликта, когда нам удалось отогнать нападавших. Они не видели того, как преследовали нас. А  девушка-бармен кафе застала ситуацию еще позже.

Не ясна ситуация с пистолетом, который был изъят у Авояна. Он утверждает, что отобрал его у меня - это версия не поддается никакой критике. (Зачем я тогда пользовался бутылками?) Авоян, попавшийся с пистолетом, пытается очернить меня . Почему следствие не разобралось в этом и не возбудило уголовное дело в отношении него?

Очень сомнительны показания остальных нападавших, так, Пашаев утверждает, что конфликт начался в кафе "Жареное Солнце", а не в "Солнышко", он не мог перепутать названия, т.к. четко описывает лестницу вниз, (кафе "Жареное Солнце" располагается в подвальчике на ул. Мира), которой нет у бара "Солнышко". И показания Мирзоева, который говорит, что заходил в бар "Солнышко" якобы перекусить, но ему отказали, т.к. заведение закрывалось. Зачем же он тогда 20 минут стоял у бара, который закрывался, если хотел есть? Он дожидался именно нас.

Следующий эпизод, который произошел у РКК "Луч", случился из-за того, что я и мои друзья были озлоблены предыдущей ситуацией у "Солнышко", наш настрой подогрел Шаплыгин, который сообщил нам, что его друга избили около "Луча". Мы шли защитить знакомого Шаплыгина и отомстить тем ребятам, которые нападали на нас, хотя сторона обвинения пытается убедить суд, что целью нашего похода было якобы нападение на любых прохожих нерусской национальности. Еще раз подчеркиваю - среди нападавших были люди разных национальностей  и мы шли искать конкретных обидчиков. Мы знали, что эти ребята собираются около "Луча" и шли именно туда. Если следовать логике стороны обвинения, мы должны были нападать на нерусских, которых встречали по пути, а этого не было, значит, обвинение заблуждается в том, что нашей целью были представители какой-либо социальной группы. Повторяю, мы искали конкретных людей.

Если взять доказательства, которые предоставил гос.обвинитель, а, конкретно, видеозапись наружного наблюдения РКК "Луч", создается впечатление, что ее изменили в интересах обвинения, а именно - сознательно удалено начало конфликта. Следствие утверждает, что именно я первым подошел к пострадавшим и поинтересовался их национальностью. Хотя к ним подошел Иванов. Я и он подтверждаем это в своих показаниях, пострадавшие косвенно подтверждают это - Полоян, будучи медиком, обратил внимание на плохое состояние передних зубов того, кто ним подошел, (по его словам, это был я), но, те признаки, по которым запомнил меня, больше подходят под описание Иванова (у него проблемы с передними зубами . Следствие, вместо того чтобы провести опознание, допустило ошибку и свели меня с пострадавшими до опознания. т. к я доставлялся вместе с пострадавшими, у них сложилось неправильное представление, следствие фактически заставило указать на меня. Я и Иванов схожи по росту, я вообще не подходил к пострадавшим, только со спины. Если пострадавшие так слабо запомнили меня, то можно утверждать, что и в других моментах их показания не верны, а именно - количество нападающих на них и лозунги, которые выкрикивали нападавшие, т.к. пострадавшие не знали причину нападения на них, они сделали вывод, что на них напали по национальному признаку, и, чтобы подтвердить свои домыслы, указали, что нападавшие выкрикиванли нацистские лозунги (а их не было), а также домыслили наличие повязок со свастиками, их отсутствие подтверждает видеозапись.

Свидетель Кирокосян также выдумал лозунги нападавших, ему до инцендента около "Луча" была известна ситуация в центре города (на очной ставке он утверждал, что подвозил к "Лучу" парней-армян, которые ему рассказали, что, якобы была драка между армянами и скинхедами. И когда он увидел драку на крыльце кинотеатра, то сделал вывод , что это те же скинхеды избивают армян. Он повлиял на своих коллег таксистов. Подтверждением моих слов служит то, что свидетели говорят о разных лозунгах, и показания в этой части не совпадают (ни один лозунг не повторяется двумя свидетелями).

Сторона обвинения пытается убедить суд в том, что мы искали именно лиц кавказкой национальности, это не так, среди людей, стоящих на крыльце, мы увидели Тарасова, и подумали, что именно он был участником нападения на нас в кафе "Солнышко", он славянской внешности, а стоящий рядом с ним Полоян (его точно не было у кафе) попал под горячую руку. Я долго не был уверен в непричастности Тарасова, но после ознакомления с матерьялами дела убедился в непричастности его. Я признаю, что избил невиновных и раскаиваюсь в этом. У меня не было возможности извиниться перед ними, но я бы с радостью это сделал.

С того времени прошло уже более двух лет, я повзрослел, и сейчас негативно отношусь к таким вариантам мести. Сейчас я бы не стал так поступать.

Но я не согласен с выводами обвинения, что те действия были совершены на почве межнациональной вражды. Получается, что любой бытовой конфликт, где участники являются представителями разных национальностей, подпадает под экстремизм. Я убежден, что следователи, которые в простом хулиганстве пытаются наскрести экстремизм, при этом закрывая глаза на более крупные преступления, сами разжигают рознь.

В своих прениях сторона обвинения утверждает, что, якобы мои действия привели к межнац. розни. Этот вывод сделан из событий, которые происходили после 31.03.2007, когда кавказцы нападали на русских в центре города. При этом обвинение не учитывает тот факт, что подобные нападения были задолго до событий на "Луче", это видно из показаний Скрипальшикова, и событие в "Солнышко" - одно из таких нападений, когда кавказцы искали скинхедов и узнали Шаплыгина по характерной одежде.

Кроме того обвинение не обращает внимание на то, что я пытался погасить конфликт: обращался в органы исполнительной власти, искал возможность встретится с представителями диаспор.

В ходе судебных слушаний я объяснял суду, почему при первых показаниях давал не верные сведения, объясняя это тем, что меня, Гулливатенко и моего брата сотрудники ЦРУВД уговорили дать их именно так, мотивируя просьбу тем, что в этом случае не будут возбуждать уголовное дело.Также мой предыдущий адвокат требовал от меня именно таких показаний. Сторона обвинения ,зная это, сознательно придает этому большее значение и пытается заставить усомниться суд в моих последних показаниях.

Также обвинение не принимает в расчет те факты, которые стали известны в ходе судебных заседаний, относится к ним предвзято.

За время следствия сменилось 4 следователя, многое, что им рассказывали свидетели, они предпочли не замечать. Часто на допросах у следователя зарание был готов протокол, в который вносились только те изменения, которые необходимы для доказательства нужной линии. В часности, когда я сообщал факты по делу, их отказывались заносить в протокол, якобы они не относятся к существу дела. (Например, я сообщал о преследовании молодых ребят со стороны кавказцев, это не вносилось с протокол). Когда мое уголовное дело гуляло от одного следователя к другому многие факты были утеряны, и последущие следователи относились к ним предвзято, считая выдуманными. Видя такое отношение, я решил многое оставить до суда ,надеясь на большую объективность. Многих свидетелей я нашел, когда дело уже было передано в суд. Так, например, свидетеля Скрипальщикова.

Обвинение старается вызвать недоверие к свидетелям, свидетельствующим в мою пользу, утверждая, что они мои знакомые, но они давали присягу в суде ????

Также обвинение утверждает меня в том, что я мешал следствию: встречался со свидетелями и договаривался с ними, хотя все следователи и сам Авдеев обращались ко мне, чтобы я помог найти свидетелей, и после этого обвинять меня, по меньшей мере непорядочно. Единственное, что я говорил свидетелям - не приходить на допросы без повестки.

При рассмотрении эпизода на мосту следователь Авдеев с самого начала принял сторону сотрудников правоохранительных органов, т .к он уже вел дело по "Лучу", ему важно было осудить, пусть и неправомерно именно меня. О противоправных действиях сотрудников ДПС он и слышать не хотел, на первых допросах так и заявлял. Только после написания рядом свидетелей жалоб в прокуратуру в материалах дела стали появлятся факты против ДПСников. В такой ситуации рассчитывать на то, что следствие сделает беспристрастные выводы, не приходится.

Какие же факты следствие предпочло не заметить - наличие и применение газового балллончика, мотивируя это отсутсвием таковых у сотрудников в служебном наборе, не принимая во внимание, что баллончик может быть у сотрудников приобрететен на личные средства. Свидетели (Яуров и Янченко) прямо описывают его как гражданский (черный с красной крышкой), который продается на каждом углу.

Также следствие безапелляционно доверят сотруднику в том, что молодые люди передвигались по проезжей части. Такие факты были, но значительно позже, когда уже произошел конфликт с сотрудниками, простые граждане обегали свалку людей, которые устроили сотрудники, боясь быть отравленными газом.

Об этих и других фактах утверждают более 15 человек, но Авдеев не принимает их показания всерьез,  утверждая, что они мои знакомые и я их подговорил. А обвинения строит на показаниях двух сотрудников, один из которых долгое время находился в служебной машине. Тот факт, что сотрудники врут для того чтобы избавить себя от ответственности, следствие не учитывало. Сотрудники врут даже в мелочах, например, о погоде в тот день, они утверждают, что несколько дней не было дождя, и на мосту не было луж. Также против меня свидетельствует некий Иванов, у него брались показания в СИЗО и исключать давление на него нельзя. Также некий Лакеев утверждает, что ехал по мосту и видел 10 человек, идущих по проезжей части, по моему мнению, свидетель видел другую группу пешеходов (по мосту шли до 1000 человек), также свидетель утверждает, что эти ребята бросали стеклянные бутылки и он слышал звон стекла, а продажа  в тот день напитков в стеклянной таре была запрещена.

В качестве вещественных доказательст приводится служебная накидка ДПС, на которой якобы мой след, но достаточно одного взгляда на нее и становится понятно, что след на ней оставил человек с довольно большим размером ноги (а у меня 41-й размер) и, скорее всего, след на ней оставили, когда уже сняли. Тем более из показаний Калинина не ясно, где ему якобы нанесли удар. Если бы дело обстояло именно так, как описывает Калинин, то, для того чтобы затащить его в толпу, мне бы пришлось перетащить его через бордюр, если даже учесть, что толпа была на проезжей части, то толпе пришлось перетаскивать его через бордюр к перилам. Это подтверждает то, что Калинин врет, что мы шли по проезжей части.

Почему же сотрудники делают меня виновным? Это, безусловно, личная обида Калинина, т.к. после того, как он толкнул Еремееву, я плюнул в него и сразу же отбежал в гущу толпы, и, после того, как сотрудники стали распылять газ в толпу граждан (а там были женщины и дети), я встал на перила моста и потребовал не подходить, только так можно было остановить беспредел, и на время сотрудники отошли, то ли от того, что боялись я спрыгну (хотя они предлагали прыгать), то ли на них повлияли коллеги, которые подьехали в этот момент.

В следующим эпизоде, когда сотрудник ДПС Николаев стащил меня с перил на асфальт и придавил меня своим телом, а сверху навалились ребята (возможно, кто-то из ребят нанес удар сотруднику), но сотрудник утверждает, что я его душил и бил головой об бордюр. Этого просто не могло быть, т.к. я не мог пошевелится под таким весом и сотрудник слез с меня только после того, как надел наручники, плюс к этому сотрудник намного сильнее меня физически. Его напарник подтверждает его показания, но описывает якобы имеющею место борьбу совсем по-другому. В суде он отказался показать как именно я душил Николаева, а только описал как я его схватил ладонями за шею, а по версии Николаева я зажал его шею в локте. Следовательно он вообще не виде борьбы, т.к он сам утверждает, что сдерживал поток пешеходов. Начальник батальона ДПС вообще говорит, что не видел, как именно происходила борьба, но утверждает, что дрался именно я, и у меня была прическа " ирокез", хотя так был подстрижен мой брат Александр, в свалке не учавствовавший.

Таким образом, у обвинения только два свидетеля, видевших борьбу, но описывающих ее по-разному. Но показание свидетелей, которые говорят, что борьбы не было, Авдеев не учитывает, напротив, ссылается, что это мои знакомые. Но сотрудники тоже знакомы, тем более, связаны т.н. честью мундира. Также сторона обвинения пытается посеять недоверие к свидетелям в том, что они дают неточные показания, не учитывая то, что на мосту было очень много народа и каждый свидетель рассказывает только то, что видел. С другой стороны, то, что свидетели допускают неточности, доказывает то, что я их специально не готовил. В часности, никто, кроме сотрудников, не видел моей драки с Калининым, а не видели ее потому, что ее не было.

По предявленным мне обвинениям по ст. 318 ч1 и ст. 318 ч. 2 я не признаю себя виновным, но я подтверждаю, что плевал в сотрудника, только за то, что он ударил девушку. Если в случае на "Луче" я раскаиваюсь в своих действиях, на мосту я не мог поступить иначе, я не могу видеть, как бьют женщин, и этот поступок был осознан.

Собирая доказательства моей вины, следствие большое внимание обращает на мою общественно-политическую деятельность, а именно, связанную с ДПНИ. Мне непонятно, какую роль движение имеет в этом деле и в прошедших событиях. Воспринимаю это как давление на гражданскую свободу. Например, участковый, который давал мне характеристику, утверждает, что я состаю в экстремиской организации, хотя судебного решения по признанию деятельности ДПНИ экстремисткой нет, он, очерняя меня, превышает свои полномочия, т.к не является экспертом. В дополнение к этому следователь Авдеев не скрывал, что на него оказывалося давление, также известно, что правоохранительным органам необходимо выполнять план по печально известной 282-й статье. Я убежден, что судят меня не за мои преступленя, а из-за предвзятого мнения о ДПНИ.Та деятельность, которую осуществляет эта организация, не нравится власти. Хотя основной ее лозунг "За закон и порядок", ее пытаются очернить. Авдеев так и заявлял, вы всем надоели, вас должен кто-то остановить. После выдвинутых против меня обвинений я не ушел в тень и продолжал заниматся политикой. Все акции за последние два года проводились мною при серьезном контроле и проводились мной исключительно в рамках закона. Ваша честь, я прошу подробно разобратся в деле и вынести мне наказание только за те преступления, которые я совершал. При этом прошу учесть, что я ранее не судим и у моей жены скоро родится ребенок. Спасибо."