Более четырех месяцев прошло со дня парламентских выборов в Бельгии, но правительство страны до сих пор так и не сформировано. Политические партии оказались не в состоянии договориться, в каком направлении дальше будет двигаться более чем десятимиллионная страна, получившая независимость 177 лет назад. В обществе все больше распространяется страх, что Бельгия как государство может просто исчезнуть с карты мира.

И, надо сказать, для такого пессимизма есть все основания. Как сообщает влиятельное американское издание The International Herald Tribune, радикальные фламандские сепаратисты имеют даже свой план раздела страны: север, по границе этнического размежевания, они предлагают оставить себе, а юг отдать валлонам.

Бельгия исторически разделена на несколько частей, где проживают разные нации. Север и запад — это фламандская Фландрия, исторически тяготеющая к голландцам. Фламандский язык — «флэмиш» — диалект голландского. Промышленный шахтерский юг страны населяют валлоны, говорящие на валлонском диалекте французского. Оба языка имеют статус государственного.

Мира между этими двумя частями страны не было никогда. Так что бельгийцы вот уже почти двести лет живут в состоянии перемирия, кляня свой неудавшийся, как считает большинство, «брак» по расчету. Однако счастья, как оказалось, это не прибавило. Скорее наоборот. Фламандцы долго чувствовали себя гражданами второго сорта: шахтерский валлонский юг кормил новую страну. Франкоязычные валлоны заседали всюду – в правительстве, банках, преобладали в главных отраслях промышленности – угольной и металлургической, которые много десятилетий вытягивали экономику Бельгии.

Но после Второй мировой войны в результате спада в угольной и металлургической промышленности и развития других отраслей все поменялось в доме бельгийцев. Главными стали фламандцы, которые, похоже ничего не забыли валлонам, называя теперь их «нахлебниками».

Первый серьезный кризис в отношениях двух разноговорящих групп населения, который едва не привел к распаду страны, возник в 1968 году. Причиной стал языковый конфликт: политики не могли договориться, на каком должно вестись преподавание в Лувенском университете. Дело едва не дошло до автономизации Бельгии на две области — Фландрию и Валлонию. Тогда этот процесс удалось остановить, изменив ради этого конституцию, которая определила границы использования обоих языков и предоставила двум частям страны больше регионально-языковой свободы.

Но идея сепаратизации Бельгии, вплоть до ее расчленения, продолжала будоражить умы националистов, промывающих на эту тему мозги простым гражданам при каждом удобном случае. Последним таким случаем стали выборы в национальный парламент 10 июня этого года, на которых фламандские христианские демократы, добивающиеся большей автономии для Фландрии, заняли первое место. Лидер их партии Ив Летерм (Yves Leterme) претендовал на место премьер-министра, но за четыре месяца так и не сумел собрать коалиционное правительство: его отвергли франкоговорящие. В общем, еще до прошлого вторника все шло к тому, что Бельгию может постичь трагическая участь распада.

«Мы две разные нации, а это искусственное государство, созданное в качестве буфера между великими державами, и у нас нет ничего, кроме короля, шоколада и пива, – сказал журналистам Филипп Девинтер (Fillip Dewinter), лидер организации «Фламандский интерес» (Vlaams Belang), ультраправой фламандской партии, которая приобретает в обществе все больший вес. – Пора сказать Бельгии «Пока!».

Однако все решилось неожиданным образом: христианские демократы и либералы временно отложили свои разногласия и договорились сосредоточиться пока на новых подходах к вопросам предоставления в стране убежища иностранцам и экономической миграции. Страх перед иммигрантами, пишет The International Herald Tribune, неожиданно объединил Бельгию. Свой поворот от национализма и сепаратизма депутаты объясняют тем, что нашествие иммигрантов является угрозой для страны, унифицирует ее, лишает ее идентичности. И это при том, иронизирует газета, что «объединяющей силой бельгийцев всех лингвистических приверженностей является любовь к 400 сортам бельгийского пива».

«Все бельгийские политики ужесточили свои позиции по вопросам миграции, и это привело к тому, что они, эти вопросы, стали очень чувствительны. И это мы наблюдаем сейчас по всей Европе, — приводит газета слова Пьера Блайси (Pierre Blaise), социолога и политолога из исследовательской брюссельской организации Crisp. – Это совсем не значит, что бельгийцы нетолерантны, скорее радикализация правых подтолкнула главные партии к одобрению жестких подходов к вопросам иммиграции вообще и к исламу в частности».

Политические аналитики и эксперты отмечают, что решающее влияние на более жесткие подходы к проблемам миграции в Бельгии оказала и продолжает оказывать радикальная ультраправая фламандская партия во главе с Филлипом Девинтером, которого сравнивают с известным австрийским праворадикалом Георгом Хайдером (Jörg Haider), основателем антииммигрантской Партии свободы. Основное требование, которое предъявляет партия Девинтера – это репатриация иммигрантов, которые не хотят прилагать усилий для интегрирования в бельгийское общество.

Его изречение «Терпимость — это ахиллесова пята Европы, а исламские иммигранты — это троянский конь» получило широкую известность и поддержку среди европейских ультраправых. В качестве аргумента он приводит ситуацию с населением в его родном городе Антверпене: каждый год Антверпен покидают от четырех до пяти тысяч коренных жителей, и от пяти до шести тысяч иммигрантов неевропейской принадлежности ежегодно оседают здесь. «Процесс идет очень, очень быстро, — предупреждает Девинтер. — Возможно, что это конец Европы».

Согласно договору, который подписали парламентские партии, иммигранты не из Европейского Союза смогут приехать в Бельгию для поисков работы только в том случае, если на нее не будет достаточно кандидатов в самом ЕС. Партии также согласились с тем, что следует ввести специальные правила для тех иммигрантов, которые хотят воссоединиться с семьями в Бельгии, включая требование к ним предъявлять соответствующий документ о наличии необходимых для проживания в стране финансов. Ужесточается также процесс получения бельгийского гражданства. Теперь для этого необходимо проживать в стране непрерывно не менее пяти лет, а также выучить один из официальных государственных языков Бельгии.

Однако не все в стране согласны с ужесточением подходов к вопросам миграции. И об этом свидетельствуют многочисленные дебаты на телевидении, по радио и в бумажных масс-медиа. Огромный резонанс не только в Бельгии, но и во всем мире получило так называемое дело о высылке из страны 11-летней девочки Анжелики и ее мамы Анны Каямарка (Cajamarca), которые оставались в Бельгии и четыре года спустя после окончания их туристической визы. Девочка даже ходила в бельгийскую начальную школу. Задержание семьи, а также планы властей страны депортировать ее взорвали общественность. Только благодаря усилиям правозащитников и вмешательству Анны Мальхербе (Anne Malherbe), бельгийской супруги эквадорского президента Рафаэля Корреа (Rafael Correa), которая, по сообщению газеты, даже назвала этот случай фашистским, история разрешилась благополучно.

Следует также отметить, что не все аналитики склонны видеть в подписанном парламентскими партиями Бельгии договоре о новых подходах к регулированию миграционных процессов в стране национальную антииммиграционную составляющую. Многие оценивают этот договор скорее как прагматическую попытку политиков выйти из четырехмесячного тупика, в который они сами себя и страну загнали. А ситуацией, когда страх перед эмигрантами затмил лингвистическое и идеологические расхождения, воспользовались ультраправые, чтобы оказать серьезное влияние и на общество, и на франкоговорящие партии-победители, которые все еще не могут сформировать правительство.

Источник